Солнце коснулось горизонта, и Сергей заметил, как окна богатого квартала начали подсвечиваться мерцающим светом. Ровный ряд огоньков, загорающихся в уличных фонарях, постепенно приближался к нему по улице. Хорния-фонарщица, подойдя к очередному столбу, вставляла в него изогнутую ручку и крутила, от чего стеклянный абажур опускался на веревке вниз. Залив туда что-то из глиняного кувшина, она наклоняла голову, и с ее рога соскакивала искра, поджигавшая фонарь. Хорния, подняв его на место, торопливо перебегала к следующему столбу. Свое дело она выполняла настолько быстро и четко, что успела пройти всю улицу до того как солнце скрылось. «Вряд-ли они тут используют жир, – подумал Сергей. – Значит – масло и, скорее всего – растительное. Сомневаюсь, что тут развита переработка нефти». Вернувшись мыслями к жареной картошке, он решил заглянуть в кладовку и проверить, нет ли у Канеи своего запаса масла для освещения, но время уже было упущено. Если в комнате еще можно было ходить, не натыкаясь на мебель, то до кладовки уличный свет уже не доставал.

Послышался стук захлопнувшейся двери и еле-слышный разговор, а потом в комнату поднялась хозяйка лавочки со своей подчиненной. В зубах она несла глиняный сосуд, похожий на лампу Аладдина, только с горизонтальной ручкой, так чтобы удобно было держать во рту. Над тонким носиком лампы плясал яркий язычок пламени. «Сегри, ты где? – встревоженно спросила белая эква и, заметив своего подопечного, радостно фыркнула, от чего пламя чуть не потухло, заметавшись в разные стороны. – Ах, вот ты. Я в тебе не сомневалась, но все равно тревожилась». Поставив лампу на стол, она развернула копытами свиток и кивнула Вириде. Подчиненная вытащила из сумки связку бочонков на нитке и добавила сверху еще пять штук.

– Вот, в связке ровно монета, и еще тотум и один бочонок, – отчиталась она. – Почти перед закрытием зашла служанка луни Венты и купила три коробки рандий.

– Это хорошая новость, – порадовалась Канея. – Продиктуй, весь список проданного.

Записав сведения, она отпустила работницу домой. «Завтра я отдам оставшуюся монету, и мне не придется брать кредит у ростовщика, – задумчиво произнесла довния. – Все складывается более чем удачно». Серый решил, что ее привычка думать вслух появилась давно, но теперь у нее появился слушатель.

– А где мне можно устроиться спать? – поинтересовался Сергей.

– Эмм… не знаю. А как ты обычно спишь? – озадачилась хозяйка.

– Ну… я могу спать с тобой, – решил прощупать он почву. – Ночью становится слишком холодно…

– Нет! – твердо воскликнула эква.

– Но что в этом плохого?

– Нет! Так делать нельзя, – ответила она непререкаемым тоном. – Экусы всегда спят отдельно.

– Хорошо, – Серый решил не настаивать. – Тогда мне нужна подстилка и покрывало. Желательно – потолще, чтобы не замерзнуть.

– Я разложу тебе кровать своей элоки. В ближайшее время она ей не потребуется, а там – что-нибудь придумаю, – решила довния.

Слово «элока» – было новым, но Сергей уже так хотел спать, что решил его значение выяснить как-нибудь потом. За ширмой, отгораживающей спальное место, оказалась еще одна сложенная кровать, и Канея быстро опустила ее в спальное положение. Серый достал из-под кровати тюфяк с покрывалом, обустроил местечко и залез в кровать. По соседству зашуршала одеялом хозяйка, устраиваясь на ночлег.

– Эквиала, Сегри, – послышался ее голос.

– Эквиала, Канея, – ответил он, засыпая.

Утром Серый проснулся от доносящегося из-за ширмы спора. Не желая вылезать из теплой кровати, он прислушался и различил, как Канея втолковывала что-то обладательнице слегка визгливо-плаксивого голоса.

– Пойми, я не могу давать тебе каждый день по монете, – говорила его хозяйка. – Я не луни, а простая торговка.

– Ты должна обо мне заботиться, – возражала ее оппонентка. – Ты моя вектига!

– Да, и я полностью выполняю свои обязанности. Кто с тобой сидит, когда ты слабеешь и не в силах стоять? Я тебе давала монету позавчера, это было на два тотума дней. Многие на нашей улице живут вообще на три бочонка в день.

– Ты сама хотела стать моей вектигой. Ты думала о том, на что будешь меня содержать?

– Да, и хочу сказать, что даю тебе больше, чем многие другие своим элокам. Ты тоже меня сама выбрала. Помнится, очередь из луни к тебе не стояла.

Заинтересовавшись настолько, чтобы выбраться из-под одеяла, Сергей выглянул из-за ширмы. Напротив Канеи стояла хорния, с виду такая же, как остальные. Ее ремни и сумки выглядели также небогато, как у торговки, но сбоку на отдельном ремешке висела блестящая серебристая бляха, больше похожая на официальный знак, чем на украшение. Выбитый на ней широкобедренный треугольник схематично изображал рог хорниев и символизировал, как Серый уже успел выяснить, магию.

– Ах, но кто же мог представить, что у меня талант прорежется, – вздохнула она.

– Я знаю, что сейчас любая луни сочла бы за честь стать твоей вектигой, но у меня правда нет лишних денег, – сказала Канея примирительным тоном.

– Конечно, все на прически себе потратила, – съязвила хорния.

– Нет, Луденса, это кари… – торговка осеклась, не договорив, но элока поняла ее с полуслова.

– Ты! Ты купила кари?! – завопила она на весь дом. – Кари, умеющего плести гривы?! Откуда у тебя столько денег?!

– Мне просто повезло. Он очень необычно выглядит, поэтому остальные его покупать не хотели. Я купила его со скидкой.

– Почем?

– За прайд монет.

– За прайд монет?! Кари, умеющего плести гривы?! – опять громогласно удивилась Луденса. – Да ты просто невероятно везучая!

– Да уж, кому сказать, что простая торговка имеет элоку из королевского табуна и собственного кари – все же посмеются как над шуткой, – согласилась Канея.

– Неужели продавцы ничего не сказали про его умения?

– Ну, расхваливать-то они его расхваливали, но кто же их слушает? – хмыкнула Канея. – Я и сама не верила, пока он мне не сказал…

– Он – что сделал? – недоуменно переспросила хорния.

– Ох, давай я лучше вас познакомлю, – смутилась довния.

Повернувшись к ширме, она заметила голову Серого и радостно фыркнула:

– Ты проснулся? Знакомься, это моя элока Луденса.

– Эквитаки, Луденса, – поприветствовал он хорнию. – Меня зовут Сегри.

– Ты говорящий?! – удивленно задала она традиционный вопрос.

Сергей не выдержал и раздраженно воскликнул:

– Ну почему каждая эква, услышав, что я говорю, спрашивает: «Ах, а ты говорящий?» Нет, знаешь ли, не говорящий…

Ни капли не обидевшись, Луденса рассмеялась.

– Точно, ты не говорящий, ты – болтливый кари! – заключила она. – И действительно очень странный.

Заметив, как Канея непроизвольно тянет шею и морщится, он подошел к ней и осмотрел гриву. Из плетеного колоска за ночь выбились прядки, а часть волос натянулась, раздражая кожу.

– Совсем забыл, – сказал он хозяйке, – гриву на ночь расплетать надо. Давай приведу тебя в порядок, и сегодня походишь распущенная, чтобы шея отдохнула.

– Хорошо, как скажешь, – она решила довериться в этом вопросе специалисту. – А завтра можно будет заплести?

– Можно, – разрешил Серый. – Можно и сегодня, но если не давать шее отдых, то грива может быстро выпасть.

– Нет, – довния содрогнулась от такой перспективы, – делай как надо.

– Уважаемые эквы, можете пояснить мне суть ваших взаимоотношений? – спросил он, приступая к работе. – Что означает «вектига» и «элока»?

– «Элока» – это хорния, которую я опекаю, – пояснила Канея, – а «вектига» – это я – довния, опекающая свою хорнию.

– А почему ты ее опекаешь?

– Это престижно! – воскликнула она. – Кроме того, я получила право рисовать знак хорнии на своей вывеске, и все знают, что покупая у меня, помогают и моей хорнии. Я зарабатываю в несколько раз больше чем остальные на нашей улице. Правда почти всю прибыль эта транжира и забирает…

– Я не транжира! – возмутилась Луденса.