— Не хотел видеть снов — вот ничего и не приснилось.

— Ну и замечательно.

Он сел. Она осторожно пошевелилась. Он проговорил:

— У тебя, должно быть, все тело затекло. Возвращаемся в город?

— Рано еще. Теперь моя очередь, Гип. Мне тоже нужно о многом тебе рассказать.

— Ты замерзла. Может, отложим разговоры?

— Не-ет, нет! Ты должен все знать прежде, чем он… прежде чем нас найдут.

— Он? Кто он?

Молчание было долгим. Гип уже хотел нарушить его, но вовремя спохватился. И когда она начала (совсем как будто бы не о том), он едва не прервал ее, но снова сдержался, позволяя ей вести повествование удобным ей чередом.

Она сказала:

— Ты нашел тогда нечто важное и успел понять, что подобная штука может представить для тебя самого и всего мира. А потом парень, который был с тобой, тот солдат, все испортил. Как ты думаешь, почему он это сделал?

— Да просто дурак был, неуклюжий и безмозглый.

Никак не прореагировав, она продолжила:

— Врач, которого к тебе прислали, был как две капли воды похож на него.

— Мне доказывали обратное.

Он был рядом с Джейни и потому сумел заметить во тьме движение: легкий кивок.

— Даже приводили свидетелей, летевших вместе с ним в салоне самолета. Еще, у тебя ведь были материалы, свидетельствовавшие о том, что в определенном месте полигона не срабатывали дистанционные взрыватели. Что с ними случилось?

— Не знаю. Все отчеты исчезли.

— А тебе не приходило в голову, что именно эти три факта — отсутствие рядового, пропажа отчетов и сходство солдата с майором подорвали доверие к тебе.

— Что говорить… сумей я тогда объяснить хотя бы один, лучше два из этих фактов, я бы не заболел.

— Хорошо, а теперь подумай вот над чем. Семь лет, спотыкаясь и падая, ты подбирался к тому, что потерял. Ты выследил человека, который сделал эту штуковину, и вот-вот должен был повстречаться с ним. И тогда что-то случилось.

— Моя вина. Нарвался на Томпсона и окончательно спятил.

Она положила ладонь ему на плечо.

— Теперь представь себе, что твой рядовой нажал на тумблер не случайно. Представь себе, что это было сделано сознательно.

Большего потрясения он не мог бы испытать, даже если бы Джейни вдруг сверкнула бы ему прямо в глаза фонарем. Справившись с собой, он проговорил:

— Но почему это не пришло в голову мне самому?

— Тебе не позволили этого понять, — с горечью сказала она.

— Ты хочешь сказать, что мне…

— Пожалуйста, подожди еще немного, — остановила она. — На миг только представь, что все это дело одних рук. Можешь ли ты предположить, кто это сделал, и почему и как он сумел добиться твоей гибели?

— Нет, — мгновенно отозвался он. — В уничтожении первого и единственного в мире антигравитационного генератора нет никакого смысла. А в последующем стремлении погубить меня, да еще столь сложным способом, тоже. К тому же этот человек должен уметь проникать в запертые комнаты, гипнотизировать свидетелей и читать мысли.

— Так он и сделал, — ответила Джейни. — Он способен на это.

— Джейни, кто он?

— Кто, по-твоему, сделал генератор?

Он подпрыгнул на ноги и испустил вопль, скатившийся вниз, на темные поля.

— Гип!

— Не обращай на меня внимания, — сказал он. — Я просто понял, что тот, кто рискнет уничтожить подобную вещь, и есть тот, кто сможет сделать другую такую же, когда захочет. А это означает — о, Боже! — что и солдат и Томпсон… да, Томпсон

— это он отправил меня в тюрьму, когда я вот-вот должен был добраться до истины — одно лицо! И почему я раньше не догадался об этом?

— Я сказала уже — тебе не позволили.

Он вновь опустился на землю. На востоке повисла заря дальним отблеском огней невидимого города. И он увидел в ней зарю того дня, которым закончится это долгое наваждение, и вспомнил об ужасе, который вызвало в Джейни его намерение очертя голову броситься в неизвестное, оказаться перед неведомым чудищем…

И она рассказала ему все. О Дине, о Бони и Бини, о себе, о мисс Кью, которой уже не было в живых, и о Джерри. Она рассказала ему, что после гибели мисс Кью они опять возвратились в леса. Но потом…

— Джерри вдруг ударился в амбицию и решил поступить в колледж. Это было просто, как и все для него. Он невзрачно выглядит, когда эти его глаза скрыты очками; знаешь, тогда люди его просто не замечают. И он окончил медицинское училище, психиатрическое отделение.

— Ты хочешь сказать, он и в самом деле психиатр? — спросил Гип.

— Нет. Просто помнит прочитанное. В этом разница. Он спрятался среди людей, забился в толпу, подделал все мыслимые бумаги. И никто не схватил его за руку, потому что Джерри достаточно на мгновение снять очки — и… Он не провалил ни одного экзамена, поскольку везде находился туалет, где он всегда мог уединиться.

— Как? В туалете?

— Да-да, — она рассмеялась. — Вот смотри, он запирается в кабинке, вызывает туда Бони или Бини. Говорит им, на чем споткнулся. Они перепрыгивают домой, рассказывают мне, я получаю ответ от Малыша, и они опять несутся назад со всей информацией. Все за несколько секунд. Но вот однажды один студент подслушал их разговоры и заглянул через верх из соседней кабинки. Только представь себе. Ни Бони, ни Бини не могут прихватить с собой даже зубочистки, когда телепортируются, не говоря уже об одежде.

Гип хлопнул себя по лбу:

— И чем все закончилось?

— Парень вылетел оттуда пулей, голося, что в сортире голая девушка. Половина курса — мужская, конечно, — тут же рванула туда, но, естественно, никакой девушки там уже не было. Джерри тут же поглядел на юнца, тот сразу забыл обо всем и еще удивлялся, о чем шум. Сокурсники долго вспоминали эту историю.

— Хорошие были времена, — вздохнула она. — Джерри так интересовался всем. Постоянно читал. То и дело требовал помощи у Малыша. Его интересовали и люди, и машины, и книги, и искусство, и история… Я многое узнала тогда — ведь вся информация, как я говорила, проходила через меня.

— Но потом Джерри стал… я едва не сказала «заболевать», но это не так, — она задумчиво прикусила губу. — Он стал, как большинство людей, которым знания нужны лишь для того, чтобы кому-то что-то доказать. Одни стремятся к богатству, другие жаждут известности, влияния, почета. На Джерри это тоже сказалось. Он так и не получил настоящего образования, а потому всегда боялся конкуренции. В детстве ему крепко досталось: он убежал из сиротского приюта и жил, как крыса в сточной канаве, пока Дин не подобрал его. И ему нравилось быть первым в учебе, делать успехи по мановению пальца. Я думаю, некоторое время он испытывал искренний интерес к биологии и музыке, ну еще кое к чему.

Но очень скоро он понял, что превзойти многих — дело плевое. Ведь он был сильнее, могущественнее кого бы то ни было.

И он оставил занятия. Забросил гобой. А потом понемногу и все остальное. Наконец буквально остановился — провел практически год без движения. Кто знает, что тогда творилось в его голове. Неделями он лежал и не произносил ни слова.

А наш «гештальт», Гип, — так мы это называем, — сначала был идиотом, пока волей его оставался Дин. Потом Джерри принял все на себя — и мы стали новым существом. Но когда это случилось… словом, на всех нас обрушился маниакальный психоз.

— Ого! — отозвался Гип. — Депрессивный маньяк, способный править целым миром…

— Джерри не хотел править миром, хотя знал, что сможет, если захочет. Но он не видел в этом никакой необходимости.

Ну и как это случается в его психиатрических тестах, он сдался и вскоре стал деградировать, впадать в ребячество, довольно злобное к тому же.

Тогда я и начала оглядываться — трудно было оставаться в доме. Принялась разыскивать такое, что могло бы отвлечь его, вывести из этого состояния. И однажды целый вечер в Нью-Йорке я проговорила с одним из сотрудников РТИ.

— Радиотехнического института, — произнес Гип. — Мощное заведение. Я был его членом.

— Я знаю, он и рассказал мне о тебе.