– Тебя никто и не заставляет. Титул римского императора сейчас означает именно то, чего ты и добивался, а вовсе не государя римлян, – возразил Алкуин Альбинус.

За его спиной появились Ангильберт и Дикуил, сбоку выросла ехидная харя Дварфлинга.

– Мы едем назад, за Альпы, – твердо объявил Карл, повернулся и продолжил путь к Ангельскому замку, но не успел он сделать и двадцати шагов, как прямо пред ним встала худощавая фигура Эркамбальда. Лицо его сияло. Он воскликнул:

– Хайль кайзер Карл! Да здравствует император Франко-Римской империи и всего христианского мира!

– Эркамбальд! Ты вернулся из Багдада? – выкрикнул Эйнгард. Карл только теперь вспомнил, что с нетерпением ждал возвращения посланца за слоном.

– Ваше величество, – сияя еще больше, промолвил Эркамбальд, – я раздобыл для вас элефанта.

– Он уже здесь?! – чуть пошатнувшись, воскликнул император.

– Увы, нет.

– Ты не довез его? Он умер?!

– Тоже нет.

– Так что же?

– Он идет.

– Идет? Где идет? Говори скорее!

– Но вы не даете мне сказать! Да, он идет. Знаменитый купец Исаак, один из аннадимов, то бишь сотрапезников халифа Арона, ведет его по бескрайним просторам халифата. Выйдя вместе с ним и элефантом из Багдада, я некоторое время сопровождал их, но затем решил поторопиться, и, когда мы переправились через Евфрат, я пришпорил коня. Миновав Сирийскую пустыню, я добрался до Дамаска, затем до Птолемаиды, где сел на корабль и доплыл до Неаполя. И вот я тут, в Риме, у ваших ног, и, увы, не успел к церемонии!

– Пес с ней, с церемонией! – махнул рукой император Карл. – Когда же придет мой элефант?

– Полагаю, не скоро, – ответил Эркамбальд. – Исаак намерен вести его через Иерусалим, Египет и Ливию до Карфагенского порта, а уже там искать корабль, способный перевезти элефанта по морю хотя бы до Тринакрии[74], а то, даст Бог, и до Итальянского побережья. Ну, а если не получится – ведь элефант животное громоздкое и капризное, корабль для него найти ох как трудно, – тогда придется вести его дальше по Африке до Геркулесовых столпов, потом через всю Страну Змей, Испанию и Аквитанию.

– Этак они года два будут ползти, – разочарованно пробормотал Карл. – Очень медленно двигается элефант?

– Да я бы не сказал, – покачал головой Эркамбальд, – По настроению. Иной раз со скоростью бодро шагающего человека, иной раз даже как конь, впритруску, а то заартачится – и еле-еле.

– Еле-еле… – уныло повторил император, постоял молча с минуту, затем выражение лица его стало меняться, светлеть, оживать и вот – совсем озарилось, – А как звать моего элефанта? – спросил он с веселой улыбкой.

– У него такое длинное и заковыристое имя, – отвечал Эркамбальд, – я, признаюсь честно, даже не упомнил. Помню только, что там было «Абуль-Аббас».

– Да здравствует Абуль-Аббас, любимый элефант императора Карла! – воскликнул тут император Карл во все горло, – Радуйтесь, жители Рима! Так и быть, я принимаю корону вашей паршивой империи!

– Вот это сказано так сказано! – гоготнул Дварфлинг, – Это я непременно отмечу в летописи.

– Я тебе отмечу! – рявкнул Алкуин и больно дернул коротышку за ухо. – Анафеме предам!

Тем временем улица наполнилась ревом жителей Рима, которые ни слова не понимали на варварском лингва франка и подумали, что император наконец соизволил ответить им на их приветствия восторженным восклицанием. Некоторые подумали, будто он сам себя величает элефантом, и выкрикивали:

– Аве цезарь Карл Элефантус!

А один смельчак даже крикнул:

– Ave Carolus elephanti corio circumtentus![75]

Из всей свиты Карла один лишь Алкуин расслышал сие выражение из какой-то комедии Плавта, но, скрипнув зубами, оставил его без внимания. Лишняя заваруха сейчас была совсем ни к чему.

Карл весело помахивал рукой добродушным и глумливым римлянам без разбору, вдруг вспомнил про кандидатскую тогу, снял ее с себя, оставшись в тунике, и разрешил наконец-то Алкуину облачить его в имперскую тогу с золотыми ваиями. Дикуил, Мегинфрид и Теодульф подняли императора на руки и понесли с триумфом по площади перед Ангельским замком.

Он передумал уезжать и решил остаться в Риме до прибытия слона. Целую неделю Рим пировал по случаю избрания нового императора, ну и, конечно, в честь Рождества Христова.

Затем собрался второй обвинительный трибунал по делу о заговорщиках против Папы Льва. На сей раз все злоумышленники были окончательно признаны виновными и приговорены к смертной казни. Вердикт с постановлением о приговоре подали императору, дабы он либо утвердил его, либо помиловал злодеев. Карл постановил отменить смертную казнь, но изгнать всех приговоренных за пределы своей империи, и в случае, если они будут в сих пределах пойманы, немедленно лишать их головы. Алкуину не пришлось долго объяснять Карлу, почему император не может сам выносить приговор, ибо он – высший судия после Бога и имеет право либо утверждать людской суд, либо отменять его решения.

Живя в Риме, в Ангельском замке, Карл по-прежнему имел обыкновение рано вставать, купаться, брить подбородок, совершать утренние молитвы и завтракать на рассвете. Вместе с Папой Львом он участвовал в литургиях, но заниматься политическими делами Рима, даже приняв корону этой «паршивой империи», ему было лень и как бы ни к чему. Хотя с течением времени он заинтересовался римской историей, и днем, в перерывах между прогулками, упражнениями в стрельбе из лука и застольями, Алкуин читывал ему жизнеописания великих римлян, с ходу переводя с латыни на франкский язык. Особенно увлек императора сравнительный метод Плутарха. Однажды, когда Алкуин читал жизнеописание Александра, Карл прервал его и спросил:

– Как ты думаешь, брат мой Флакк Альбинус, если бы Плутарх жил не до меня, а после, он бы ведь наверняка писал не двойки, а тройки?

– Интересная мысль! – усмехнулся турский аббат. – Почему-то она хоть и лежит на поверхности, а ни разу не приходила мне в голову.

– Вот поэтому не ты император, а я, – сказал Карл. – Ну так как бы ты развил Плутарха, если бы стал переделывать двойки на тройки?

– Хм… – задумался Алкуин. – Ну, ясное дело, что вместо пары «Александр – Цезарь» я б очертил тройку «Александр – Цезарь – Карл».

– Согласен, – простодушно кивнул Карл. – Тем более, как мы видим, Александр любил стрелять из лука, и я люблю.

– Хотя бы поэтому, – рассмеялся аббат.

– А в какую тройку ты бы поставил моего отца Пипина?

– Полагаю, Пипин Бревис легко сопоставляется с Агесилаем и Помпеем.

– Но ведь ты сам читал мне, что римляне назвали Помпея «любимый нами сын враждебного отца», в то время как франки не считали моего деда, Карла Мартелла, враждебным.

Знаешь что, не будем сейчас торопиться с выводами, ты хорошенько все обдумаешь, составишь тройки, в которых бы великие греки и римляне сопоставлялись с не менее великими франками, и потом покажешь мне, что у тебя получилось, но только основательно все сопоставь, как Плутарх.

– Ладно, я подумаю. Читать дальше?

– Читай.

– Итак, описав блестящую войну Александра с Таксилом, Плутарх переходит к описанию войны с другим индийским повелителем, которого звали Пор.

«О войне с Пором подробно говорится в письмах самого Александра, где сообщается, что между враждующими лагерями протекала река Гидасп. Наблюдая за переправой, Пор выставил на берег Гидаспа своих элефантов…»

– Элефантов? – оживился император. – Так-так, интересно!

Алкуин усмехнулся и стал читать дальше про то, как хитро сын Филиппа Македонского переправился через Гидасп и напал на Пора.

– «Пор понял, что Александр уже перешел реку, и выступил ему навстречу со всем своим войском, оставив на месте лишь маленький отряд, чтобы тот мешал остальным македонцам переправляться. Напуганный видом элефантов и многочисленностью неприятеля, Александр напал на левый фланг…»