куда. Лао Ли никак не мог уснуть. Когда ветер стихал, он прислушивался к мерному посапыванию детей: они не проснутся, если даже их унесет к южным морям. Жена тихонько храпела. И только Лао Ли в полной одиночестве слушал завывания ветра, испытывая глухую досаду. Он высунулся из-под одеяла – в лицо ударил холодный воздух, снова спрятал голову, перевернулся с боку на бок, еще раз перевернулся, не было больше сил терпеть. А ветер бушевал, словно гордясь своей удалью. Все могут делать, что хотят, даже ветер, один Лао Ли не. свободен в своих чувствах. Мелкий чиновник, деревенщина, раб условностей, он живет как в тумане, зная лишь, что должен зарабатывать на жизнь. Вместо аромата цветов он вдыхает зловоние этого общества и, уж конечно, никогда не осмелится поднять на него руку. И все рада куска хлеба. Он тяготится скучными делами, но в то же время боится романтики. Он ненавидит ложь, но боится правды. Ради чего он живет? Песчинка и та счастливее. Подхваченная ветром, она может зазвенеть, взлететь вверх. А он? Он спрятал голову под одеяло! Завтра ветер утихнет, похолодает, он снова отправится на службу. И все начнется сначала. Даже во сне он не видит ничего красивого, вдохновляющего, романтического. С какой стати он должен вечно оправдываться? Хорошо бы уснуть и больше не проснуться.

– Лао Ли! А с тебя причитается, – сказал Сяо Чжао. Прикидываться простачком было бесполезно, и Лао Ли

согласился, несколько раз повторив при этом: приглашаю вас на обед!

Господину Цю и остальным показалось, что они уже вдыхают аромат блюд, а прямой, честный господин У, сделав очередной хук, спросил:

– Куда нас приглашают?

– В «Обитель согласия», – сказал Лао Ли, а про себя подумал: «Уж лучше пригласить вас в эту обитель, чем выставить на позор жену!»

И без того крохотные глазки Сяо Чжао буквально превратились в щелочки:

– Но мы хотим познакомиться с госпожой! Тайком, видите ли, привез семью, не доложил об этом даже мне, господину Чжао, и сейчас хочешь отвертеться.

Господину У было все равно, куда идти, лишь бы поесть на чужой счет. Но не таков был Сяо Чжао.

– Эка невидаль «Обитель согласия», – воскликнул он. – Без моей резолюции даже в «Обитель боксеров» никто не пойдет.

Господин У проглотил обиду, а господин Цю – Символ Тоски [38] – почтительно поддержал это распоряжение Сяо Чжао, после чего тот кивнул и сказал Лао Ли:

– Сделаем вот как: пообедаем в ресторане «Величие Китая» завтра в шесть. А потом нанесем визит госпоже. Идет? По-моему, вполне прилично.

Лао Ли согласился. Он понял, что в этом спектакле ему отведена последняя роль.

– Чжаншунь, закажи по телефону столик. Да, на сколько человек? – Сяо Чжао пересчитал всех, кто был в комнате, вспомнил про Чжан Дагэ и сказал: – Человек па шесть. Значит, запомни: на завтра, на шесть. Скажи, что от меня. Пусть только попробуют дать плохой кабинет, я им, зайцам [39], покажу! – Он хлопнул Лао Ли по плечу: – Итак, завтра в шесть, приглашений рассылать не надо. – Подумал немного и обратился к слуге: – Чжаншунь, найди шофера, пусть отвезет меня домой к начальнику.

«Легко же я отделался от Сяо Чжао, – в душе порадовался Лао Ли. – Видно, и он бывает справедливым. Я его не трогаю, и ему вроде бы неловко издеваться надо мной». Лао Ли прибыл в «Величие Китая» в половине шестого. Через час явились господин Цю и честный У.

– Я передал господину Суню ваше приглашение, он скоро будет. Я – человек военный, пришел слишком рано, не знаю светских приличий. Официант, сигареты «Батарея»! В былые времена в армии угощали сигаретами и шампанским, а сейчас… – Предавшись воспоминаниям о былой славе, господин У встал в позицию и сделал пару апперкотов, как будто они были признаком изысканности. Вообще, боксерские приемы служили веским доказательством того, что господин У выдержал самый трудный экзамен на чиновника.

Чжан Дагэ пришел вместе с господином Сунем и воскликнул:

– К чему было устраивать званый обед? Господин Сунь, усердно изучающий официальный язык, смог выговорить лишь «к чему?», проглотил конец фразы и рассмеялся.

Сяо Чжао не явился и к семи.

Господин Цю, прихлебывая традиционный чай, потребовал сладостей.

– Нужно хоть немного закусить, нельзя же пить коньяк на голодный желудок.

Значит, надо заказывать коньяк! Это не входило в расчеты Лао Ли.

Но тут вмешался Чжан Дагэ:

– Я пить не буду, последние дни у меня что-то неважно с желудком.

Лао Ли воспринял это как спасительный намек: раз пить будут не все, не стоит заказывать целую бутылку.

Подъехала машина. Через мгновение влетел Сяо Чжао, держа Лин на руках, за ним вошла госпожа Ли с сыном. Девочка готова была расплакаться от страха и скривила губки, но, увидев отца, почувствовала себя увереннее и схватила Сяо Чжао за нос.

– Господа, разрешите представить вам королеву! – Сяо Чжао торжественно поклонился.

Госпожа Ли так растерялась, что забыла даже отвесить поклон, и стояла с открытым ртом. Одной рукой она держала за руку сына, а другой сделала какой-то неопределенный жест в знак приветствия. Сяо Чжао хотел спрятать улыбку, но она играла на кончиках его бровей; он был очень доволен собой.

– Госпожа, не хотите ли сигарету? – Он подал ей пачку, но вместо матери сигарету схватил Ин.

Девочка подбежала к нему, хотела отобрать и разревелась. Мать больно шлепнула мальчика по затылку, но он не заплакал. Гости едва сдерживали смех. Госпожа Ли была в своем неизменном голубом халате, очень широком и без каймы, шею туго перетягивал новый шарфик. Она удивленно смотрела на всех и ничего не могла понять.

– Госпожа Ли, пожалуйста, сюда! – Сяо Чжао решил усадить ее во главе стола.

Она взглянула на мужа: тот почернел от злости.

И снова спасение пришло от Чжан Дагэ: он предложил каждому выбрать себе место.

Госпожа Ли едва не села на пол – Сяо Чжао умышленно отодвинул ее стул. Все уставились на нее, кроме Чжан Дагэ.

Официант подал меню. Сяо Чжан передал его госпоже Ли, однако Лин, сидевшая рядом, выхватила его и сказала:

– Что это такое, ма? Я возьму поиграть. – И девочка спрятала меню в карман. Сяо Чжао все это казалось очень забавным.

– Откроем коньяк! – Он налил госпоже Ли, она сказала, что не пьет, а сама поднялась с рюмкой в руках.

«Сядь!» – хотел сказал Лао Ли, но промолчал, судорожно проглотив слюну.

Подали закуску, первой, конечно, предложили госпоже Ли, она единственная дама за столом. Официант с огромным блюдом в руках застыл возле нее как истукан.

– Да ты поставь его здесь! – предложила она.

На этот раз Сяо Чжао не сдержал смеха, но Чжан Дагэ снова пришел на помощь.

– Начинайте с другого конца, – сказал он официанту, – не будем следовать этикету, пусть все чувствуют себя свободно, а на чаевые мы не поскупимся.

Заметив, что блюдо уносят, Лин спрыгнула со стула, бросилась за официантом и упала. Мать поспешила к девочке, постучала по полу:

– А ты побей, побей пол! Он бяка, ушиб нашу девочку. Лин постучала кулачком по полу, из г лаз выкатилось

несколько слезинок.

Лао Ли весь взмок. Он не любил пить, но в этот вечер изрядно выпил. Видя, что все пьют, даже муж, госпожа Ли отпила чуть-чуть из рюмки, коньяк обжег рот, она невольно прижала к себе Лин, и та рассмеялась.

Лин не умела есть вилкой и ножом, все время их роняла, а мать так усердно работала ножом, что тарелка ездила по столу; девочка отвернулась и глотнула слюну.

Сяо Чжао был в восторге.

Господин У влил в себя две стопки коньяку, и они вылились из него целым потоком слов. Он рассказывал госпоже Ли о днях былой славы, о своих победах в боксе. Госпожа Ли не знала, что отвечать, то краснела, то бледнела. К счастью, Чжан Дагэ заговорил с ней о домашних делах, вспомнил печку. Чтобы выказать свою доброжелательность, господин Сунь беседовал с госпожой Ли на том языке, который считал официальным. Она же решила, что господин Сунь говорит с ней на иностранном языке нарочно, чтобы посрамить ее, еще больше покраснела и продолжала молчать. А господин Сунь радовался в душе, что госпожа Ли не понимает официального языка.