«Мы победили не наступательно, а оборонительно, но победили, — писал Денис Васильевич Давыдов, — и, следовательно, могли на другой день воспользоваться победой — атаковать неприятеля».

Однако «другой день» пока не наступил. Поэтому самое время ответить на вопрос: почему Беннигсен, имея несоизмеримое численное превосходство над Наполеоном, действовал нерешительно, всячески оттягивал начало сражения, поставив под угрозу истребления арьергард Багратиона, а потом ни разу не воспользовался успехом и не атаковал неприятеля?

Александр Иванович Михайловский-Данилевский считал, что причиной такого поведения главнокомандующего были приступы мучившей его «каменной болезни». В день генерального сражения (ни раньше и ни позже) Леонтий Леонтьевич «несколько раз» сходил с лошади, «прислонялся к дереву», падал «в продолжительный обморок», «отдавал приказы изнемогающим голосом».

Возможно, Леонтий Леонтьевич действительно страдал желчно-каменной болезнью. Но обострение болезни — от неуверенности и страха за исход сражения. Уж очень он боялся Наполеона.

После достаточно спокойной ночи наступил «другой день», когда следовало «воспользоваться победой — атаковать неприятеля». Но Беннигсен и не думал об этом. Он готовился отразить нападение французов: усилил войска первой линии за счет резервов, а на их место поставил гвардию, переведенную на левый берег Алле.

В 6 часов утра 30 мая армия стала в ружье. Но атака не последовала. Почему, неизвестно: за пеленой дождя невозможно было увидеть, что творится в войсках противника.

А в ту дождливую ночь к Наполеону пришли гвардия Бессьера и остальные дивизии корпуса Нея. Несмотря на это, он отказался от прежнего намерения выбить русских с гейльсбергской позиции, решив сняться с места и двинуться к Ландсбергу и далее на Кенигсбергскую дорогу. Казалось, делал рискованный шаг. Однако французский император был уверен, что Беннигсен не отважится атаковать его с тыла. И не ошибся.

Отказ Наполеона продолжить сражение застал Беннигсена врасплох. Ради чего он три месяца возводил укрепления и зарывался в землю? Выходит, напрасно. Что предпринять? Двинуться за противником и атаковать его с тыла — наверняка потерпеть поражение. Следовать параллельно, не допуская его до Кенигсберга, — еще опаснее. Уйти за Прегель, дождаться подкреплений и потом начать наступление — неизбежно потерять все побережье Балтики и столицу Восточной Пруссии с провиантскими магазинами. Решение надо было принимать «скорое, но вместе с тем и обдуманное, чтобы не подвергнуть опасности армию… может быть, даже и государство».

Тем временем казаки Платова оставались на самом краю правого фланга позиции русских войск у селения Гроссен-дорф. Здесь они и встретили первые колонны корпуса Ланна, шедшие под прикрытием примерно 300 всадников и 1500 человек пехоты с десятью орудиями.

Атаман М. И. Платов бросил на неприятеля отряд А. К. Денисова. Увидев казаков, французская пехота разделилась на две неравные части: меньшая осталась в открытом поле с артиллерией и кавалерией и приготовилась к бою; большая укрылась в лесу.

Андриан Карпович не кинулся сломя голову со всеми силами на стоявших в поле французов, опасаясь удара по своему флангу из укрытия. Казаками Емельяна Никитича Астахова, развернутыми в лаву, он блокировал засевших в лесу, а героев Василия Ивановича Ефремова пустил в атаку. Сам же с третьим полком остался в резерве.

Полковник Ефремов атаковал французскую кавалерию, «смял ее, опрокинул и гнал за пехоту. Казаки так увлеклись храбростью, что принуждены были разными дорожками и поодиночке возвращаться» в обход.

В то же время пехота развернутым фронтом выходила из леса. Казаки полковника Астахова с ужасающим гиканьем ринулись в атаку на нее. Французы тут же отступили, не сделав даже единого выстрела.

По убеждению самого Андриана Карповича, победы донцов были достигнуты исключительно по «благости Всевышнего Творца». Соскочив с коня и упав на колени, Денисов стал благодарить и молить Бога вести его «к дальнейшим добрым деяниям».

И дошла-таки молитва Андриана Карповича до Бога: в самый критический момент боя Матвей Иванович приказал казакам Павла Дмитриевича Иловайского и добровольцам из других полков обойти французов слева и нанести им удар во фланг.

Французские колонны миновали деревню Реч. За ними ушел и их авангард, потеряв 23 человека пленными.

Наступила ночь. К Денисову прискакал Константин Иванович Харитонов. От имени атамана он поблагодарил Андриана Карповича и передал ему приказ оставаться на месте и наблюдать за движениями неприятеля впредь до дальнейшего повеления.

За участие в боях в последнюю неделю мая А. К. Денисов удостоился золотой сабли с надписью «За храбрость!». А представил его к награде атаман.

Беннигсен сделал выбор. В ночь на 31 мая он переправил армию на правый берег реки Алле и повел ее в Бартенштейн, где предполагал провести день в надежде получить от казаков точные сведения о движении Наполеона. Князь Багратион и атаман Платов составляли арьергард.

Узнав об отступлении русских, Наполеон в ту же ночь послал вслед за ними драгунскую дивизию и две легкоконные бригады под общим командованием генерала В. Н. Латур-Мобура.

Беннигсен остановился в Бартенштейне. Весь день 31 мая его терзали сомнения: правильно ли он поступил, перейдя через Алле? Может быть, следовало атаковать французскую армию с тыла, если она действительно обратится на Кенигсберг? Размышления главнокомандующего прервал курьер, доставивший сообщение, что сильная неприятельская колонна с маршалом Данном во главе форсированным маршем идет на Домнау, где пересекались пути на столицу Восточной Пруссии и Фридланд.

Леонтий Леонтьевич понял, что над его армией нависла страшная опасность. Теперь многое зависело от того, кто первый придет в Фридланд. Многое, но не все…

Беннигсен спешно поднял армию, выступил из Бартенштейна и двинулся вниз по течению Алле, послав вперед князя Д. В. Голицына с двумя полками и А. С. Кологривова со всей гвардейской кавалерией. Им было приказано занять Фридланд и овладеть переправами через Алле у этого города. Сам же с остальными войсками остановился на отдых в Шиппенбейле.

Латур-Мобур следовал за русской армией до Шиппенбейля. Здесь он переправился через Алле и соединился с корпусом Ланна.

Платов, оставленный на левом берегу Алле, покинул Гейльсберг лишь после того, как уничтожил мосты и вывез из города небольшой провиантский магазин. Вместе с ним он двинулся вниз по течению реки и остановился на ночлег близ селения Минтен, не доходя Бартенштейна.

Так закончился последний день мая. За этот месяц казаки взяли в плен 66 офицеров и 976 рядовых французской армии.

1 июня Беннигсен двинул свою армию двумя колоннами к Фридланду, куда прибыл в 8 часов вечера.

Платов, с корпусом которого соединился отряд Денисова, следовал за армией. Ни одного столкновения с французами не произошло и не могло произойти, ибо противники шли к одной цели по разным берегам реки Алле.

В 11 часов вечера Беннигсен узнал от пленных французов, взятых казачьими разъездами, о соединении корпусов маршалов Ланна и Удино перед Фридландом. Это заставило его переправить на левый берег Алле почти всю гвардейскую пехоту и поставить ее у Сортлакского леса.

На исходе этого дня атаман М. И. Платов получил предписание главнокомандующего: с большей частью казаков, бывших в составе армии, и с полками Преображенским, Кавалергардским, Финляндским драгунским и Ольвиопольским гусарским идти вниз по течению Алле и занять переправы у Алленбурга и далее на реке Прегель у Велау, где на следующий день Л. Л. Беннигсен предполагал «атаковать Наполеона во фланг и в тыл, если он пойдет на Кенигсберг». Во всяком случае, так он писал в донесении императору Александру I и в приказе генерал-майору графу А. И. Остерману-Толстому от 1 июня.

Эта командировка к Велау освободила Платова и его казаков от участия в трагедии, разыгравшейся на следующий день на левом берегу Алле у прусского города Фридланда.