— Ты никак не можешь предложить мне оставить Хлюпа с Шэл. И конечно, позарился на их лошадок, — укоризненно хмыкнула принцесса.
— Извини, — пристыженно промямлил Женька.
— Дурачок ты мой! Так ничего и не понял. — Лэя улыбнулась и, нежно обняв, поцеловала в щеку землянина. — Ты спрашиваешь у своей ноги, куда ступать? Ну, или наоборот, стесняется твоя шея спросить голову, куда поворачиваться? Я давно уже сама пришла к тем же выводам. Сидеть с Хлюпом — значит потерять еще неделю. Да и после он все-таки будет нам хоть и приятной, но обузой. А сегодня я заметила, что он даже не вспоминает про меня. У него действительно теперь другой, лохматый интерес в жизни. И насчет лошадок я уже договорилась. Так что к берегу внутреннего моря мы за несколько дней сможем добраться. Давай завтра еще на Хлюпа посмотрим и, если он так и не вспомнит обо мне, собираем вещи и отправляемся.
— Хорошо, я как раз сделаю ему последнюю перевязку — ее дней на пять должно хватить. Надо только Шэл научить, как снять швы и продезинфицировать после этого рану.
— Надеюсь, теперь солки не будут им еще долго досаждать, и мы найдем Хлюпа здоровым и счастливым на обратном пути, — улыбнулась Лэя и добавила: — Ну что, будешь еще меня стесняться?
— Нет!
Глава 15
СКВОЗЬ ДОЖДИ, ЛЕСА, СТРАХИ И ВОСТОРГ
Когда на следующий день они выезжали в поход на двух самых рослых лошадках, солнце уже стояло почти в зените. Женя с Лэей все утро мастерили седельные сумки и подобие седел из рюкзаков и прочих походных материалов. Хлюпову поклажу они, естественно, оставили больному, в качестве приданого. Рана лонка продолжала заживать и не вызывала больше опасений у «доктора».
Распрощавшись с лонками, вышедшими провожать волшебницу, путники направили мохнатых скакунов к реке, чтобы продолжить путь по лугам вдоль поймы. Кроме нескольких мест, где пришлось спешиваться в зарослях кустарников, путь проходил по ровной поверхности и доставлял только удовольствие. После полудня горизонт впереди стало затягивать синее марево. Скоро едва перевалившее за полдень солнце спряталось в грозовые облака. Проехав еще с час, Женя натянул поводья, обеспокоенно уставившись на сине-черный дождевой фронт, висящий прямо перед ними. Тяжелые тучи иногда подсвечивались сполохами зарниц.
— Кажется, здесь начинается пояс дождей, — высказал он свои сомнения подъехавшей ближе Лэе. — Какие будут соображения?
— Может, остановимся тут? Все равно осталось часа три до темноты.
— А что лонки говорили о поясе дождей? Сможем мы его пересечь за день?
— Нет, не думаю — они упоминали «несчастных», которые не переходят этот пояс, так как вода льется два дня, и только огромные птицы пролетают то ли под дождем, то ли над тучами и попадают к ним. Я думаю, они имели в виду два дня пути пешком.
— Ладно, остановимся здесь, только отойдем в лес, чтобы птички на нас не позарились, пока спим.
Они споро разбили лагерь. Землянин разгрузил и обтер сухой травой лошадок, а потом, стреножив, пустил пастись на лугу рядом с опушкой. После привычных походных хлопот, ужина и всяких шалостей, которые сами полезли из них, стоило им оказаться на свободе после нескольких дней пристальной опеки со стороны лонков, путники смогли наконец осмысленно обсудить свое положение.
— Кстати, не знаешь, почему лонки называют огромных тварей «несчастными»? Я так и не понял, — вспомнилось Жене.
— Странно, но лонки жалеют этих чудищ. Они говорят, что эти переростки — вечно голодные и одинокие изгои. Они даже меня назвали «несчастной», но счастливой «несчастной».
— Постой, что за масло масленое, вернее, наоборот? Ничего не понимаю.
— А я, кажется, сейчас поняла. Наверное, они имели в виду то, что я ведьма.
— Волшебница, — недовольно поправил ее землянин.
— Хороша волшебница — птичку не пожалела, солков перебила — добренькая!
— Не добренькая, а добрая. А добро иногда должно быть с кулаками. — Женя не на шутку взъелся. — Если бы не твоя пальба, жизнь многих лонков была бы в опасности. — Потом вдруг до него дошло, о чем говорила Лэя. — Так что, получается «несчастные» и волшебницы одного поля ягоды?
— Вроде бы так.
— Постой, постой… А ведь теперь все здорово укладывается в схему. Звери же часто оказываются на грани жизни и смерти — вот и приобретают такие экстрасенсорные свойства. А что получится, если такая зверюшка начнет несознательно формировать действительность? Она же почти автоматически станет увеличивать себя в размерах. Практически все звери стремятся стать побольше, чтобы напугать соперников, врагов или жертвы. Некоторые, конечно, пытаются спрятаться и уменьшиться, но мы их, наверное, не заметим. Дальше они начинают выдумывать себе еду, а еда только с виду еда, а внутри бог знает что. Потом, большинству хищников нужна движущаяся цель, а придумать такое у них просто не хватает ни сил, ни воображения. А ведь они еще могут стать поядовитей и посмертоносней, если захотят. И конечно, они одиноки. Действительно, «несчастные». Тогда понятно, почему ты счастливая «несчастная» — так как понимаешь, что происходит, и сознательно управляешь процессом колдовства.
— Ну это ты загнул, что я понимаю! Ты сам-то хоть соображаешь, что здесь творится? — рассмеялась Лэя, обведя рукой округу, а Женька с готовностью стал плести россказни про лишние измерения и размягченный астрал…
Где-то посреди своей длинной и занудной речи землянин вдруг заметил, как поскучнело лицо его спутницы. Он остановился на полуслове и, подумав, тихо спросил:
— Хлюп?
— Да, — грустно ответила Лэя. — Понимаешь, это все равно что своего ребенка оставить.
— Что уж тут непонятного? Хотя ты его не столько оставила, сколько женила, и он сейчас в маленьких, но крепких и ласковых ручках Шэл. Думаю, дней через пяток он даже может приступить к своим прямым обязанностям, — хитро заметил Женька.
— Каким еще обязанностям?
— Прямым… по продлению славного рода лонков, — скорчив невинную рожу, объяснил землянин.
Кони остановились перед туманной стеной мелкого дождя, начинающейся в каких-нибудь ста шагах впереди. Женя, спешившись, подошел к Лэе, сидящей на своем пони, и вспомнил, как эффектно появилась она первый раз перед Ренком. Сейчас конь был маленький и забавный и золотой костюм отсутствовал, но от этого принцесса как будто только выигрывала.
— Надевай накидку, а я посмотрю еще раз, хорошо ли укрыты сумки, — деловито произнес землянин, сдерживаясь, чтобы не броситься с неуместными сейчас обниманиями и целованиями.
Еще утром ему пришла одна удачная мысль. Землянин спросил свою милую волшебницу, помнит ли та водостойкую одежду из синтетических тканей, которую она видела в Отраженном реале Земли, когда они катались на водных аттракционах. Лэе удалось неплохо выдумать плащевые накидки. Женя ничего не мог сказать об их структуре, но прочность, легкость и непромокаемость не вызывали никаких сомнений.
Потом он вспомнил о курсах альпинистского и походного снаряжения, которые должен был провести для Лэи Буль. Теперь для принцессы настал час сдавать экзамен на знание предмета. Женя попросил ее вспомнить высокие — по голень — водостойкие ботинки из мягкой кожи и изобразить себе и ему по комплекту. Через мгновение он держал в руках новенькую обувь. Девушке ботинки оказались впору, а ему пришлось повторить заказ — первые оказались маловаты.
После выдумывания экипировки волшебница почувствовала некоторую слабость, и Женя вспомнил любимую привычку принцессы и задумал еще один эксперимент. Усадил Лэю себе на колени и приблизив вплотную ее лицо, стал неотрывно смотреть в вертикальные зрачки, стараясь при этом утонуть в них и отдать всю энергию своей души, на какую только способен. Кажется, такое донорство в этих странных местах работало даже слишком хорошо. До затуманенного сознания землянина дошел вопрос: «Что это было?» — и он сообразил, что любимой волшебнице стало легче. Принцесса действительно была прежней, но вот астральный турист еще с полчаса еле таскал ноги по лагерю, пока не почувствовал, что может отправляться в путь.