— Я — герцог Байнан, командующий флотом. Мы не станем обсуждать с вами сложных условий какого бы то ни было мира, но если вы сейчас позволите нам уйти, продолжать битву не будем.

Ригенос улыбнулся, а Каторн фыркнул, пробурчав:

— Ну до чего благородно! Знает небось, что его песенка спета!

Ригенос захихикал. Потом снова обратился к герцогу Байнану.

— Мне это предложение представляется несколько наивным, герцог Байнан.

Байнан лишь устало пожал плечами.

— Тогда давайте с этим кончать, — вздохнул он и поднял руку в перчатке, подавая лучникам знак.

— Подождите! — вскричал Ригенос. — Есть и другой путь, если вы, конечно, хотите сохранить своих воинов.

Герцог Байнан медленно опустил руку.

— Что вы предлагаете? — голос его звучал устало.

— Если ваш повелитель, Арджав Мернадинский, на борту, как то ему положено, то пусть поднимется на палубу и сразится с лордом Эрекозе, Защитником Человечества. Если Арджав одержит победу — что ж, тогда мы позволим вам уйти. Если же победит Эрекозе, вы станете нашими пленниками.

Герцог Байнан скрестил руки на груди.

— Вынужден сообщить, что принц Арджав не сумел вовремя добраться до Пафанаала, чтобы участвовать в нашем походе. Он сейчас находится на западе, в Лус Птокаи.

Король Ригенос обернулся к Каторну.

— Убей этого элдрена, Каторн, — тихо сказал он.

Герцог Байнан продолжал:

— Однако я вполне готов сам сразиться с вашим героем, если…

— Нет! — крикнул я Каторну. — Остановись! Ваше величество, это бесчестно — отдавать такие приказания во время перемирия.

— Что говорить о чести, Эрекозе, когда я занят искоренением богомерзкого отродья! Ничего, ты и сам скоро это поймешь. Убей его, Каторн!

Герцог Байнан нахмурился, удивленный нашим неслышным ему спором, тщетно пытаясь разобрать слова.

— Итак, я буду биться с тобой, Эрекозе, — повторил он. — Ты согласен?

И тут Каторн поднял свой арбалет, стрела пропела в воздухе, и я услышал слабый вскрик, когда стрела пронзила герцогу горло.

Рука его поднялась к дрожащему оперению стрелы. Странные глаза подернулись какой-то пленкой. И он упал.

Меня привело в бешенство предательское поведение того, кто так часто говорил о предательском поведении других. Но сейчас не было времени выяснять отношения, ибо стрелы элдренов уже дождем сыпались на нас, и мне необходимо было подбодрить своих лучников, а потом вести абордажный отряд против команды вражеского судна.

Я схватился рукой за снасть, выхватил свой сверкающий меч из ножен, и слова сами полились из моих уст, хотя в душе я все еще горел гневом на короля и Каторна.

— За Человечество! — орал я. — Смерть Гончим Псам Зла!

Я перемахнул через борт и спрыгнул вниз, на палубу неприятельского судна, ведя за собой воющих и улюлюкающих воинов, быстро смешавшихся с защищавшими свой корабль элдренами.

И началась кровавая схватка.

Мои собственные воины старались держаться подальше от моего меча, оставлявшего странные бледные раны в телах элдренов и несшего смерть каждому, кто получал хотя бы поверхностную царапину. Много элдренов погибло, встретившись с мечом Канаяной, но сам я не чувствовал радости сражения: во-первых, потому, что я все еще был зол на короля и Каторна, а во-вторых, потому, что никакого особого искусства не требовалось, чтобы убивать таким мечом; к тому же элдрены были глубоко потрясены гибелью своего командира, полумертвы от усталости, однако сражались по-прежнему мужественно.

Как оказалось, легкие, похожие на хищных рыб корабли элдренов имеют значительно большую команду, чем я предполагал. Эти длинноголовые элдрены, прекрасно сознавая, что любое прикосновение к моему мечу несет смерть, бросались на меня с отчаянной и какой-то свирепой отвагой.

Многие пытались достать меня с помощью боевых топоров с очень длинной ручкой, значительно длиннее моего меча. Меч мой был, в общем-то, не более острым, чем любой другой, так что даже когда я изо всех сил ударял по рукоятям топоров, мне все равно удавалось разве что слегка расщепить их. Я был вынужден то и дело приседать и увертываться от острых лезвий топоров, со свистом рассекавших воздух.

Какой-то юный златоволосый элдрен с размаху ударил меня топором по плечу; топор скользнул по доспехам, не пробив их, однако я потерял равновесие и покатился по палубе, тщетно пытаясь снова встать на ноги. Ноги скользили и разъезжались: доски были залиты кровью. Топор просвистел еще раз, удар пришелся по нагрудной пластине, снова сбив меня с ног. Я с трудом встал на четвереньки, рванулся вперед, избежав очередного удара топором, и одним ударом отсек обнаженную руку юного элдрена, сжимавшую топор.

Похожий на рыдание стон сорвался с его губ. И он умер. Снова «сработал» яд, заключенный в моем мече. Я по-прежнему не мог понять, как металл может быть столь ядовитым, однако сомнений в силе этого яда не возникало. Я выпрямился и посмотрел на юного элдрена, что сражался так храбро и теперь лежал у моих ног. Все мое избитое тело болело. Я огляделся и увидел, что преимущество явно на нашей стороне. Последняя горстка яростно отбивающихся элдренов собралась у своего знамени спиной к спине, обороняя его. На алом поле флага был изображен Серебряный василиск Мернадина.

Спотыкаясь, я побрел в их сторону. Элдрены стояли до последнего. Они понимали, что пощады им не будет.

Я остановился. Мои воины в помощи с моей стороны не нуждались. Я сунул меч в ножны и смотрел, как горстка элдренов, окруженная куда большим количеством врагов, продолжает сражаться, несмотря на страшные раны на теле у каждого.

Я снова огляделся. Какая-то странная тишина повисла над двумя прильнувшими друг к другу кораблями, хотя где-то вдали еще слышались порой раскаты пушечных выстрелов.

Потом Каторн, возглавивший атаку на последних защитников неприятельского корабля, сорвал знамя с изображенным на нем василиском, швырнул его в лужу элдренской крови и стал топтать, словно обезумев от ярости, пока флаг не превратился в окровавленную и совершенно ни на что не похожую тряпку.

— Вот что будет с каждым из проклятых элдренов! — кричал он, празднуя свою безумную победу. — С каждым! С каждым! С каждым — вот так!

И, отшвырнув флаг, он с грохотом бросился по трапу вниз, чтобы посмотреть, велика ли добыча.

Над кораблями вновь воцарилась тишина. Дымовая завеса над нами начала понемногу рассеиваться, показалось солнце, видимое пока не очень ясно.

Теперь, после захвата флагманского корабля, победа наша стала очевидной. Ясно было, что в плен не будет взят никто. На некотором расстоянии от нас один за другим вспыхивали уцелевшие элдренские корабли. Ни одному из них не удалось спастись, нигде на горизонте не видно было их прозрачных парусов. Многие наши суда тоже были разбиты, некоторые пожирало пламя. Сражение происходило на огромной территории, где вся поверхность моря была покрыта обломками судов и бесчисленными трупами — казалось, что оставшиеся на плаву корабли попали в плен, словно где-нибудь в Саргассовом море.

Мне и самому тоже казалось, что я стал пленником этого чудовищного побоища. Хотелось убраться отсюда как можно скорее. Трупный запах не давал дышать. Это был не тот бой, на который я рассчитывал. Это была не та слава, которую я надеялся заслужить.

На палубе снова появился Каторн, на его темнокожем лице было написано глубокое удовлетворение.

— А где же добыча? — спросил я. — Что это ты такой довольный?

Он вытер губы:

— Герцог Байнан взял с собой свою дочь.

— Она еще жива?

— Уже нет.

Меня передернуло.

Каторн озирался, вытянув шею.

— Так, хорошо. С этими мы покончили. Сейчас прикажу сжечь все оставшиеся корабли.

— По-моему, — сказал я, — это неразумно. Мы ведь могли бы воспользоваться их судами, чтобы заменить свои потопленные.

— Воспользоваться их проклятыми колдовскими кораблями? Ну уж нет, никогда! — Он весь перекосился, сплюнул и, перегнувшись через перила, крикнул матросам, остававшимся на пришвартованном к нашему элдренском судне, чтобы возвращались.