— Народу тол’алфар нет дела до магических самоцветов, — ответил Джуравиль. — Исключение составляет врученный тебе изумруд. Ты же сама говорила, что камни — это предмет заботы людей.

— А они и предназначены для человека, — перебила его госпожа Дасслеронд. — Ребенок должен вобрать в себя все, чем был его отец, и все, чем когда-то владела его мать. Мы научим его искусству владеть мечом и искусству магии.

Джуравиль вспомнил тот страшный день: первым в зал, где происходила битва, ворвался брат Фрэнсис. Но если бы Фрэнсис обнаружил камни, он незамедлительно вернул бы их церкви, и никто не говорил бы, что они пропали. Правда, до Джуравиля дошли слухи, что в зале побывал еще один человек, чья ловкость рук широко известна.

Джуравиль взглянул на госпожу Дасслеронд. Она с поклоном удалилась. Джуравиль не сомневался: предводительница эльфов уверена, что он сумеет установить местонахождение исчезнувших самоцветов.

Джуравиль знал, кто взял камни.

Ему не терпелось вновь увидеть старых друзей, и потому он тем же вечером отправился в путь.

Когда в кабинет вошли гости — принц Мидалис, Андаканавар и Брунхельд, настоятель Агронгерр буквально затаил дыхание. Настоятель заранее распорядился вынести из кабинета мягкие стулья, заменив их другими — прямыми, с жесткими спинками. Все пять стульев расположили по кругу, чтобы никто из сидящих не занимал «главенствующее» положение. Пятым и последним участником предстоящей встречи был брат Хейни. Его Агронгерр решил усадить подальше от себя. Пусть гости почувствуют, что это встреча друзей и боевых соратников, а не установление границ между Вангардом и Альпинадором или между церковью и туземцами.

Агронгерр внимательно следил за лицами альпинадорцев. Он был рад, когда принц Мидалис быстро уселся справа от брата Хейни, оставив гостям стулья по обе стороны от настоятеля. Брунхельд был несколько возбужден, однако Андаканавар успокоил его, потрепав по плечу и указав на стул слева от Агронгерра. Сам он непринужденно расположился справа.

По мнению Агронгерра, все вполне совпадало с тем, что он узнал от Мидалиса относительно альпинадорских предводителей. Андаканавар, несомненно, был более понимающим и дружелюбным, чем Брунхельд. Тот же, при всех своих союзнических устремлениях, находился во власти предрассудков, свойственных его народу, а потому куда подозрительнее относился к вангардцам и в особенности — к церкви. Представления о Боге монахов церкви Абеля напрочь расходились с альпинадорскими. Впрочем, здесь речь шла уже о богах, поскольку альпинадорский пантеон был весьма многочисленным.

Наконец альпинадорские гости расселись. Воцарилась тягостная тишина. Принц Мидалис собрался что-то сказать, но Агронгерр, будучи хозяином, начал первым.

— Славная победа одержана нынешним утром, — сказал настоятель, кивая в сторону каждого из гостей. — Правда, не обошлось без потерь. Мы скорбим о ваших погибших точно так же, как о своих.

— Теморстад умер мужественно, — запинаясь ответил суровый Брунхельд. Чувствовалось, что он плохо владеет языком Хонсе-Бира. — Надеюсь, я тоже умру, — добавил он.

Агронгерр догадался, что Брунхельд вовсе не спешит умирать. Видимо, он хотел сказать, что, если ему суждено погибнуть, он надеется умереть столь же доблестно, как Теморстад.

— В отличие от вас, мы не слишком скорбим о погибших на поле боя, — попытался объяснить Андаканавар.

— Мы тоже молимся о том, чтобы наша смерть в бою была доблестной, — вставил Мидалис.

— Хотя, конечно же, мы молимся о том, чтобы гибель постигла как можно больше наших врагов, — произнес настоятель Агронгерр.

После этих слов ему стало легче. Он почувствовал, что загладил досадный промах, допущенный им в начале встречи, когда Брунхельд буквально припечатал его своим удивленным и непонимающим взглядом. К счастью, теперь предводитель Тол Хенгора улыбнулся.

Напряжение спало, и Андаканавар заговорил о цели встречи. Он намеревался повести разговор о дальнейших совместных действиях в борьбе с приспешниками демона-дракона. Какое-то время беседа протекала успешно: планы будущих тактических маневров перемежались с воспоминаниями об одержанной сегодня победе. Брунхельд даже заметил, что, по его мнению, Мидалис со своими всадниками сражались храбро и мужественно.

Агронгерр заметил, что альпинадорцы не сказали ни слова о том, как сражались монахи. Мудрый настоятель понял, что именно может оказаться настоящим камнем преткновения столь необычного союза.

— Силой меча и силой магии мы очистим эти земли от гоблинов, — взволнованно произнес брат Хейни.

Воцарилась тишина. Агронгерр почувствовал, как напрягся Брунхельд. Настоятель медленно повернулся в сторону горделивого туземца и поднял руку, прекратив попытки Мидалиса и Андаканавара вернуть разговор в более безопасное русло.

— Вы питаете недоверие к моей церкви и к тому, что мы применяем магию самоцветов, — без обиняков сказал настоятель, обращаясь к Брунхельду. Прежде чем тот смог ответить, Агронгерр продолжал:

— Мы тоже, не зная или не понимая особенностей, присущих вашему народу, не доверяем многим вашим традициям и представлениям. Ни вы, ни мы по-настоящему не знаем друг друга, и это за одну встречу не устранить. Здесь понадобится много времени.

На лице Брунхельда появилось любопытство. Он взглянул на Андаканавара, который тут же перевел то, что сказал настоятель, на альпинадорский язык.

— Учитывая это, мы должны подавить наши подозрения и даже наш гнев, — продолжал Агронгерр. — И мы, и вы должны верить лишь в то, что у нас общая цель — очистить эти края от гоблинов, поври и великанов. Поверь же, мой досточтимый союзник, что наша магия никак не может быть обращена против вас. Вы являетесь нашими союзниками, и мы высоко ценим это.

Он умолк, давая Андаканавару возможность перевести. В ключевом моменте их союзничества не должно быть никакого превратного понимания. Когда Брунхельд кивнул и его непроницаемое лицо просветлело, у Агронгерра затеплилась надежда.

— Я признаю, что преступил границы нашего союзничества, когда попытался помочь средствами магии вашему раненому, — сказал настоятель. — Я и сейчас не согласен с вашим решением отказать Теморстаду в таком лечении.

Услышав это признание, брат Хейни шумно втянул воздух. У Мидалиса от удивления широко раскрылись глаза. Он никак не ожидал, что настоятель решится заговорить о столь щекотливых вещах. Брунхельд вновь напрягся и замер. Между тем Агронгерр продолжал:

— Но я уважаю твое решение и уверяю тебя, что ни я, ни мои собратья больше не совершат подобной попытки и не пойдут против ваших представлений.

Андаканавар едва успевал переводить.

— Однако, мой добрый союзник Брунхельд, если со временем ты начнешь видеть некоторые вещи по-иному, равно как и нам станут понятнее ваши традиции, я и мои собратья готовы это приветствовать. Если ты поверишь в то, что магия самоцветов — искусное средство для врачевания раненых и для удара по нашим общим врагам, я готов трудиться без устали, дабы помогать раненым альпинадорцам, как ныне помогаю вангардцам, являющимся приверженцами моей церкви.

— Так ты ждешь, что и мы станем ее приверженцами? — перебил его Андаканавар, прежде чем Брунхельд успел вымолвить хоть слово.

— Нет, не жду, — честно ответил настоятель. — Я видел, как ваши люди сражались за нас, а наши — за вас. Я не прошу об отступлении от ваших правил и традиций. Я не прошу от вас признания верховенства и правильности церкви Абеля.

— Брат настоятель! — испуганно воскликнул брат Хейни, но Агронгерр лишь рассмеялся.

— Сам я, конечно же, считаю веру в церковь Абеля истинной верой и надеюсь, что со временем каждому человеку в мире откроется свет этой истины, как он открылся мне, — признался Агронгерр.

Голос его звучал спокойно и ровно, в нем не слышалось ни малейших признаков страха.

— Но это, — продолжал он, — вопрос личного выбора, решения, которое должно прийти изнутри, а не в результате принуждения извне. Я считаю, друг мой, что миссионеры должны распространять свои воззрения с терпимостью к другим верованиям.