— Музыкант даст за эти шмотки хорошую цену, — сказал кто-то.

— А ну, покажи ловушку! — потребовал Мослатый.

— Закрой крышку снова, — объяснила Кларисса. — Чувствуешь, надо немножко надавить? Слышал, как там щелкнуло? Теперь открой и сунь внутрь какую-нибудь палку подлиннее…

Мослатый подобрал заготовленный для костра обломок доски и ткнул в днище. Оглушительно лязгнуло, щепки брызнули во все стороны. Зубастые скобы выскочили из неприметных пазов и впились в гнилую деревяшку с такой силой, что перерубили ее напополам. Все вздрогнули. Мослатый круглыми глазами таращился на оставшийся у него обломок.

— Слышь, Чика, а ведь это ты первый потянулся… Прикинь, чего с рукой стало бы, а?

Чика энергично выругался.

— Отхватило бы напрочь…

— Я даже помню заказчика, это один капеллан… — похвалилась девочка. — Такой противный, весь в черном… Он специально настоял, чтобы отец сделал острые зубья.

— Ну, раз противный — значит, поделом ему! — ухмыльнулся Томми Секунда. — Слышьте, разбойнички! Принимаем Снежинку в нашу шайку?

Несогласных не было.

— Ну вот и славно! Снеж, протяни руку к огню и повторяй за мной…

— Эй! Нечестно! Надобно уколоть палец и капнуть в костер крови, иначе не считается! — вскинулся вдруг Люс.

— Она же девчонка! — укоризненно сказал Томми.

— Тили-тили-тесто, жених и невеста…

— Шнопак расквашу! — насупился мальчик.

Кларисса аккуратно вытянула из воротника булавку, зачем-то подышала на острие и, сморщившись, кольнула себя. Шайка завороженно следила, как на кончике ее пальца набухает вишневый шарик. Когда капля сорвалась и упала в костер, послышался общий вздох.

— А кое-кто забоялся, помнишь, Люс?? — Томми прямо-таки распирало от гордости за свою протеже. — Повторяй вслед за мной: ветром, что веет в небе… Землей, что лежит под ногами… Кровью, что повязала нас всех… Огнем, что согреет в тяжелый час… Клянусь быть верной братству уличных разбойников и выручать попавших в беду, отныне до самой смерти. И пускай дьявол утащит меня в ад живьем, если я предам кого-то из вас!

Девочка послушно вторила Томми; и после каждой произнесенной фразы меж лопаток отчего-то пробегал холодок. Да, это была игра… Но в то же время не совсем. Словно нечто невыразимо древнее проснулось на миг, внимая словам клятвы…

— Красиво загнул! — уважительно присвистнул Мослатый, когда обряд был завершен. — Каждый раз чего-нибудь новое выдумаешь… Артист! Ну а теперь давайте избавимся поскорее от всего этого барахла.

Шайка снялась с места.

— Стало быть, твой отец мастерит эти штуки? — спросил девочку Томми.

— Да, это его талант — делать капканы и ловушки. На зверя, на птицу, н-ну и…

— На людей? Должно быть, дела у него идут не очень. Представляю, каким надо быть чудиком, чтобы купить сундук с ловушкой, — чуть что, и сам останешься без рук!

— У папы почти всегда была работа… В основном заказывали те, кому приходится много путешествовать.

— Понятненько. Знаешь, с таким ремеслом рано или поздно наживешь себе врагов, — тут Томми понизил голос. — Я не удивляюсь, что за ним теперь охотятся убийцы!

Кларисса помрачнела. В одну из ночей, когда было особенно холодно и тоскливо, она рассказала мальчику свою историю; а тот поведал ей свою. Мать Томми умерла родами, отец последние несколько лет беспробудно пьянствовал. «Раньше с моим стариком было неплохо, особенно летом. Мы жили в большущей лодке с парусиновым тентом и целыми днями рыбачили или просто бездельничали на пару. Он, конечно, поколачивал меня иногда, но нечасто. А потом… Знаешь, хуже всего стало, когда ему черти начали мерещиться. Он тогда гонялся за мной с ножом, а однажды сильно полоснул. После этого я и удрал от него: вдруг еще зарежет во сне!» Маленький бродяга помолчал и спросил: «А каково это — когда у тебя есть мать?» — «Не знаю, — ответила Кларисса. — Отец всегда отмалчивался, когда я спрашивала его о маме, а сама я ее не помню… Наверное, она тоже умерла».

В трущобах шла обычная жизнь. То тут, то там из подвальных окошек вырывались клочья пара — этот квартал традиционно был вотчиной прачек. Широкоплечие тетки увлеченно горланили и бранились друг с другом, развешивая на веревках простыни. Мальчишек провожали подозрительными взглядами, на всякий случай придвинув к себе начищенные медные тазы с бельем. Наконец уличные разбойники оказались перед облупленной дверью. Из подъезда так густо несло кошачьими ароматами, что у Клариссы заслезились глаза.

— Всех сразу Музыкант не пустит, — озабоченно почесал затылок Мослатый. — Чика, Секунда, идите вы двое — ну и девчонка тоже.

Скупщик обитал под самой крышей, в мансарде; последний лестничный пролет не имел перил, и Кларисса невольно жалась к стенке.

— Запоминай, — сказал ей Томми и особым образом постучал: три сильных удара, пауза, один послабее, потом еще три. Некоторое время ничего не происходило. Затем дверь, скрипнув, на самую малость приоткрылась — и в щели возник внимательный, блестящий, словно у птицы, глаз.

— Отпирай, купец. Товар подоспел! — буркнул Чика.

— Что-то вас много! — недовольно отвечали из-за двери; там, внутри, что-то скрежетало и позвякивало. — Опять, небось, приволокли никчемное барахло…

— Обижаешь! Вещички — первый класс, лучше не бывает!

— Ладно уж, входите… — Скупщик краденого управился наконец с дверной цепочкой. — Показывайте, чего принесли.

Музыкант оказался моложавым человеком с тонкими усиками и несколько старомодной бородкой клинышком — такие носили во времена Королевства. На плечи его был небрежно наброшен роскошный, хотя и сильно поношенный халат; пояс с кистями и воротник отливали золотым шитьем, но на груди расплывались неопрятные жирные пятна. Из-под багряной ткани выглядывали голые волосатые ноги, обутые в стоптанные туфли. Жилище Музыканта больше всего напоминало лавку старьевщика: повсюду громоздились горы разнообразных вещей — одежда, книги, мебель, посуда и утварь занимали каждый метр свободного пространства. Для прохода оставались лишь узенькие тропинки. В углу пылился большущий черный контрабас, очень похожий на огромную жужелицу без лапок.

— Вот из-за этой штуки его и прозвали Музыкантом, — шепнул Томми. — Когда-то он взял его по дешевке и с тех пор не может никому толкнуть.

Чика между тем предъявил свою добычу.

— А сундучок-то с ловушкой! — похвалился он. — За такой надо бы отвалить по полной! Снежинка, показывай.

— Ну и кому я его сбуду? — фыркнул Музыкант, на которого демонстрация механизма не произвела ровным счетом никакого впечатления. — Раз эту штуку делали на заказ, значит — смогут опознать, ежели что… Нет, такое мне не нужно.

— Что?! — оскорбился Томми. — Никому не нужно?! Да любой торгаш, не моргнув глазом, выложит за него пять-шесть гю!

— Два квадро, босяк, — и то я не знаю, зачем это делаю… Два квадро, и ни полтавро сверху!

Мальчишки спорили до хрипоты, торгуясь из-за каждой мелочи. Наконец стороны пришли к согласию. Скупщик расплатился; дети готовы были уйти, когда Музыкант неожиданно спросил:

— Эй, пигалица! Ты новенькая, что ли? В этой дрянной компании я тебя, по-моему, раньше не встречал…

Слова были обращены к Клариссе. Девочка смущенно кивнула в ответ.

— Между прочим, такие сундуки ейный папашка делает! И если б не она, ходить мне одноруким! — вызывающе бросил Чика.

— Ты скажи, какая была бы потеря! — кисло пошутил Музыкант, ковыряя мизинцем в зубах.

— Продешевили! — недовольно ворчал мальчишка, спускаясь вниз. — Надо было Собачихе нести, она бы, может, больше дала… А этот хапнул, так еще и шпильки подпускает!

— Брось, денег нам хватит на несколько дней! — возразил Томми.

Во дворе состоялся сложный процесс дележки.

— Часть пойдет в разбойничью кассу, — объяснил Клариссе наставник. — А остальное делим промеж всеми, но Чика и Пузырек получают вдвойне — это ведь они принесли сундук. У нас все по-честному, не то что в других шайках! Ну вот, денежки теперь есть, идем их тратить. Снежинка, ты чего такая грустная? Сейчас повеселимся!