— А если бы у меня был кинжал, ты бы тоже позволил мне воткнуть его тебе в брюхо, надеясь, что, истекая кровью, разгадаешь маневр? — спросил Де’Уннеро.

Зверея, он бил Теллареза снова и снова. Когда же тот, защищаясь, прикрыл голову обеими руками, Де’Уннеро ударил его в живот. Затем снова нанес несколько ударов по лицу.

Де’Уннеро слышал возгласы и вздохи стоявших вокруг молодых монахов. Но сочувствие к слабому лишь подхлестнуло его ярость. Его удары стали сильнее и посыпались чаще. Потом они неожиданно прекратились.

Телларез не сразу отважился выглянуть из-за поднятых вверх рук. Затем он медленно, очень медленно опустил руки вниз.

— Я не понимал, — тихо сказал он.

— А теперь? — спросил Де’Уннеро, и собравшимся показалось, что в его голосе они слышат странные отзвуки звериного рычания.

— Теперь понимаю.

— Тогда защищайся! — крикнул Де’Уннеро и прыжком встал в боевую стойку.

Руки Теллареза заняли правильное положение. Де’Уннеро вращал плечом, делая вид, будто собирается бить.

К его удивлению, этот мальчишка умудрился ударить его прямо в лицо. Монахи, окружавшие их, как ни старались, не могли удержаться от ободрительных восклицаний.

Рука Де’Уннеро с бешеной скоростью метнулась вперед и со всей силой полоснула Теллареза по лицу. К ужасу Теллареза, к ужасу собравшихся и самого Де’Уннеро, на лице ясно обозначились четыре глубокие борозды.

Де’Уннеро немедленно опустил руку вниз, прикрыв широким рукавом лапу с острыми когтями. Как это произошло? Как и когда он утратил власть над собой?

И над тигром внутри себя!

— Бывают случаи, когда надо пропустить удар противника, чтобы получить возможность ударить самому, — проревел он, обращаясь к шатающемуся и едва держащемуся на ногах Телларезу.

Потом развернулся, обращаясь к остальным:

— Когда я знаю, что перевес на моей стороне, я могу допустить несильный удар со стороны противника.

Де’Уннеро придумывал все это на ходу, ибо на самом деле мастерский маневр Теллареза удивил его не меньше, чем внезапное превращение собственной руки в тигриную лапу.

— Но берегитесь! — продолжал он, обращаясь ко всем. — Когда вы применяете подобную стратегию, в ней не должно быть места ошибке. Вы должны быть уверены в слабости противника и в своей способности нанести окончательный удар. На сегодня мои занятия с вами окончены. Теперь пусть каждый из вас не менее двенадцати раз поупражняется на преодолении препятствий и трижды пробежится вдоль монастырской стены по всей ее длине. После этого можете идти к себе и размышлять об этом уроке!

Де’Уннеро зашагал прочь, желая только одного: поскорее добраться до своей кельи и забиться в ней на весь остаток дня. Однако, увидев, что лица молодых монахов оцепенели от ужаса, он остановился и обернулся назад. Телларез, припав на одно колено, обхватил лицо руками, безуспешно пытаясь остановить кровь.

— Эй вы, двое, — обратился Де’Уннеро к монахам, находившимся от него ближе всех. — Займитесь им или, если понадобится, отведите его к магистру Мачузо. Когда ему наложат повязку, всем троим докончить урок.

Отдав распоряжение, Маркало Де’Уннеро вернулся в свою маленькую келью, плотно закрыл дверь и долго пытался понять, как же это могло случиться. Он был настолько подавлен, что не пошел на вечернюю молитву.

— Союзники? — недоверчиво переспросил Де’Уннеро, когда после вечерней молитвы магистр Фрэнсис без приглашения заглянул к нему.

— Мы с тобой оба служили покойному отцу-настоятелю, — коротко ответил на это Фрэнсис.

— Человеку, который пал, — с иронией напомнил Де’Уннеро. — Так что же, теперь это предстоит и нам? Или встанем плечом к плечу, мой друг магистр Фрэнсис? Мы с тобой — против всей церкви?

— Ты слишком легкомысленно к этому относишься, и все потому, что недооцениваешь опасности, существующей для нас обоих и для каждого, кто был сторонником Маркворта, — холодно ответил Фрэнсис. — Церковь изменилась, магистр Де’Уннеро. Она отошла от Маркворта с его приемами правления «железной рукой». В прошлом ты был в фаворе, поскольку обучал братьев воинским искусствам. Теперь, Маркало Де’Уннеро, тебе придется либо сменить манеру обучения и кое-какие привычки, либо твоя роль в новой церкви Абеля заметно понизится.

— Уж не прикажешь ли мне припасть к груди Фио Бурэя и ждать, когда из его сосцов изольется благодать? — резко спросил Де’Уннеро.

— Магистру Бурэю не быть главой церкви, — ответил Фрэнсис. — Но не преуменьшай его влияния в стенах Санта-Мир-Абель. Когда я вернулся из Палмариса, меня не меньше твоего удивило, насколько он сумел укрепить собственное положение. Пытаться воевать с ним просто глупо.

— Зачем ты вообще явился ко мне? — налетел на него Де’Уннеро. — Когда это Фрэнсис называл Де’Уннеро другом?

И действительно, даже во времена Маркворта Де’Уннеро и Фрэнсис никогда не были друзьями. Более того, они были соперниками. Маркворт изо всех сил стремился перекроить иерархию церкви, а они вслед за ним оспаривали друг у друга право на власть и влияние.

— Я пришел лишь затем, чтобы дать тебе совет, — спокойно ответил Фрэнсис. — Примешь ты его или нет — это тебе решать. Церкви Маркворта больше не существует. Сейчас, как мне кажется, настало время Браумина Херда и прочих последователей Эвелина и Джоджонаха.

Де’Уннеро презрительно хмыкнул. Эти слова звучали для него полной бессмыслицей.

— Даже отец-настоятель Маркворт признал, что допустил ошибку относительно Эвелина Десбриса, — добавил Фрэнсис.

— Маркворт допустил ошибку лишь в том, что не решился быстро и беспощадно расправиться с Эвелином и его последователями, — перебил Фрэнсиса Де’Уннеро.

— Он ошибался, не желая признавать истину, — решительным тоном продолжал Фрэнсис. — Едва ли не по всему королевству ходит сказание о том, что Эвелин с помощью Элбрайна, Джилсепони, кентавра и эльфов уничтожил демона-дракона. И люди верят, что так оно и было.

— А как установить истинность этих россказней? — спросил Де’Уннеро. — Уж не со слов ли самих преступников?

— Они не преступники, — напомнил Фрэнсис. — А правдивость истории подтверждается окаменевшей рукой Эвелина, простертой из скалы на разрушенной взрывом Аиде. Ты, быть может, слышал о произошедшем там чуде?

— Глупую сказочку о том, как гоблины превратились в кучу скелетов, едва попытавшись приблизиться к тем, кто сгрудился вокруг этой всемогущей десницы?

Фрэнсис снисходительно усмехнулся.

— Не такая уж глупая, если ее рассказывает настоятель, собственными глазами видевший все это. Чудо на Аиде спасло жизнь Браумину и его спутникам.

— Глупость, — вздохнув, произнес Де’Уннеро. — Пустые выдумки, дабы воодушевить честолюбивых юнцов в сутанах.

— Мы с тобой можем как угодно относиться к этому, но простой народ и многие наши собратья по церкви склонны верить Браумину Херду.

— А как сам магистр Фрэнсис оценивает эти, с позволения сказать, подвиги Эвелина Десбриса и магистра Джоджонаха? — спросил Де’Уннеро с плохо скрываемым ехидством. — И как сам магистр Фрэнсис относится к так называемому чуду на Аиде?

— Твоя грубость глупа и неуместна, — ответил Фрэнсис.

— Впрочем, я и так знаю ответ, — сказал Де’Уннеро.

— Мне довелось выслушать две точки зрения насчет истории Эвелина Десбриса. Могу сказать, что в обеих есть доля истины, — бесстрастно заявил Фрэнсис. — Что же касается магистра Джоджонаха, по-моему, он не заслужил такой участи.

— Но ты ни слова не сказал в его защиту, — заметил Де’Уннеро.

— В то время я находился лишь на уровне безупречного и не имел права голоса на Коллегии аббатов, — напомнил Фрэнсис. — Но ты прав, упрекая меня в малодушии, и сознание своего молчаливого пособничества будет мучить меня всю жизнь.

— Значит, и ты тоже утратил вкус к сражениям? — спросил Де’Уннеро.

Фрэнсис даже не удостоил его ответом, настолько глупым показался ему вопрос.

— А как насчет того чуда? — не унимался Де’Уннеро. — Ты веришь, что призрак Эвелина вернулся, дабы поубивать гоблинов?