Может быть, он знает о моем тщательно скрываемом чувстве по отношению к ней? Я и самому себе бы не признался в тех чувствах, что испытывал к Эрмизад, но именно они исподволь воздействовали на мое решение принять приглашение Арджава.

— Господин мой, неужели ты серьезно намерен войти в этот город? Да стоит тебе только оказаться за воротами, как они убьют тебя. Раньше ходили, правда, слухи, что для заклятых врагов у вас с принцем Арджавом слишком хорошие отношения, но после тех побоищ, которые ты учинил в Мернадине, он непременно сразу же убьет тебя. Как и каждый на его месте, это ведь ясно! — удивленно проговорил мой спутник.

Я покачал головой. Настроение у меня совершенно переменилось, я стал гораздо спокойнее.

— Он меня не убьет, — сказал я гонцу. — В этом я уверен. А попав в город, я смогу оценить силы противника, что было бы для нас очень полезно.

— Но ведь для нас будет настоящей катастрофой, если они убьют тебя, господин мой…

— Не убьют, — снова сказал я и почувствовал, как улетучивается моя свирепость и ненависть, как гаснет в душе моей жажда битвы. И я отвернулся от своего спутника, чтобы он не заметил блеснувших в моих глазах слез.

— Открывайте ваши ворота, — крикнул я каким-то не слишком уверенным голосом. — Я войду в Лус Птокаи как твой гость, принц Арджав.

Верхом я медленно въехал в город, оставив свой меч и свое копье у гонца, который теперь, должно быть, уже мчался во весь опор, совершенно потрясенный, назад, в наш лагерь, чтобы рассказать обо всем маршалам.

Улицы Лус Птокаи были тихи и печальны; Арджав спустился с крепостной стены мне навстречу, и я увидел, что и его лицо, подобно моему, сильно изменилось после всех этих сражений: заострились и посуровели черты, взгляд казался пыльным. Он и двигался не так уверенно и легко, и голос его звучал не так звонко, как в день нашей с ним первой встречи год назад.

Я спрыгнул на землю. Он схватил меня за руку.

— Итак, — проговорил он с притворным весельем, — боевой идол этих варваров все еще вполне материален. А мой народ уже начал сомневаться в этом.

— Наверное, вы ненавидите меня, — сказал я.

Он, казалось, был несколько удивлен моими словами.

— Элдрены не умеют ненавидеть, — сказал он и повел меня в свой дворец.

Арджав провел меня в небольшую комнату, где были лишь кровать, столик и стул — все сделанное на редкость искусно, все очень легкое и хрупкое, казавшееся выполненным из драгоценного металла, однако же каким-то хитроумным способом вырезанное из дерева. В углу была ванна, полная горячей воды.

Арджав вышел, и я скинул свои испачканные кровью и грязью доспехи, которые почти не снимал за последний год, и выскользнул из штанов и рубахи. А потом с чувством облегчения и благодарности погрузился в теплую воду.

После того шока, который я испытал, получив приглашение Арджава, душа моя совершенно успокоилась, даже как-то отупела. А теперь, впервые за весь этот год, я и сам полностью расслабился, я больше ни о чем не думал, как бы смывая со своего сердца налет горечи и ненависти вместе с той грязью, которая покрывала мое тело.

Я был почти весел, надевая чистое белье, приготовленное для меня заранее, и тут кто-то постучал в дверь.

— Здравствуй, Эрекозе, — это была Эрмизад.

— Госпожа… — я поклонился ей.

— Как ты живешь, Эрекозе?

— Видишь ли, во время войны я живу хорошо и действую успешно. А сейчас я с удовольствием воспользовался бы твоим гостеприимством.

— Арджав послал меня, чтобы я пригласила тебя отобедать с нами.

— Я готов. Но сперва скажи мне, как ты сама жила все это время, Эрмизад.

— Ну, в общем-то, неплохо… я здорова… — проговорила она. Потом подошла ко мне ближе. Низко опустила голову и, глядя в землю, поднесла руки к горлу каким-то умоляющим жестом. — А скажи… ты теперь уже муж королевы Иолинды?

— Мы все еще жених и невеста, — сообщил я ей. И потом, решившись, я заглянул ей в глаза и добавил, стараясь по возможности говорить ровным тоном: — Мы поженимся, как только…

— Как только?..

— Как только будет взят Лус Птокаи.

Она промолчала.

Я сделал еще шаг вперед, и теперь мы стояли почти вплотную друг к другу.

— Это единственное условие для того, чтобы наш брак состоялся, — сказал я. — Я должен уничтожить всех элдренов до единого. Ваши поруганные знамена должны стать моим свадебным подарком Иолинде.

Эрмизад кивнула, быстро на меня взглянув, во взгляде ее была печаль и, одновременно, насмешка.

— Значит, такова данная тобой клятва. Ты должен ее выполнить. Должен убить всех элдренов. До последнего.

Я прокашлялся.

— Да, такова моя клятва.

— Ну пойдем, — сказала она. — Обед остывает.

За обедом мы сидели с Эрмизад рядом, а Арджав так оживленно рассказывал об одном из весьма странных экспериментов своих предков-ученых, что все мы на какое-то время как бы забыли о предстоящем сражении. Но позже, когда мы с Эрмизад тихо заговорили о чем-то друг с другом, я вдруг поймал взгляд умолкнувшего на время Арджава: в этом взгляде была такая боль! Потом он вмешался в наш разговор:

— Как ты уже и сам понял, Эрекозе, мы потерпели поражение.

Мне не хотелось говорить об этом. Я только пожал плечами и попытался возобновить нашу приятную беседу с Эрмизад, но Арджав был настойчив:

— Мы обречены, Эрекозе. Наши защитники вскоре падут под мечами твоей огромной армии.

У меня перехватило дыхание. Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Да, вы обречены, принц Арджав.

— Это лишь вопрос времени — когда именно вы возьмете город.

На этот раз я отвел глаза, избегая его пристального взгляда, и просто кивнул в ответ.

— Значит… ты… — голос у него сорвался.

Я начал терять терпение. Противоречивые чувства кипели в моей душе.

— Моя клятва… — напомнил я ему. — Я должен выполнить то, в чем поклялся, Арджав.

— Самому мне умереть не страшно… — начал он.

— Я понимаю, чего ты страшишься, — сказал я.

— Но неужели нельзя позволить элдренам просто сдаться? Неужели они не могут просто признать, что Человечество одержало над ними победу, Эрекозе? Разумеется, один город…

— Я дал клятву. — Теперь печаль переполняла мое сердце.

— Но не можешь же ты… — Эрмизад слабо махнула своей тонкой рукой. — Мы ведь твои друзья, Эрекозе. Нам так приятно быть вместе. Мы… мы ведь действительно друзья…

— Мы принадлежим к разным народам, — сказал я. — И между нами идет война.

— Пощады я не прошу, — сказал Арджав.

— Знаю, — ответил я. — И ничуть не сомневаюсь в мужестве остальных элдренов. Я слишком много видел тому примеров.

— Ты связан клятвой, которую дал в порыве гнева, дал беспричинно, бесцельно, просто так, и теперь клятва эта привела к тому, что ты убиваешь тех, кого любишь и уважаешь… — в голосе Эрмизад было изумление. — Неужели ты не устал убивать, Эрекозе?

— Очень устал.

— Но в таком случае?..

— Но именно я все это затеял, — сказал я. — Иногда мне кажется, что это не я веду людей на битву, а они как бы толкают меня вперед. Может быть, весь я целиком — всего лишь их создание. Нечто, созданное волей Человечества. Может быть, я всего лишь лоскутный коврик, созданный ими из их представлений о самых различных героях. Может быть, никакой другой жизни у меня нет и не было, и когда я выполню свою задачу, то исчезну, поскольку исчезнет и чувство опасности, питающее души этих людей…

— Думаю, что этого не произойдет, — мрачно сказал Арджав.

Я только пожал плечами:

— Но ведь ты же не я. И у тебя не было таких странных снов…

— А тебе по-прежнему снятся эти сны? — спросила Эрмизад.

— В последнее время нет. С тех пор, как началась эта военная кампания, сны пропали. Они мучают меня только тогда, когда я пытаюсь понять, кто же я на самом деле такой. А когда я делаю то, что от меня требуется, сны оставляют меня в покое. Скорее всего, я просто призрак. И ничего больше.