Они пробирались вдоль кромки зарослей, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Стемнело, но над берегом время от времени взлетали осветительные ракеты, заливавшие всё вокруг мертвенным светом, и взошла луна, сделавшая различимыми и пляж, на который с шипением накатывались волны, и причудливые контуры деревьев, и очертания танка, увязнувшего в песке в полосе прибоя. И человеческие тела – тела убитых, к виду которых и Павел, и Мэрилин уже успели привыкнуть. А потом из-за кустов вынырнула высокая фигура.

– О как! – произнесла она знакомым голосом Вована. – Вечерняя прогулка под луной? Моцион полезен для крепкого сна, даже если гулять приходится среди жмуриков. Не спится, молодёжь? Так занялись бы другим делом – мне бы ваши годы.

– Да мы так, – уклончиво ответил Павел – посмотреть захотелось…

– Посмотреть? – Вован усмехнулся, блеснув зубами. – Картинка-то та ещё, не сильно жизнерадостная. Давайте-ка вместе погуляем, а то вылезет из чащи какой-нибудь недобиток и свернёт вам шеи как цыплятам.

– У меня есть оружие.

– Да ну? Взрослеешь, Паша. И всё-таки давайте вместе: ствол хорошо, а два – лучше. Много тут разной публики по кустам шарахается…

Подобное предложение Павла никак не устраивало, и он уже подыскивал подходящий предлог, чтобы отделаться от непрошенного сопровождающего, но в это время впереди, за изгибом береговой линии, показался силуэт катера, приткнувшегося к берегу. Вован ускорил шаги, опередив ребят, и Павлу почему-то показалось, что бывший афганец знает, куда идти.

До катера оставалось шагов двадцать, когда раздался окрик «Стой, кто идёт?».

– Что, Федя, своих не узнаешь? – миролюбиво отозвался Вован.

– А-а, Вовка-жиган, – из густой тени, отбрасываемой носом катера, появился человек с винтовкой наперевес, в котором Павел узнал Резунова. – И чего вас тут носит нелёгкая? Здесь пулю словить можно на раз-два – полчаса назад перестрелка была. Теперь вот ребята кусты прочёсывают, а я трофей охраняю. Американский командирский катер, – он похлопал ладонью по корпусу судёнышка, – удобный, мореходный. Хорошая моторка – будем на ней рыбу ловить.

– Это дело, – согласился Вован, подходя к нему. – Закурить у тебя не найдётся? А то у меня курево кончилось.

– Поскребём по сусекам, – Резунов перехватил винтовку левой рукой, а правой полез в карман. – Солдат без курева – это половина солдата.

Тускло блеснул нож. Фёдор, булькая кровью из перерезанного горла, мягко осёл на песок, а бывший браток выхватил у него СВТ и повернулся к студентам, замершим шагах в десяти от него.

– Ты что, с ума сошёл? – выдохнул Павел. – За что ты его? Он же свой! И вы с ним друзья были…

– Свои в штанах, студент. Федя оказался не в то время и не в том месте, и встал мне поперёк дороги, а дружба – это пережиток старины. Выдумка для лохов – для деловых людей есть только взаимовыгодное сотрудничество. Стой, где стоишь, – Вован шевельнул стволом, – и слушай сюда.

Бывший афганец стоял у борта катера, широко расставив ноги и держа СВТ наготове. Павел видел его в деле и понимал, что стоит ему только потянуться за оружием, как браток выстрелит: тут же и не задумываясь. И поэтому Павел ограничился тем, что прикрыл собой Мэрилин.

– Я этот катерок ещё днём приметил, – пояснил Вован, – когда мы здесь трофеили, и сразу на него глаз положил. Хорошая машина, быстроходная, и горючего полный бак. Умеют америкосы технику делать, этого у них не отнять. Вот на этой технике я и поеду. В Америку.

– Куда?!

– В Америку. То есть, конечно, не прямо в ихний Вашингтон, а на Кубу – до неё тут рукой подать.

– Зачем?

– Да, Паша, зря тебе Анька умным назвала. Ты тормоз, простых вещей не понимаешь. Объясняю для альтернативно одарённых: я хочу перейти на сторону янки.

– Но ты же русский…

– Да, русский. Но фишка в том, что мне эта Народная Россия и на хрен не упала. Я тут кое-что разузнал об этом «совке номер два», спасибо покойнику, – Вован покосился на труп Резунова, – и меня туда не загонишь. Повторение пройденного? Нет уж, увольте, сыт по горло. Мой отец всю жизнь горбатился рабочим на заводе за почётную грамоту и за водку по праздникам, а мать? Что она видела? Тряпки у спекулянтов втридорога да очереди дикие за колбасой? Ни тебе за границу съездить, ни шикануть, ни просто пожить по-человечески. А меня эта страна кинула в Афган, интернациональный долг исполнять, – оно мне было надо? Можно подумать, я этим азиатам, которые в меня стреляли, с детства мечтал дорогу мостить в светлое будущее. Я сам свою судьбу сделал – с мясом вырывал её из чужих глоток, у меня в теле искусственных дырок больше, чем у тебя природных. А теперь что, всё псу под хвост? Нет уж, дудки!

– Подожди, Володя. В здешней России частное предпринимательство разрешено: чего тебе ещё нужно? Делай свой бизнес, и…

– Дурак ты, студент. Бизнес бизнесу рознь. Высоко взлететь тебе не дадут, подрежут крылышки, чтоб не сильно отрывался от коллектива. А ходить строем, с песнями да флагами, – в эти игры я не игрец. Мне нужен дом-дворец и бабок полные карманы, чтобы на крутых тачках рассекать да сочных тёлок трахать, и чтобы халдеи в кабаках передо мною гнулись и в глаза глядели преданно. Хозяином я хочу быть, а не быдлом, понял, нет? Вот и всё моё светлое будущее, Паша, и за него я буду драться. И драться я буду вместе с американцами, потому как зараза эта – про всеобщее равенство и братство – из этой твоей Народной России по всему миру поползёт, если её не остановить. А остановить её могут только янки: больше некому.

Павел молчал, ошеломленный исповедью бывшего братка, не зная, что ему возразить.

– А это есть мой последний шанс, – Вован кивнул на катер. – Анджелка сообщила по старой дружбе: вызнала она у одной важной шишки, что всех нас хотят отправить в Москву, в научный институт, типа как подопытных кроликов. Ждут только приказа, который может придти со дня на день. Нравится перспектива? Мне такой расклад не в жилу, и от Москвы до Америки далековато. А рассказал я тебе всё это по одной простой причине: хочу я, чтобы вы уплыли со мной – и ты, и твоя американка. Усёк? Вы же мне потом ещё и спасибо скажете.

Они говорили по-русски, и Мэрилин их не понимала. Но она подозревала неладное – Павел чувствовал её напряжение.

– Усёк. Спасибо, но я с тобой не поеду. Разные у нас дороги, Володя.

– Жаль… – протянул Вован, глядя на него исподлобья. – Жаль, студент. Ну что же, каждый выбирает свою дорогу, это ты верно заметил. Ты свою выбрал, я тоже. И поэтому…

– Подожди, – перебил его Павел. – Я не поеду, а вот Мэрилин… Она хочет вернуться к своим.

– Махнём не глядя? – Вован ухмыльнулся. – Такой расклад мне нравится. Твоя Маша получше моей Аньки будет: и посвежее, и поумнее, и к тому же американка. Замётано: дарю тебе Анджелу – владей, если сумеешь найти, в какой койке она обосновалась, и вытащить её оттуда.

– Мэрилин, – сказал Павел, не слушая бывшего бандита. – Этот парень хочет плыть на Кубу и готов взять тебя с собой. Ночь тёмная, катер маленький и быстрый: через пару часов ты будешь у своих. Это твой шанс – другого не будет. Решай, времени мало.

– Нет, – ответила Мэрилин. – Я не поеду.

– Ты его боишься? Да он тебя и пальцем не тронет – наоборот, он будет тебя беречь, ты же для него живой пропуск!

– Ты не понял, Павел, – она назвала его именно «Павлом», а не привычным «Полом». – Я хочу остаться, но не здесь, а с тобой, потому что иначе я тебя потеряю: ты ведь со мной не поплывёшь. У меня было время ещё раз хорошенько обо всём подумать… Этот мир – он для меня чужой, и здешняя Америка, против которой все воюют, – это не моя Америка, где я родилась и выросла. И в этом чужом для меня мире у меня есть только одна точка опоры: ты. Я люблю тебя, и пойду за тобой куда угодно. Я остаюсь.

Павел почувствовал, как мир вокруг него закачался и поплыл – такого он никак не ожидал. «Да, – подумал он, – женщина – это загадка, которую не дано разгадать ни одному мужчине. Истина старая, но не переставшая от этого быть истиной. Мэрилин… Марина…».