… Должен сказать, хотя я проработал там недолго, всего один год, но это период работы в Краснодаре был огромной школой».

3

Кубань знала немало напористых, «горячих» руководителей, сразу входивших во все дела (один из них — Д. С.Полянский). В. И.Воротников действовал несколько иначе. Личные особенности или приобретенная на посольской работе осмотрительность сказались, но на широкой публике он до определенного момента не появлялся. Даже на знаменитый пленум Геленджикского горкома КПСС, освободивший бесследно исчезнувшего своего руководителя Н. Ф. Погодина, поехал не Воротников, а «второй» — В. Н.Щербак.

Публичное выступление перед краевой аудиторией состоялось только на слете пропагандистов в конце сентября, через два месяца после избрания. Затем еще несколько. И лишь 29 октября на первом пленуме крайкома новый секретарь выступил с докладом.

Однако такая осмотрительность предшествовала решительным действиям по очищению партийной организации, руководящего эшелона от наиболее одиозных фигур.

Собственно, этим Воротников и запомнился кубанцам больше всего. Предпринятые шаги соответствовали настроениям населения. В период траура, связанного со смертью Л. И. Брежнева, краснодарские социологи изучали общественное мнение. И изо дня в день повторялась одна и та же картина: в каждой четвертой — пятой беседе смена лидера связывалась с необходимостью кадровых перемен, в 13 процентах — с изменением стиля работы руководителей. Убеждали в этом В. И. Воротникова и встречи на приемах по личным вопросам, многочисленные письма и т. д.

Вполне закономерно, что уже в первом (названном выше) публичном выступлении Виталий Иванович специально выделил вопрос о борьбе с негативными явлениями, включая и взяточничество. Затем эта тема постоянно повторяется.

Нелегким экзаменом для секретаря и его окружения стало обсуждение на бюро критической статьи о делах в крае, помещенной в «Правде». Но самолюбие отступило. Обоснованность критики признали. В. И.Воротников заявил тогда: «В последние годы в крае имели и имеют место факты злоупотреблений, хищений, взяточничества и других негативных явлений. По многим из них приняты меры, виновные наказаны. Но это не должно порождать в партийных организациях самоуспокоенности и благодушия. Борьба с нарушениями партийной и государственной дисциплины будет продолжена». Ещё жестче этот вопрос был поставлен на пленуме крайкома в начале 1983 года (ввиду важности вопроса на рассмотрение его направили представителя ЦК, которым оказался будущий первый секретарь крайкома И. К. Полозков).

В кампанию активно включили местную прессу. Тон во многом задала статья «Взятка», опубликованная через неделю после памятного заседания бюро. Её автор — прокурор края — поименно назвал нескольких (хотя и не всех известных к тому времени) крупных руководителей, вставших на путь злоупотреблений.

Острословы: одни — с удовлетворением, а другие — с опаской шутили по поводу фамилий прежнего и нового «первого»: «Прошло время медовое, настало воротниковое» (когда могут и за ворот взять). И не без оснований. Начиная с «воротникового» времени и до 1986 года к строгой ответственности за нарушения норм морали и закона было привлечено около 2 тысяч только должностных лиц, входящих в номенклатуру партийных комитетов.

Время показало, что принятые меры оказались хотя и необходимыми, но во многом поверхностными. Проблема коренных перемен, устраняющих почву теневой экономики, бесконтрольность власть имущих, на первый план еще не выходила. К тому же ни В. И. Воротников, ни его штаб не поставили заслон «кампанейщине» и перехлестам (справедливости ради отметим, что было это отнюдь не местной инициативой). Многим памятны незаконные рейды в магазинах, кинотеатрах, парикмахерских по проверке трудовой дисциплины. Доходило и до арестов, и до судебных ошибок. «Советская Кубань», например, писала в 1989 году о трудной судьбе ответработника крайисполкома Ю. Н. Подольского, дело которого было начато как раз в то время и завершилось неправомерным осуждением в 1984 году.

И все же «первый» не сводил борьбу со злоупотреблени ями к одним наказаниям и рейдам. Обращаясь к партхозактиву в марте 1983 года, В. И.Воротников особо заостряет внимание на мерах профилактики: необходимости учета мнений коммунистов, коллектива при назначении руководителей. Позднее этот подход оформился в систему открытого подбора кадров, которая пропагандировалась как краснодарский опыт. И при всех имевшихся издержках дала немало полезного.

Такие «броские» дела, как разоблачение различных злоупотреблений, конечно же, находились на виду больше других. Однако руководителю края приходилось заниматься и куда более прозаическими вещами. Незадолго до его приезда на Кубань ЦК утвердил Продовольственную программу. И от края, разумеется, требовали многого. Виталий Иванович рассматривал реализацию программы как одну из важнейших своих задач. Уже первый проведенный им пленум посвящался этой проблеме. Но решительные выступления секретаря (а был ли он сам в этом уверен?) резко контрастировали с настроениями людей. Судя по данным опросов, лишь немногим более трети наших земляков твердо верили в выполнимость заданий. Цифра эта и в дальнейшем не увеличивалась. И не удивительно, поскольку программа так и не была реализована.

Правда, что касается ряда конкретных направлений работы, то здесь дела обстояли лучше. Так, наиболее важное начинание — коллективный подряд на селе, ставший прологом куда более радикальных шагов, постепенно завоевывал позиции. Если к началу восемьдесят третьего года положительно относились к этой форме организации труда около 40 процентов анкетируемых, то к восемьдесят четвертому их число превысило 60 процентов. Был и «конечный результат»: в сравнении с рубежом 70–80–х продовольственные прилавки в крае стали полнее.

4

По сегодняшним оценкам, выражаясь языком конъюнктурной политологии, Воротников никогда не был харизматической личностью. Быстрее всего, к его характеру, образу мыслей и взвешенных, неторопливых, но последовательных действий, подходило иное определение, бытующее в партийной и управленческой среде — системник, центрист, исповедующий заведомо ортодоксальные, выдержанные в канони зированных традициях партии взгляды, но все же не ярый ортодокс, не способный принять новые повороты в развитии как партии, так и общества в целом. Думается, что Воротников весьма искренне воспринял горбачевскую перестройку: недаром одно из его интервью отечественной и зарубежной прессе недвусмысленно называлось «Россия, открытая перестройке». Он видел в ней мучительную и противоречивую, но все же необходимую, как не раз выражался Горбачев, «необратимую модель» развития общества. Другими словами, Воротников был личностью ясного, живого ума и абсолютной практической целесообразности. Его зачастую раздражали пустопорожние и, как ему казалось, бесперспективные и схоластические рассуждения, он был человеком дела и, быстрее всего, человеком конкретных и вполне понятных окружению и народу поступков.

Не в пример некоторым партийным лидерам, в том числе и на Кубани, Воротникова трудно представить в роли эдакого «теоретика», разглагольствующего на различные, пусть даже спорные темы. Он был предельно рационален в выборе форм и методов своих действий. То есть, являлся разумным прагматиком. Вместе с тем, он был личностью государственного масштаба, склонной в потенциале к осуществлению дерзких и грандиозных проектов. Одним из первых крупномасштабных замыслов нового первого секретаря крайкома партии стал оригинальный, почти фантастический проект, предложенный Воротниковым: развернуть город Краснодар к реке Кубани.

Думается, что подобный «сюжет» был навеян прежней работой в Воронеже, где город действительно начинается с рукотворного «моря» и, конечно же, почерпнут из опыта почти четырехлетнего пребывания на Кубе.

Вечерами Воротников частенько пешком из дому, — жил он на Пушкина, 11, в большом и, по тем временам, престижном доме, — спускался к набережной, как называют краснодарцы — Старому Затону и, щуря глаза, подолгу всматривался в очертания Кубани, пытаясь, видимо, в воображении соотнести свои замыслы с существующей реальностью.