Чего нельзя было сказать о дружинниках. Три меча в слабеющих руках — против десятка стальных заточек, дубин, утыканных ржавыми гвоздями, тяжелых копий, умело сделанных из ржавой кривой арматуры. Не стоило обольщаться: с этим неказистым на вид оружием муты обращаются ловко.

Наступала расплата за недостаток бдительности: выходит, и опытные бойцы могут стать жертвой незаметно подползшего Поля. И именно там, где его меньше всего ожидаешь — у самых кремлевских стен. Наука на будущее. Так уж повелось, что за всякий новый опыт приходится расплачиваться человеческими жизнями.

И стоя вкруг, спина к спине, дружинники просто ждали неизбежного.

— Ну что, братья, умрем достойно? — хрипло проговорил Мирон, крепче сжимая меч в слабеющей руке. Оружие отказывалось повиноваться, предательски двоилось в глазах.

— Прихватим с собой парочку мутов за компанию, — мрачно отозвался Тихон, следя за кружащими и медленно приближающимися нео.

— Нельзя подыхать, — сквозь зубы процедил Антип, следя за ближайшим мутом, поигрывающим металлическим шаром на длинной цепи. — Нельзя! Иначе не узнают наши о Поле Смерти на Красной площади. И мы не станем последними в этой ловушке…

— Ответ один — биться… — проговорил Мирон.

Нео не заставили себя долго ждать — бросились без команды со всех сторон. И то ли Всевышний послал силы, то ли включились скрытые резервы измученных тел — но руки вдруг обрели потерянную крепость, мечи бешено закрутились, создавая для нео непроходимую, смертоносную стену. Не прошло и пары секунд, как двое мутов поплатились за самонадеянность: в сторону отлетела отрубленная рука с конвульсивно скрюченными пальцами, откатилась, подпрыгивая на камнях, косматая голова.

Мутантов это только раззадорило: нео разразились яростными воплями и стали смыкать окружение. Новая атака показала, что человеческие силы небеспредельны. Первым строй покинул Тихон, согнувшись от воткнувшегося в живот дротика. Кольчуга не смогла защитить от зазубренного острия, и новая волна слабости заставила воина рухнуть на колени, выронить меч.

Следом тяжело рухнул Антип: копье раздробило ему колено, и теперь ему приходилось вести бой стоя на другом, здоровом.

Подхватив с земли второй освободившийся меч, Мирон продолжал, пошатываясь, словно пьяный, крутиться на месте, яростно вращая двумя клинками и не давая врагам приблизиться. Пока не упал, сшибленный мощным ударом дубины в плечо. Следом, от удара раскрученного на цепи железного шара, окончательно свалился Антип.

Все трое были еще живы и вяло шевелились, лежа на камнях древней мостовой. Ждали, когда начнут добивать. Но нео, видимо, потеряли интерес к поверженному врагу. И без того трое истекающих кровью живых мертвецов сдохнут в смертоносном Поле.

Хотя, скорее всего, внимание мутов попросту переключилось на более интересную тему: рядом исходили парком свежие туши фенакодусов. Для нео нет ничего важнее, чем обильная жратва. И в этом смысле медленно умирающие дружинники представляли собою живые консервы: не в силах бежать, они будут ждать, когда и до них дойдет дело. Да и лень стаскивать с «консервов» кольчуги…

Вяло перебрасываясь нечленораздельными фразами, нео поволокли первую тушу в сторону развалин ГУМа. Проследив за движением подчиненных, главарь лениво поднялся и направился следом, надо полагать — за лучшими кусками.

Не давая себе провалиться в последнее забытье, Мирон через силу повернул голову — туда, где должны были виднеться грозные башни Кремля. Но башни скрывались за руинами Форта. Выходит, дозорные так и не узнают, что здесь произошло. И чего доброго, пошлют помощь. Хотелось выть от бессилия. Неужели все кончится так бездарно?

— Вот черт… — прошептали сухие, потрескавшиеся губы.

Ничего не кончилось. Худшее ждало впереди…

— Чем занят, отрок?

Чуждый звук ворвался в поток бессвязных мыслей, и Книжник не сразу осознал, где находится и кому принадлежит этот голос.

Медленно возвращалось ощущение реальности.

Вокруг не было убийственного Поля Смерти. Был тихий дворик Семинарии, кривая скамейка, прижавшаяся к оштукатуренной стене, увитой тихо шевелящимся плющом. И строгий отец Никодим, возвышающийся над замечтавшимся семинаристом с черными четками в сложенных руках. А Поле Смерти, жуткие твари, попавшие в западню дружинники — все здесь, на коленке, в тонкой стопке берестяных листков, исписанных мелким убористым почерком.

Все это здесь, на этих листах. Забытая история, что не давала ему покоя. Ведь тогда, десять лет назад, все знали, что дружинники пропали в Поле Смерти, — и никто не решился прийти им на помощь.

Потому что Поле Смерти — табу. Запретное для человека место.

Но именно запретное заставляет сердце учащенно биться, именно запретное порождает желания. Такие, как его собственная мечта. Та, в которой он отвел себе совсем иную роль, чем отвела ему неразборчивая судьба. И, перечитывая старые записи, делая пометки на ветхих берестяных полях, он всякий раз оказывался там, с ними.

И будто сам собой на этой бересте рождался план.

План невозможного, того, чему вряд ли суждено сбыться, свод выводов и смелых предположений, которые Книжник всегда мечтал проверить в реальности — там, за крепкой крепостной стеной. Ведь он готовился к своей собственной, особой судьбе. Он изучал то, что могло бы понадобиться в недоступном ему мире, далеко выходя за рамки, отведенные послушникам Семинарии. Но сейчас эта другая, иллюзорная судьба была сжата до стопки мятых берестяных листков, которые он невольно прикрыл ладонью.

— Что это у тебя? — спросил отец Никодим, с подозрением глядя на записи.

— Так, это… — пробормотал Книжник, судорожно вцепившись в листки. — Занимаюсь я, отче…

— Вижу, что занимаешься, — неприятным голосом проговорил наставник. — Да боюсь гадать, чем.

Он протягивал руку, и этот красноречивый жест не оставлял вариантов. Книжник вложил записи в сухощавую ладонь, вжал голову в плечи. Наставник погрузился в чтение, беззвучно шевеля губами. Лицо его начало неприятно вытягиваться. Отец Никодим медленно поднял взгляд на побледневшего семинариста.

— Это что значит, отрок? — деревянным голосом проговорил наставник. — Ты опять за свое? Выходит, не покаялся ты, как заверял меня? И теперь, значит, пустой болтовни тебе мало — ересь свою на бумагу излить решил?!

Книжник молчал. И без того ясно, что неприятностей не избежать. Отец Никодим — один из высших наставников Семинарии, ретивый поборник обычаев, строгих правил и дисциплины. А главное, он давно держит зуб на этого вольнодумца, посягающего на кремлевские устои.

— Да что тут такого? — Семинарист нашел в себе силы возразить. Даже пожал плечами — как можно небрежнее, что на деле вышло виновато и робко. — Мы же как раз изучали эти самые Поля Смерти — откуда они пошли, какова их природа. Но ведь про них никто ничего толком не знает — я всю библиотеку перерыл. Ну а раз так, я просто предположил — как оно может быть там, внутри? Как можно проникнуть в Поле Смерти и выбраться оттуда живым и здоровым…

— Зачем? — глухо спросил отец Никодим.

— Что — «зачем»? — растерянно произнес Книжник.

— Кому и зачем понадобится лезть в это бесовское пекло? — мрачно поинтересовался отец Никодим, продолжая просматривать конфискованные записи. — Разве не было сказано: всяк побывавший в Поле Смерти — не человек, а стало быть — враг? Говорили тебе?

— Да, но…

— Далее: ты пишешь про Поле Смерти здесь, у кремлевских стен. Видано ли такое?

— Но ведь было! Помните, когда в нем сгинули трое дружинников?! А если бы можно было пойти туда — и выручить их…

— Разве не было сказано наставником: запомнить сказанное — и молчать! А почему так было сказано?! Да потому, что словами своими человек сам кличет беду! Не поминай, прости господи, Поле — оно и не появится! А не сам ли ты призываешь беду своими бреднями? — Отец Никодим хмурился все больше, густые брови его смыкались у переносицы, ноздри сердито раздувались. — Помнишь ли, как сожгли колдуна, туман призывавшего?!