Выше острова, который мы обогнули вдоль правого берега реки, начинался волок. Дальше Днепр сужался, как бы втискиваясь в гранитное ложе, и ускорялся. Вода оттуда вытекала, покрытая пеной. Товары с ладьи перегрузили на арбы, запряженные волами, повезли по суше. Саму ладью потащили волоком две упряжки волов по пять пар цугом в каждой и полсотни бурлаков. Гребцы помогали им, причем не столько тянули, сколько с помощью канатов удерживали ладью в вертикальном положении. Волок на некоторых участках, особенно на подъемах и спусках, представлял собой мостовую, выложенную из расколотых напополам, толстых бревен длиной метров пять. Плоской стороной они лежали на земле. Примерно посередине проходила светлая ложбина, вытертая килями и днищами ладей. Как ни странно, была она очень кривая, смещалась то к одному краю, то к другому.
Технология переволакивания была отработана настолько, что даже волы делали все без дополнительных команд. Труд был, конечно, адский. Через час и животные, и люди были в мыле. Как мне сказали, работали здесь только наёмные. Платили им хорошо: за сезон зашибали столько, что могли оставшуюся часть года жить припеваючи.
Я понаблюдал немного, а потом сел на взятого в аренду рыжего жеребца с белым пятном на морде, низкорослого и пузатого. Седло было плоское, а стремена короткие. Конек неторопливо погнался за обозом, который вез грузы с ладьи. Купец Борята Малый ехал на передней арбе. За ладьей он оставил присматривать лохматого кормчего. Монахи и Савка ехали на арбах в конце обоза. Со стороны степи нас прикрывала конная охрана, три десятка половцев, вооруженных луками, короткими копьями и саблями. Лошади у них были невзрачные, не намного лучше моей. Половцы почти не отличались от славян – такие же белобрысые и светлоглазые. Разве что скулы пошире и одежда другая: кожаная длинная куртка без рукавов, поверх холщовой рубахи, более короткой, чем у славян, кожаные короткие штаны, на голове колпак с наушниками, напоминающий «буденовку», а на ногах высокие сапоги с загнутыми вверх носками. У двоих – командира и его заместителя – были кольчуги и металлические островерхие шлемы. Щиты у всех одинаковые – круглые, полметра в диаметре, из лозы, обтянутой кожей. Ехали половцы расслабленно, не столько охраняли, сколько отбывали урок. Они обозначали присутствие, чтобы другие половцы не наехали на нас ненароком. За это их хан имел хороший и стабильный доход. Не знаю, сколько заплатил Борята Малый, но, судя по нытью, преодоление днепровских порогов влетит ему в копеечку.
Двигались напрямую, иногда рядом с Днепром, иногда вдали от него. Большая часть пути проходила по степи, но часто попадались рощи, островки леса, особенно рядом с речушками, притоками Днепра. Погода стояла солнечная, жаркая. Степь покрывала зеленая трава. Частенько вдалеке видны были стада косуль, которые быстро убегали при приближении обоза. Суслики вырастали столбиками на вершинах холмиков возле норок, тревожно свистели, увидев нас, и исчезали. В небе звенели чибисы, допытываясь: «Чьи вы, чьи вы?». Благодать, однако!
Ближе к вечеру четверо охранников отделились от обоза, ускакали в степь. Вернулись часа через два. Позади каждого на крупе лошади лежала убитая косуля, притороченная к седлу. Все четыре были молодыми самцами.
На ночь расположились в небольшой – домов на десять – деревеньке, огражденной обычным забором из жердей и расположенной на берегу речушки, которая была шириной метра три и глубиной по колено. Охранники выделили нам часть косули. Мясо порезали тонкими ломтиками и сварили на ужин вместе с просом в котле над костром. Получилась довольно вкусная похлебка, с дымком. А может, понравилась потому, что обед был слишком легкий и всухомятку. Мне предложили переночевать в избе, но я, несмотря на обилие комаров, предпочел лечь на свежем воздухе, подстелив попону и положив под голову седло. Лучше комары, чем клопы и вши. Этого добра в деревенских домах валом. Иногда видел, как мои спутники отлавливали на себе какое-нибудь кровососущее и давили ногтем на ногте. Меня пока спасало от этой напасти шелковое белье. Саблю в ножнах положил рядом с собой, надев темляк на правую руку. Половцы поглядывали на саблю с большим интересом. Золота и драгоценных камней на рукояти и ножнах хватило бы кое-кому на всю оставшуюся жизнь. Это половцы еще не знают, что клинок дамасский.
Утром я проснулся оттого, что затекла спина. Отвык спать на твердом. По привычке провел рукой по лицу, собираясь побриться, но вспомнил, что решил отпустить бороду. Монах Илья сказал, что мне, то есть, сыну князя Игоря, сейчас лет тридцать шесть-тридцать семь. Чувствовал я себя намного моложе. Без бороды буду выглядеть совсем молодым. Впрочем, бриться все равно было нечем. Купец Борята сказал, что бритву и мыло можно купить только в городах. Я разделся по пояс, сделал небольшую разминку и помылся в реке. Половцы, как и все кочевники, относились к водным процедурам с презрением. Зато послеоперационный шрам на моем животе заинтересовал их. Они погомонили между собой, показывая на мой живот глазами, потом спросили что-то у монахов. Илья им ответил.
Когда я оделся, монах подошел и сообщил:
– Спрашивали, кто ты, откуда у тебя шрам на животе? Я рассказал, что ты – сын половецкой ханши и князя Игоря, про осаду Царьграда. Они сказали, что ты выжил потому, что тебя новорожденного вылизала Волчица-Мать. Они – язычники, поклоняются Небу, Земле и Волку. Не понимают, что такое божья помощь, не взошло еще зерно истиной веры в их темных душах.
По моему глубокому убеждению, душа монаха не светлее половецких, но говорить ему не стал. Князь-атеист – это будет слишком круто для нынешнего общества. Хватит им богумилов, которые в несметном количестве расплодились в Болгарии. Это еще одна секта, наподобие катаров и коммунистов, с девизом «И как один умрем в борьбе за это…». Илья говорил, в Болгарии что ни поп, то скрытый безбожник. О болгарских монахах он был более высокого мнения. Ворон ворону…
С этого дня половцы стали относиться ко мне с уважением, как к собственному хану. Они, кстати, звук «г» произносят, как «х». Так делали до них скифы, так будут делать после них украинцы. Видимо, эта земля не терпит звук «г». Слишком много с него начинается неприятных слов. Вечером половцы дали мне лучшую часть косули и угостили кумысом, отказавшись брать за это деньги. Я не любитель кумыса, но выпил его, чтобы не потерять их расположение. Кстати, моего знания турецкого и утигурского языков хватало, чтобы понимать их. По словам купца Боряты, половцы – союзники черниговских князей, Ольговичей, в войнах с владимирскими и киевскими Мономаховичами, причем настолько хорошие, что владимирцы кочевников в плен не берут. Что не мешает половцам и черниговцам нападать друг на друга. Ну, прямо-таки дружная семья: промеж себя деремся, но против остальных стоим плечом к плечу.
К вечеру третьего дня добрались до места, где заканчивался волок. Там на правом берегу стояла небольшая деревянная крепость Кодак. Мы поселились в деревне, ожидая, когда притащат и погрузят ладью. Ожидание затянулось на шесть дней. Все это время я расспрашивал купца Боряту и монаха Илью о событиях и обычаях в Киевской Руси, купался в Днепре, переплывая его туда-обратно на удивление местным жителям, занимался фехтованием. Умелых напарников здесь не было, поэтому занимался сам. Отрабатывал работу с саблей и щитом, или кинжалом, или второй саблей. Интуиция мне подсказывала, что навыки эти скоро пригодятся. Местные мальчишки (взрослых мужчин в деревне почти не было, зарабатывали на жизнь) садились неподалеку на траву и молча наблюдали за мной. Особенно им нравилось, как я работаю двумя саблями. Вторую брал у купца Боряты Малого. Она была немного короче, шире и тяжелее моей, без елмани и слабее изогнутая.
Дальше мы плыли в основном на веслах. Ветер дул от норд-оста, почти все время был встречный. На ночь становились на якорь возле левого, низкого берега. Здесь были земли половцев, которые ничего не имели с транзитной торговли, но хотели бы отхватить хоть что-нибудь. Говорят, они иногда обстреливали ладьи из луков. Сами плавать на лодках не умели и не любили, поэтому пустой тратой стрел всё и заканчивалось. Нас они не побеспокоили ни разу.
