— Товарищи командиры, никто о войне и не говорит! — успокаивающе говорит Богданов. — Мы предполагаем проведение широкомасштабной ПРОВОКАЦИИ! Такой, как не раз бывало на Дальнем Востоке. Обрушатся на нас соседи всей силой на узком участке, наломают дров и уберутся восвояси! А после дипломаты спишутся, извинятся… Ошибочка, мол, вышла… А с кого будет спрос ПОТОМ? А спросят, по полной, с нас! Я вас уверяю! Почему, скажут, проспали? Приказа не было? А Присягу вы давали? А какой еще вам надобен приказ?!![11]
— Это да, спросить у нас с военных умеют, с кого же еще… — тихонько говорит Коробков. — Связи с Округом до сих пор нет? М-да… Товарищ Сандалов, что вы можете предложить?
Сандалов подходит к висящей на стене за синими занавесками большой карте.
— Для присутствующих здесь товарищей из НКВД поясняю обстановку вкратце… — отдернув занавески и взяв в руку указку, начинает «вещать» Сандалов. — Войска соединений, сосредоточенные в городе и крепости Брест, в случае угрожающего положения занимают оборону вдоль госграницы, на подготовленных позициях полевого доусиления 62-го Брестского УРа.
Части 6-й стрелковой дивизии при объявлении боевой тревоги должны немедленно покинуть расположение и занять оборону на рубеже река Пульва — Брест — Прилуки. Для обороны непосредственно Бреста остаются 84-й стрелковый полк и 204-й гаубичный артполк у деревни Ковалево. Непосредственно крепость остаются оборонять 3-й стрелковый батальон и 1-й артдивизион.
Богданов и Фрумкин завороженно следят за кончиком указки.
— В распоряжение 17-го Брестского погранотряда выделяется батальон 333-го стрелкового полка для непосредственной поддержки пограничников. Далее, 42-я стрелковая дивизия выходит в район сосредоточения — Высокое и занимает позицию на правом берегу Буга от реки Пульва до Дрохичина. Вывод частей прикрывает 393-й отдельный зенитный артдивизион.
Сандалов кладет указку и, обстоятельно задернув занавески, отходит от карты.
— По плану прикрытия границы шифротелеграмма Военного совета ЗапОВО о вводе войск в действие должна быть такова: «Командующему 4-й армии. Объявляю тревогу: Кобрин-41. Подпись», — назубок цитирует Начштаба, оперевшись на край стола. — В свою очередь, командарм дает своим войскам кодограмму: «Командиру корпуса (или дивизии). Объявляю тревогу вскрытием „красного пакета“. Подпись. — И, сбившись с „академического“ тона, Сандалов заканчивает. — Однако никаких „красных пакетов“ в штабах соединений нет, поэтому вскрывать будет нечего!
— Почему? — вскидывает голову Богданов.
— Потому, что решение командующего армией по прикрытию четвертый месяц не утверждается штабом округа! — несколько смутившись, отвечает Сандалов.
Фрумкин делает выразительное лицо и что-то старательно записывает в свой блокнот. Богданов продолжает по очереди смотреть на присутствующих командиров. Наконец его недоуменный взгляд фиксируется на лице командующего армией.
— Так, товарищ генерал-лейтенант, что есть эти пакеты, что нет их — все едино! — косясь на Фрумкина, говорит Коробков. — В штабах соединений прекрасно знают их содержимое, потому что сами же их и составляли… Леонид Михайлович, процитируйте, пожалуйста!
— Итак, при объявлении тревоги части проделывают следующие мероприятия… — нудным голосом, как механический органчик, начинает цитировать Сандалов. — Первое: оставляют минимальный личный состав для перевода части на военное положение, для охраны имущества оставляя по одному человеку на объект. Для ускорения передачи зданий и имущества КЭЧ в казармах имеются инвентарные списки, которые служат приемосдаточными документами.
Второе: в танки и боевые машины укладываются диски с боевыми патронами, с объявлением тревоги машины заправляются горючим, водой и маслом.
Третье: усиливается охрана складов, парков и гаражей.
Четвертое: возимые запасы огнеприпасов, горючего и продфуража укладываются в обоз.
Пятое: выдаются на руки начсоставу карты из НЗ.
Шестое: телефонные элементы питания заливаются водой…
— И сколько времени займет это мозгоеб… действо?!! — в нетерпении перебивает распинающегося Сандалова Богданов.
— Срок занятия позиций тридцать часов! — совершенно невозмутимо отвечает Сандалов.
— Сколько-сколько?!! — хором переспрашивают Богданов и Фрумкин.
— ТРИДЦАТЬ ЧАСОВ!!! — раздраженно отвечает Сандалов. — А что вы хотите? Например, части 42-й дивизии перебрасываются вдоль границы на расстояние от 50 до 75 километров, причем пешим порядком… Они и так большую часть пути будут БЕЖАТЬ, причем с полной выкладкой… А наша 100-я дивизия вообще располагается под Минском и должна быть доставлена по железной дороге на третий день!
— Бля-я-я-я-я! — Богданов с мясом отрывает пуговицу с душащего воротника гимнастерки. — А мы-то на границе… рассчитывали, что мы продержимся минут сорок — сорок пять… и к нам на помощь подойдет Красная Армия!
— Ну да… в принципе, занятие переднего края УРа должно было бы быть закончено в течение двух-трех часов максимум после объявления боевой тревоги… — немного смущенно отвечает Сандалов. — А огневые сооружения УР — действительно, за сорок пять минут. Но будем реалистами, товарищи!
Вот 30 апреля, тоже в воскресенье, пытались мы проверить боевую готовность 42-й дивизии — и что? 44-й стрелковый полк по тревоге поднять не удалось вообще, в связи с отсутствием в полку комсостава, проживающего на частных квартирах. В 455-м стрелковом комсостав на месте был, да что толку? Боеприпасами полк полностью не обеспечен, НЗ находится в пути на станции Береза-Картусская. 18-й отдельный батальон связи строился на плацу сорок минут… вместо пяти минут по плану! Имущество дивизии так и не погрузили, потому как, с одной стороны, имущества нет, а с другой стороны — автомашин и лошадей тоже нет. Они в народном хозяйстве, только по мобилизации поступят![12]
Сандалов снова достает из галифе батистовый платок и тщательно вытирает потный лоб. Присутствующие смотрят на генерала, словно на взявшего свою знаменитую паузу актера Михаила Чехова. Фрумкин даже перестал писать в своем блокноте.
— А самое главное, где войска располагаются! — насладившись в полной мере вниманием слушателей, Сандалов убирает платок и, драматично взмахнув рукой, продолжает свой монолог. — Крепость! Понимаете: кольцевая казарма и главный вал — это мышеловка. Пропускная способность ворот исключительно мала! Мы хотели было пробить новые ворота или хотя бы починить разрушенный мост у Бригитских ворот… хозспособом… Но сначала не изыскали взрывчатку, а затем не нашли досок для ремонта моста.
— Так, кроме плача Ярославны, будут еще соображения? — деловито посмотрев на наручные часы, спрашивает Богданов.
— Так точно! — Сандалов сбивается с драматического настроя и торопливо говорит: — Считаю, что противник имеет задачей нанесением короткого концентрического удара через Брест на Барановичи прежде всего уничтожить живую силу, материальную часть и запасы, сосредоточенные в городе и крепости Брест.
Это связано с тем, что Брест — основной пункт хранения запасов для всей 4-й армии, и не только для нее. В частности, в самой крепости — дивизионные склады 6-й и 42-й стрелковых дивизий, а также 447-го корпусного артполка. На Южном острове — склады 22-й танковой дивизии (хранятся два ее боекомплекта), остальные склады этой же дивизии — в городе. Там же, в городе, — материальные склады 4-й армии.
Мы извещали штаб Округа о нетерпимости подобного положения и, в связи с наличием сверхкомплекта, просили отправить часть огнезапаса на восток. Вместо этого артснабжение ЗапОВО прислало сверх указанного еще больше боеприпасов и продовольствия.
Так что… — вздыхает Сандалов, — если мы потеряем эти склады — будет очень плохо не только нам, но и соединениям соседних армий — 3-й, 10-й и 13-й… — Сандалов снова делает паузу, но на этот раз не для повышения драматизма, а собираясь с духом, как перед прыжком с вышки. — Поэтому, не имея возможности прикрыть всю линию государственной границы, предлагаю сосредоточить усилия для прикрытия прежде всего крепости и города Брест!
