У Палладьева бывали состояния, которые он не любил: оперативная энергия опережала мысли. Видимо, поэтому он работал в уголовном розыске, а не в следственном отделе. Вот примчался к дому Коловратского… Зачем? Чтобы глянуть на его иномарку, стоявшую у подъезда. Пятница, семь вечера… Наверное, Генрих уже смотрит телевизор.

Но он не смотрел, а деловито вышел из парадного и уселся в свою машину. Капитан пригнулся. Коловратский фыркнул двигателем и выехал со двора. Капитан тоже фыркнул, не двигателем, и бросил своего «жигуленка» вослед.

Чтобы не отстать и не потерять, пришлось бампером чуть ли не клевать его багажник. Хорошо, что ехали недолго и вкатили на одну из улочек, которая за счет выхода на проспект была в центре города, но тихой. Коловратский остановился у панели, покинул машину и скорым шагом скрылся в каком-то заведении. Капитан помельтешил по проезжей части и вопреки дорожным правилам приткнулся невдалеке. Посидев бездвижно, он вылез и пошел глянуть, куда делся Коловратский…

В кафе «Грезы». Неброские, какие-то затемненные буквы. И окна, затемненные изнутри тяжелыми шторами… Палладьеву хотелось войти и глянуть, о чем грезит Коловратский. Но тот его знал в лицо — войти значило спугнуть. Уловив придушенную музыку, капитан спросил:

— Командир, здесь что?

— Занимаются панк-рок-аэробикой, — усмехнулся охранник, скорее всего из милицейских отставников.

— Мне бы взять граммов двести на грудь…

— Парень, если тут не бывал, то и не ходи. А выпей вон на углу.

Совет интересу капитану прибавил. Он вернулся к своей машине и взял мобильник. Нужен человек, которого Коловратский не знал. Но в РУВД ни майора, ни оперов на месте не оказалось. И сразу он вспомнил участкового, которому и позвонил:

— Лошадников, чем занят?

— Расследую хищение пачки сливочного масла у бабуси.

— Нужна твоя помощь.

— Готов, товарищ капитан, — согласился безотказный участковый, который давно хотел перейти в уголовный розыск.

— Лейтенант, мчись ко мне…

— Оружие брать?

— Нет, но облачись в лучший свой прикид.

— У меня есть галстук из Бомбея.

— Надень, я буду сидеть в машине.

Капитан назвал адрес кафе и задумался. Оторвал сотрудника от дела. Ради чего? Не убийство, не ограбление банка, не масштабная катастрофа… Оторвал от дела ради виртуозного мошенника. Может быть, на это масло бабуся сложила последние рубли…

Лошадников подкатил на мотоцикле, на котором он сидел верхом, именно как на необузданной лошади. В шляпе, в костюме… За спиной трепетал безразмерный желтый галстук из Бомбея.

Палладьев спросил:

— Раньше с Коловратским дело имел?

— Я общался с женой, с Изольдой, а его видел издали.

— Тогда два поручения… Сперва войдешь в кафе, вникнешь в оперативную обстановку и глянешь, что делает Коловратский.

— А потом?

— Потом купишь пачку сливочного масла и отвезешь старушке.

Участковый сделал лицо рассеянно-вежливым и приблизился к бару «Грезы». Не глядя на дверь, он сообщил охраннику:

— Папаша, нуждаюсь в информации.

— Ну?

— Где бы вечерок провести?

— Иди на проспект, там на каждом углу пивнуха с вечерухой.

— Танцульки, а хочется посидеть и выпить по-домашнему. Судя по названию, твое заведение тихое. Пустишь?

Охранник добавил своему взгляду пристальности. Посетитель был в формате: модный костюм в сизый рубчик, распашная сорочка в светлых кляксах, галстук, будто вымоченный в яичных желтках. Плюс шляпа.

— Вход свободный, — сказал охранник, продолжая загораживать дверь своей крепкой фигурой.

Участковый намек понял: достал купюру, показал и ловко сунул в руку охранника. Крепкая фигура мягко отстранилась. Лошадников вошел. К нему тут же приблизился парень с бородкой, который, видимо, тут распоряжался:

— Впервые?

— Да.

— Румянец свой?

— Неужели краденый? — не понял лейтенант.

— Ты — вылитый конфитюрчик. У тебя, наверное, и фамилия сладкая?

— Да, Лошадников я, — не стерпел участковый.

Он понял, что кафе необычное. За барной стойкой распоряжался вальяжный негр. Бородатый спросил вполголоса:

— Думаешь, натуральный?

— А какой же?

— Петьку-официанта черной краской вымазали.

— Зачем же?

— За океаном почти все бармены негры. А натурального где взять?

Лошадников пытался уяснить оперативную обстановку. Бармен черен, но не афро-американец, а Петя-официант; светильники горят, но в зале полумрак; столики есть, но за ними почти никто не сидит; музыка слышна, но дохлая; бар работает, но пьяных не видно; пахнет духами, но с какой-то примесью конюшни… Гарцующей походкой наехал парень с лицом цвета оберточной бумаги. Спросил напористо:

— Киношкой интересуешься?

— Да, — согласился лейтенант, не понимая цели вопроса.

— Могу продать диск, голландский супер «Минет волчицы».

— Волков боюсь.

— Не прикалывайся. Могу свести с Дианой.

— Зачем?

— У нее два языка.

— Знает два иностранных языка?

— Не прикалывайся. Два языка в натуре.

— Так не бывает.

— Ей специально разрезали язык вдоль.

— Зачем?

— Для минета.

Бородатый распорядитель торгаша оттер, посоветовав участковому:

— Держись от него подальше.

— Почему?

— Он гермафродит.

Лейтенант начал догадываться, что это за местечко — порнокафе. Но для порнозаведения чего-то не хватало. Тут не было женщин. Правда, парочки бродили — ребята ходили обнявшись. В этот момент лейтенанта больно ущипнули за ягодицу. Он обернулся, изготовив правую руку для защитной оплеухи. Ущипнувший ласково шевелил накрашенными губами:

— Вденем по коктейлю?

— На службе не пью, — вырвалось у лейтенанта.

— На какой службе?

— На сексуальной, — уточнил Лошадников, окончательно поняв сущность этого кафе. Для гомосексуалистов. Неужели в городе столько гомиков? Их зовут сексуальным меньшинством… Какое там меньшинство? Накрашены, сидят обнявшись, в женской одежде, закатывают глаза, визжат… И дело не в законах и не в милиции — неужели им не противно? Нет, двое у стойки хлебают коктейли и целуются взасос.

Участковому захотелось уйти, но он здесь отработал лишь половину задания — выяснил оперативную ситуацию. Была и вторая половина: найти Генриха Коловратского. Его тут не видно.

На лейтенанта начали глазеть. Не накрашен, не обнимается, не пьет… Он подошел к бару и взял у псевдонегра бокал вермута со льдом. Выпить не успел. Бородатый распорядитель сообщил:

— С тобой хочет познакомиться Эммануэль.

Лошадников оглядел зальчик, но ни одной женщины не

увидел. Бородатый взял его за локоть и подвел к столику, стоявшему в самом мглистом углу кафе. Там сидел мужчина в компании бутылки коньяка и нарезанного лимона. Бородатый усадил лейтенанта рядом и ушел.

— Коньячку? — предложил мужчина.

— Спасибо, у меня вермут.

— Впервые у нас?

Лейтенант ответить не смог, потому что… Перед ним сидел Коловратский. Он, конечно он. Вычислению Генрих сразу не поддался из-за одежды: белые штаны, похожие на тугие кальсоны, румяные скулы, кружева на груди…

— Как твое имя? — спросил он.

— Витек, — назвал лейтенант.

— А я Эммануэль, но по жизни я — он.

— Кто… он? — ничего не понял Лошадников.

— Мужик я.

— А кто же Эммануэль?

— Тоже я, хотя мужик в натуре. Например, беременю.

— Ты беременный?

— Женщин беременю. Слово «беременю» в смысле глагола.

— В смысле… В каком смысле? — никак не доходило до участкового.

— Трахаю и делаю им младенцев. Давай выпьем.

Они выпили. Лейтенант слегка растерялся. Он был на задании, которое обязывало информацию использовать, но участковый привык дело иметь с информацией уголовной, либо административно-правовой. А как использовать в этой ситуации признание фигуранта, что он женщин беременит в качестве глагола?

— Витек, поговорим про духовное и прочее одеколонное.