— Как не спал, слюшай? — обиженно засопел Лаврентий Павлович. — Я тебе что приказывал? Спать сорок минут, а он не спал! Вот так мои приказы выполняются! Никто меня не любит, никто меня не уважает! Все Хозяину расскажу!
И кровавые монстры дружно хихикают…
21 июня 1941 года. 06 часов 00 минут.
Гарнизон Брест
На плацу — утренняя зарядка красноармейцев. Голые по пояс, загорелые, стриженные под ноль молодые ребята. Подтягиваются, делают подъем с переворотом… обычное субботнее утро.
Из спецсообщения ГРУ: «По всей границе, начиная от Балтийского моря до Венгрии, проводятся усиленные рекогносцировки немецкими офицерами наших границ.
О предстоящей войне между Германией и Союзом ССР немецкие офицеры и солдаты говорят совершенно откровенно, как о деле, уже решенном…
Немецкие солдаты, со слов своих офицеров, утверждают, что захват Украины немецкой армией якобы обеспечен изнутри работающей на территории Союза ССР пятой колонной.
С десятого по двадцатое число текущего месяца германские войска двигались на восток через Варшаву беспрерывно в течение как ночи, так и днем. Из-за непрерывного потока войск останавливалось все движение на улицах.
По железным дорогам в восточном направлении идут составы, груженные главным образом тяжелой артиллерией, грузовыми машинами и танками.
Производится подготовка переправочных средств через реку Буг.
Население из пограничной зоны немцами выселено»…
21 июня 1941 года. 06 часов 08 минут.
Минск. Кабинет командующего ЗапОВО генерала армии Павлова
— Нет, товарищ Сталин. Это полная ерунда. На границе — как никогда спокойно… Я полностью контролирую ситуацию. На любую провокацию — не поддамся. Граница на замке! — говорит Павлов по телефону ВЧ (аппарат белого цвета, без наборного диска, с золотым гербом СССР). — Не беспокойтесь, товарищ Сталин, глаз не смыкаем… Служу трудовому народу!
Осторожно, словно для того, чтобы не побеспокоить человека на другом конце провода, повесив трубку, Павлов достает из кармана галифе большой фуляровый платок и вытирает покрытый испариной лоб.
— Фу-у-у-у… — взгляд командующего падает на стоящего у стола начальника штаба округа генерал-майор Климовских. Павлов хватает со стола какую-то бумагу и, потрясая ею, возмущенно кричит, — и ты хочешь, чтобы я доложил ОБ ЭТОМ Хозяину? Какой-то Осташенко Фе А, какой-то сраный полковник… не нравится ему, видите ли, что в крепости Бреста НЗ всех видов сложены, удручает его, видите ли, что личный состав скученно размещен… Да кто он такой? Замкомдива 6-й стрелковой? А геморрой в толстой жопе его не беспокоит? Тебе что, делать больше нечего?! Или тебе что, звезды в петлицах тяжело носить стало? Пошел ты на хуй! Вон из моего кабинета, и больше с ЭТИМ ко мне не ходи!
21 июня 1941 года. 06 часов 09 минут.
3-я погранкомендатура 17-го Краснознаменного Брестского погранотряда
— Слушай, Саша… что-то мне очень не нравится эта тишина! — говорит комендант Западного острова старший лейтенант НКВД Черный. — Всю неделю соседи по берегу шастали туда-сюда, туда-сюда, фотографировались, тур-р-ристы, а сегодня — как вымерли! — Черный мазнул биноклем по противоположному берегу Буга. — Вот так же и на Хасане было — перед началом…
Стоящий рядом с комендантом начфизподготовки 17-го КПО лейтенант Сергеев кивнул, соглашаясь.
— Ты со своими спортсменами все закончил? — опустив бинокль, комендант обернулся к Сергееву. — Знаешь, не распускай их на сегодня… займи их чем-нибудь!
— Так ведь сегодня банный день! — ответил лейтенант.
— Ничего, в баню твои орлы завтра сходят! А мне дополнительные пятьдесят человек не помешают, — доверительно положив руку на плечо Сергеева, говорит комендант. — Ведь лучшие стрелки со всего Белорусского погранокруга собрались! И знаешь что, в случае чего, давай их всех к старому деревянному мосту…
— Это тот, что к крепости ведет? — уточняет Сергеев.
— Ага, он самый! — кивает Черный. — А кто у нас победитель по разряду ручных пулеметов?
— Старший сержант Минин! — отвечает Сергеев.
— А его на вал — там круговой обстрел…
21 июня 1941 года. 09 часов 07 минут.
Цитадель. Столовая 455-го стрелкового полка
За длинными столами завтракают красноармейцы, слышна таджикская и туркменская речь — почти у половины азиатские лица. На столах — горки хлеба, нарезанная колбаса в мисках.[2] Вдоль прохода неторопливо прохаживается кряжистый мужчина с роскошными усами. Это ротный старшина Шубенко. К нему подскакивает красноармеец-старослужащий.
— Красноармеец 7-й роты Огородников! Разрешите обратиться? — старшина кивает. — Товарищ старшина! А молодые картошку не едят, она, говорят, с салом! Не халяльная!
— Красноармеец Огородников! Приказываю вам провести среди личного состава партполитработу! — отвечает старшина.
— Есть провести партполитработу среди личного состава! — молодцевато вытягивается Огородников. Шубенко неспешно следует дальше, незаметно улыбаясь в пышные усы, когда слышит сзади:
— Эй, бабай, ну-ка, давай наворачивай! Жри, кому сказано! Во, видал у меня? Поговори мне еще! Устав Внутренней службы теперь твой шариат!
21 июня 1941 года. 09 часов 08 минут.
Вокзал города Брест. 60-й железнодорожный полк НКВД
Лязгая сцепкой, на станцию прибыл грузовой состав с Запада. В составе несколько металлических высоких полувагонов стандартной высоты 7,72 метра, нагруженных доверху сверкающим на утреннем солнце крапинками слюды углем.
Из привокзального туалета выходит, поправляя на ходу портупею, младший политрук Черкалин. Он прибыл на окружные спортивные соревнования, которые должны начаться в воскресенье. Проходя мимо вагона с углем, Черкалин вспрыгивает на тормозную платформу и подтягивается, заглядывая в вагон. Молодой еще, силу девать некуда…
Мимо, скрипя начищенными сапогами по гравию, проходит пограничный наряд.
— Забыли что-нибудь, товарищ политрук? — вежливо отдав честь и внимательно, быстро осмотрев Черкалина с ног до головы, спрашивает старший наряда сержант Турсунбаев.
— Просто интересно… — Черкалин спрыгивает, смущенно отряхивает ладони, — чего это немцы нам наш же донецкий уголек поставлять стали?
— Почему наш же? — Сержант непонимающе морщит лоб под зеленой фуражкой.
— Да как же не наш? Именно наш, донецкий, настоящий антрацит! — Черкалин отвечает уверенно.[3]
Пограничник с сомнением качает головой.
— А и, правда, зачем? Ну-ка, Петренко, давай наверх. Проверь, что там за уголек!
Один из рядовых пограничников мигом заправляет под подбородок ремень фуражки, забирается на вагон и, достав из-за голенища сапога шомпол, начинает раскапывать уголь сверху.
— Товарищ сержант, да тут что-то… твердое, под углем!
— Ну, неужели контрабанда? — сержант скидывает с плеча ППД. — Молодец, боец! Считай, отпуск ты себе заработал!
Но это оказалась не контрабанда… Распахивается, как дверь, стенка вагона — и из образовавшейся ниши на гравий возле путей выскакивают, как чертики из коробочки, четверо в форме командиров РККА.
Первый из них проводит классический «маваши-гири» в голову ближайшего пограничника, но тот, против ожидания, текучим, неуловимым движением уклоняется от удара, захватывает конечность нападавшего, и по всем правилам боевого самбо выворачивает… слышен хруст кости.
Другой диверсант бросается на Черкалина и с размаху бьет его широким клинком в район печени. Но политрук уворачивается и в ответ проводит классический хук с левой. На гимнастерке чемпиона СКА по боксу в полутяжелом весе вспухает багровая полоса, а нокаутированный падает навзничь, со звоном ударяясь затылком о рельс.
