У стены Дэниел заметил вилы и поднял их. Они оказались для него слишком тяжелыми, но он все равно занес их над собой, как штангист штангу, и не смог удержать. Вилы выскользнули вбок.

– Осторожно, милый.

Дэниел нагнулся и взялся за них снова. Минни стояла, наклонившись вперед, с задранной кверху толстой задницей, прикрытой подпрыгнувшей юбкой. Подняв вилы на уровень своих глаз, он шагнул и ткнул старуху в ягодицу.

– А ну-ка, – Минни вдруг выпрямилась, – опусти сейчас же.

У нее был странный акцент, особенно заметный в некоторых словах.

Дэниел осклабился и, помахав вилами, сделал шаг в ее сторону, потом еще один и еще, целя зубцами ей в лицо. Но она не отступила.

Внезапно он почувствовал сильный толчок, словно зад ему впечатали в позвоночник. Он выронил вилы, и тут все повторилось. Козел боднул его пониже спины. Дэниел качнулся и упал прямо на вилы, физиономией в грязь. Он тут же вскочил на ноги и обернулся, сжав кулаки, готовый к бою. Козел опустил голову, показывая отличные коричневые рога.

– Нет, Денни. – Минни взяла его за локоть и оттащила назад. – Не надо! Он проткнет тебя так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь. Этот старый козел ко мне неравнодушен. Ему бы не понравилось то, что ты задумал. Оставь его в покое. Налетишь на рог – и тебе конец.

Дэниел позволил себя оттащить и поплелся к дому, но не напрямик, а зигзагом, чтобы не терять козла из виду. Дойдя до порога, он показал Гектору язык. Козел опять пошел в атаку, и Дэниел забежал внутрь.

Минни заставила его пойти умыться, а сама осталась на кухне складывать яйца в коробки.

Он поплескал водой на лицо и почистил зубы, а потом прокрался наверх. Яйцо в кармане уцелело. Дэниел положил его в ящик комода рядом с кроватью. Постелил вниз перчатку, а вокруг разместил три носка – гнездом, чтобы согреть яйцо. Закрыл ящик и уже хотел было спуститься вниз, но, вспомнив о чем-то, вернулся в комнату, вытащил цепочку матери из-под подушки и тоже положил в гнездо, рядышком с яйцом. Проверил спину и ягодицы – нет ли там царапин от козлиных рогов. Ладони были в ссадинах после падения.

Когда он спустился, Минни наматывала на шею вязаный розовый шарф. На ней была та же серая юбка и ботинки, что и накануне. Поверх длинной кофты она надела зеленое пальто. Оно было слишком узкое, чтобы его застегнуть, и Минни пошла нараспашку, с болтающимся туда-сюда шарфом.

Они отправились записать Дэниела в местную школу, а потом купить ему одежду, в которой не стыдно было бы появляться на людях.

– Пойдем пешком, – заявила Минни, когда они проходили мимо ее машины, темно-красного «рено» с паутиной на правом боковом зеркале. – Все равно нужно показать тебе дорогу.

Дэниел пожал плечами и пошел следом.

– Ненавижу школу. Меня выгонят. Всегда выгоняют, – сказал он.

– Ну, с таким-то отношением – ничего удивительного.

– Как это?

– Думай о хорошем. Вот увидишь, все изменится, сам удивишься.

– Типа маме лучше – и тогда ей станет лучше по-настоящему?

Минни промолчала. Он шел на шаг позади нее.

– Я желал этого много лет, но так ничего и не исполнилось.

– Думать о хорошем – не значит «желать». То, о чем ты говоришь, – это просто желание.

Они удалились на пятьдесят футов от дома, прежде чем вышли на нормальную тропу. Минни сказала, что до школы идти двадцать минут.

Сначала их путь лежал через частные владения, потом через парк, потом через поле с коровами. По дороге Минни рассказывала Дэниелу про Брамптон, хотя он и буркнул, что ему плевать. Он все равно надолго тут не останется.

Она сообщила, что Брамптон всего в двух милях к югу от Адрианова вала. Узнав, что Дэниел никогда о таком не слышал, она пообещала как-нибудь свозить его посмотреть. Вал находился в десяти милях от Карлайла и в пятидесяти пяти – от Ньюкасла.

«Пятьдесят пять миль», – подумал Дэниел, шагая за ней.

– Ты в порядке, дружок? Какой-то ты молчаливый сегодня.

– Все хорошо.

– Что тебе нравится? Я не привыкла к мальчикам, ничего о них не знаю. Тебе придется меня просветить. Так что ты любишь, а? Футбол?

– Не знаю.

Когда они шли через парк, Дэниел обернулся посмотреть на качели. На них одиноко качался какой-то толстяк, слегка отталкиваясь ногой.

– Хочешь туда? Давай, мы не торопимся.

– Там этот парень, – сказал Дэниел и, сощурившись, посмотрел на солнце, которое было уже высоко в небе.

– Это Билли Эдвардс. Он тебя не тронет. Любит качаться. Всегда любил. Он хороший. Мухи не обидит. Здесь, лапушка, все друг друга знают. И хуже ничего нет, потом поймешь почему. Но хорошо то, что, как только ты поймешь, из какого теста они сделаны, тебе нечего бояться. В Брамптоне секретов нет.

Дэниел задумался: никаких секретов, и каждый знает, из какого ты теста. Он знал, что такое жить в маленьком городке. Успел побывать уже в нескольких – в приемных семьях, когда мама болела. Они ему не нравились. Вот Ньюкасл – другое дело. Здорово было бы жить в Лондоне. Дэниелу не хотелось, чтобы все знали, из какого он теста.

– Так тебе нравится Ньюкасл? – Она словно прислушивалась к его мыслям.

– Ага.

– Тебе хотелось бы туда вернуться?

– Я хочу жить в Лондоне.

– В самом деле? Что ж, идея замечательная. Мне там очень нравилось. Если ты переедешь в Лондон, когда вырастешь, кем бы ты хотел быть?

– Карманником.

Дэниел ждал, что она его выбранит, но она повернулась и легонько толкнула его локтем:

– Как Фейгин?

– А кто это?

– Ты не смотрел «Оливера Твиста»?[6]

– Может, и смотрел. Да, вроде.

– Там был один старик, карманник, который плохо кончил.

Дэниел распинал ногой камни у тропинки. Шедшая неподалеку корова свернула с дорожки и направилась в его сторону. Он слегка подпрыгнул и спрятался за Минни.

Она рассмеялась:

– Ах, милый, корова ничего тебе не сделает. Бояться нужно быков. Постепенно всему научишься.

– А как отличить корову от быка?

– Тебе повезло, что ты теперь в Брамптоне. Город набит фермерами – у них и спросишь.

– Но это корова, да?

– Да.

– Старая корова, как ты.

Минни остановилась, развернулась и посмотрела на него. Она немного запыхалась, и ее щеки раскраснелись от ходьбы. Свет в ее глазах опять потух. Сердце у Дэниела заколотилось так, как когда он возвращался домой к маме после очередной приемной семьи. Оно начинало колотиться, как только он брался за дверную ручку, не зная, что обнаружит внутри.

– Я хоть раз оскорбила тебя за то время, что ты здесь?

Дэниел посмотрел на нее, приоткрыв рот.

– Оскорбила?

Он помотал головой.

– Скажи вслух.

– Нет.

– И все, чего я прошу, – это чтобы ты тоже был со мной вежлив. Понятно?

Он кивнул.

– И раз уж у нас зашел такой разговор, знай, что твое время с бабочкой скоро выйдет.

– О чем вы?

– Я сказала, что ты можешь оставить ее себе на несколько дней, но теперь я хочу, чтобы ты ее вернул. Сегодня же вечером, когда будешь умываться и чистить зубы, понял?

Он снова кивнул, но она уже повернулась к нему спиной.

– Ты понял?

– Да, – ответил Дэниел.

У него вышло громче, чем он рассчитывал.

– Хорошо. Я рада, что мы понимаем друг друга. А теперь давай забудем об этом.

Он шел следом, наблюдая за бредущими по траве ботинками и забрызганным грязью подолом юбки. Его руки словно занемели, и он потряс ими, чтобы сбросить неприятное ощущение.

– Посмотри! – Она остановилась и ткнула пальцем в небо. – Видишь?

– Что?

– Пустельга! Видишь птицу с острыми крыльями и длинным хвостом?

Птица выписала в небе широкую дугу и уселась на макушку дерева. Дэниел поднял ладонь к глазам, чтобы рассмотреть пустельгу получше.

– Красивые птицы, – сказала Минни. – Цыплят иногда таскают, но такие элегантные, согласен?

Дэниел пожал плечами.