— Еще не совсем так, как надо, но я справлюсь. — сказала Джейни.

Она старалась еще с полчаса, наконец ребенок уснул.

Однажды вечером Дин поглядел на них, а потом легонько ткнул Джейни ногой.

— Что это там делается?

Она поглядела вверх.

— Он с ними говорит.

Дин задумался:

— Когда-то и я умел это делать. Слышать детей.

— Бони говорит, что это умеют все малыши. Ты просто был маленьким. А наш Малыш, он как сложительная машина.

— А что такое сложительная машина?

С преувеличенной снисходительностью Джейни ответила:

— Если у тебя есть три цента и еще четыре, а потом пять центов, семь и восемь… Сколько это будет всего?

Дин пожал плечами.

— А когда у тебя есть сложительная машина, ты нажимаешь кнопку «два», потом «три», потом все остальные кнопки — и машина говорит, что получилось.

Медленно перебрав все слова, Дин кивнул. Потом махнул в сторону оранжевой корзины, служившей теперь колыбелью Малышу.

— Где у него кнопки?

— Вместо кнопок — слова, — терпеливо объясняла Джейни. — Ты что-нибудь говоришь Малышу, потом еще что-то говоришь, а он складывает и отвечает, что получилось. Ну, как сложительная машина — к одному прибавляет два и…

— Хорошо, но что ему нужно говорить?

— Что угодно, — она поглядела на Дина. — Ты у нас просто дурашка. Мне приходится по четыре раза объяснять тебе всякий пустяк. Слушай: если тебе нужно будет что-то узнать, ты скажешь мне, я — Малышу, а он получит ответ и сообщит близнецам, они снова мне, и я, наконец, тебе… Что бы ты хотел сейчас узнать?

Дин глядел в огонь.

— Не знаю, мне ничего не хочется.

— Ну хорошо, придумай какую-нибудь ерунду.

Без малейшей обиды Дин принялся размышлять.

— Предположим, у меня есть грузовик, — через полчаса вымолвил Дин, — он все время застревает в поле, земля там вся в рытвинах. Я хочу сделать так, чтоб он больше не застревал. Малыш может мне сказать, как это сделать?

— Я же говорила тебе, он может все, — резко бросила Джейни и повернулась к Малышу. Тот, как всегда, тупо глядел вверх. Потом глянула на близнецов.

Ответ был таков: надо, чтобы грузовик был тяжелым на твердой земле и очень легким на мягкой…

Джейни чуть не объявила забастовку, но Дин настаивал, и, когда были подведены дневные итоги, оказалось, что способ такой существует, однако не может быть выражен словами, находившимися в распоряжении Джейни и Дина. Джейни говорила, что все это как-то связано с радиосигналами и, руководствуясь этой нитью, следующей же ночью Дин утащил из радиомастерской целую кипу книжек. Несколько дней девочка просматривала основы электроники и радиотехники. Тексты ничего ей не говорили, но Малыш явно усваивал их быстрее, чем она успевала перелистывать страницы.

В конце концов нашелся удовлетворивший Дина результат — доступный и простой. Надо было снабдить грузовик рукояткой: повернешь влево — грузовик становится легче, вправо — тяжелеет. Другое простое приспособление добавляло мощности передним колесам.

И Дин с помощью девочек сделал такое устройство. Он совершил невозможное, чтобы выручить старика, который когда-то научил его простым вещам, а теперь свихнулся от горя.

Добравшись до грузовика, Дин сел и потянул на себя ручку. Рама со скрежетом, словно на цыпочках, приподнялась. Он повернул рукоятку вперед. Грузовик ухнул на переднюю ось с глухим стуком, от которого у Дина закружилась голова. Он с восхищением поглядел на коробочку с переключателем и перевел его в нейтральное положение. Потом оглядел все прочие устройства, которыми был снабжен грузовик, провел рукой по приборной доске и вздохнул.

Это сколько же надо ума, чтобы водить грузовик!

Дин выбрался из кабины и отправился будить Продда. Того не оказалось дома. Ветерок раскачивал кухонную дверь, вокруг на приступке валялись осколки вылетевшего из нее стекла. Под умывальником строили гнездо осы. Пахло грязными половицами, плесенью, сыростью. Впрочем, обстановка почти не изменилась. Единственным новым предметом — кроме осиного гнезда — оказался листок бумаги, пришпиленный к стене. На нем было что-то написано. Дин снял его, соблюдая все предосторожности, разгладил на кухонном столе и дважды перевернул. Потом сложил и убрал в карман. И снова вздохнул.

Эх, если бы хватило ума научиться читать!

Дин вышел из дома, не оглядываясь, и растворился в лесу. Он больше не возвращался сюда, оставив грузовик печься на жарком солнце, разрушаться, медленно ржаветь рядом с блестящими и прочными кабелями странного серебристого цвета. Впитывавшее неистощимую энергию медленного распада атомных ядер, устройство это решало задачу полетов без крыльев, открывало новую эру в развитии транспорта, в технологии материалов. Сделанный руками идиота, по идиотской задумке предназначенный заменять павшую лошадь, брошенный по-дурацки и глупо забытый, первый антигравитационный генератор Земли ржавел на заброшенном поле.

В течение трех недель Джейни четырежды читала Дину это письмо, и с каждым новым прочтением что-то добавлялось в бродильные дрожжи, бурлившие в его душе.

Он полагал, что один только Продд связывает их с внешним миром, и что детишки, как и он, просто отбросы, извергнутые человечеством. Потеря Продда — а он с непоколебимой уверенностью знал, что никогда его не увидит — значила потерю надежды на жизнь. По меньшей мере, это была потеря всего осознанного, целенаправленного, того, что приподнимало их жизнь над существованием растений.

— Спроси Малыша, кто такой «друг».

— Он говорит: тот, кто любит тебя, даже когда плохо поступаешь.

Но Продд и жена его изгнали Дина, когда он стал мешать им, а значит, готовы были на это и в первый, и во второй, и на пятый год их знакомства… в любой момент. Нельзя сказать, что становишься частью чего-то, если это самое всегда готово отделаться от тебя. Но друзья… может быть, на какое-то время он им разонравился, а вообще-то они любили его?

— Спроси Малыша: можно ли стать частью того, что любишь?

— Он говорит: только если любишь и себя, и другого.

Годами Дин жаждал вновь пережить то, что случилось там, на берегу пруда. Он должен был понять, что там произошло. И если он сумеет постичь свершившееся, перед ним откроется мир. На секунду та, иная жизнь и он соединились потоком, который нельзя было ни преградить, ни остановить. Они обошлись без слов, которые ничего не значат, без мыслей, что не имеют значения. Это было слияние.

Кем он тогда был? Как говорила Джейни?

Идиот. Просто фантастический идиот.

Идиот, пояснила она, это взрослый, который способен слышать безмолвные речи детей. Тогда… с кем же он сливался тогда, в тот давний и страшный день?

— Спроси Малыша, как назвать взрослого, что умеет говорить, как младенец.

— Он говорит — невинным.

Он был идиотом и понимал без слов, а она, невинная, умела говорить на детском языке.

— Спроси Малыша, что случается, если идиот и невинная окажутся рядом.

— Он говорит: как только они соприкоснутся, невинная потеряет невинность, а идиот перестанет быть идиотом.

Дин задумался. Потом он спросил у себя: «Что же так прекрасно в невинности?» Ответ был скор, почти как у Малыша: «Ожидание — вот что прекрасно в ней».

Идиот тоже все время ждет. Ждет, что перестанет быть идиотом. Но как же мучительно его ожидание. Так значит, это расплата за слияние?

Впервые за долгое время Дин ощутил покой. Боль, многодневная мучительная боль потери улеглась, получив свое оправдание. Пришло понимание, что, когда он потерял Проддов, боль того не стоила.