— Вы имеете право, месье. Вы — следователь. Но я не пойду и не буду шарить в чьей-то комнате.

— Как пожелаете, — ответил месье Пико.

Таким образом, когда маленький детектив вошёл в комнату Стрикленда, я опять оказался там, где был в тот ужасный миг предыдущей ночью, задаваясь вопросом, где обитатель комнаты. Когда мы проходили через гостиную, я слышал голоса и предположил, что там находились Уильямс, Норрис и Стрикленд.

Доктор Терстон сегодня не появлялся, и мы поняли со слов Столла, что хозяин намерен оставаться в своей комнате, если только срочно не потребуется. Я был этому рад. Мне казалось, что захватывающая игра «найди улику», которая продолжалась в доме, будет не слишком приятна человеку, понёсшему тяжелую утрату.

Столл сказал нам, что хозяин подумал обо всём и выдал инструкции, согласно которым мы были вольны просить всё, что пожелаем, извинившись за то, что мы вынуждены оставаться здесь вопреки нашей воле. Это было так характерно для Терстона — не забыть о правилах гостеприимства даже в напряжении последних дней.

Вскоре я почувствовал беспокойство. Мне не нравилось стоять там, где на меня глядели сломанные двери той ужасной комнаты. Я хотел быть внизу с другими. Но прошло немало времени, прежде чем маленький детектив появился вновь и, когда это случилось, он не вышел полностью в коридор, но приоткрыл дверь ногой и подозвал меня.

Я был потрясён, увидев в его руке бриллиантовый кулон.

— Vite[17]! — прошептал он. — Смотрите! Вы знаете, что это?

— Да, — сказал я. — Это вещь миссис Терстон.

— Bien[18]. Подождите, — шепнул Пико и снова исчез в комнате.

Когда он вышел, то выглядел более спокойным.

— Что всё это значит? — спросил я.

— Это значит, что бриллантовый кулон, который принадлежал мёртвой леди, находится в чемодане мистера Дэвида Стрикленда.

— Но ведь это доказывает, что убийца — он? — быстро спросил я.

— Не надо так спешить, mоn ami[19], — он подошёл ко мне и стряхнул пылинку с отворота моего пиджака. — Это может быть доказательством как раз противоположного. Я говорю «может». А теперь — в спальню шофёра.

Меня уже перестали удивлять места, выбираемые великими сыщиками для посещений. Поэтому вновь, — хотя я устал и был голоден, — я поднялся на верхнюю площадку лестницы и указал Пико на дверь комнаты Феллоуса.

Я непрерывно восхищался этим маленьким человечком, и было увлекательно наблюдать его несколько нервический энтузиазм. Но я был действительно удивлён его интересом к Феллоусу. Я не мог поверить, что у шофёра с таким открытым взглядом было за душой что-то такое, что следовало скрывать, — разве что одна или две местные любовные интрижки. Но я слишком уважал Пико и его гений, чтобы позволить себе вставить какое-то замечание.

Маленький детектив оставил дверь комнаты открытой, и я мог видеть, как он перескакивал с места на место среди простой и удобно расставленной мебели.

Всё в комнате выглядело очень опрятно, а одежда хозяина была свёрнута и убрана. Какое-то время Пико, казалось, не находил ничего, заслуживающего внимания, — пока не увидел на маленьком столике около кровати экземпляр «Дейли телеграф». Сперва сыщик взглянул на неё вскользь, но затем, похоже, заметил что-то на первой полосе и стал просматривать газету очень тщательно.

Добравшись наконец до последних страниц, Пико воскликнул «Tiens!» и «Voila!» и произвёл другие неанглийские звуки.

— Что это? — спросил я.

Он подошёл ко мне.

— Видите? — и маленький детектив взволнованно указал на карандашные отметки в одной из рекламных колонок.

Я наклонился, чтобы исследовать их, и обнаружил, что они сосредоточились в рубрике «Лицензированные помещения, отели и рестораны на продажу». Я сдержался и не стал выражать удивления, но, клянусь, ничего полезного из этого не вынес.

— Вот! — вскричал Пико, — вот оно — связующее звено. En avant[20]! Кусочек за кусочком. О, это совсем не тривиальное дело!

— Я рад, что вы так считаете, — сказал я, поскольку был разочарован скучающим тоном лорда Саймона, когда тот произносил «ещё одно дело о запертой комнате».

— Нет, нет. Ни в коем случае. Как там говорится у вас в Англии? Сюжет усложняется, а? Этой газете три недели!

И он поспешил назад, чтобы положить её на место. Когда мы пошли вниз, я рискнул вновь спросить, имеется ли у него теория.

— Я бы не называл её теорией, — ответил он. — Всё пока в темноте. Но смотришь — что это? Слабый свет! Постепенно он становится ярче. И вскоре папа Пико увидит всё. Всё! — добавил он, и я надеялся, что это правда.

Наконец мы пришли в спальню Мэри Терстон и обнаружили сержанта Бифа, сидящего в глубоком кресле у окна.

— А-а, добряк Бёф[21]! — воскликнул Пико с типично галльским легкомыслием, в присутствии мёртвых, на мой взгляд, не слишком уместным. — На страже, а? Позвольте осмотреться?

— Можете осматриваться, — сказал сержант, — но ничего не трогайте, сэр.

— Bien. И чего же вы так терпеливо ждёте, сержант?

— Я? О, я просто жду ордера, чтобы действовать. Я составил отчёт.

Пико не смог сдержать улыбки.

— Ждёте ордера, да? Это хорошо. Тогда вы знаете, кто виновен?

— Конечно, знаю. Это так же очевидно, как нос на вашем лице.

Пико повернулся ко мне:

— Это ваше английское выражение? Он жаждет моей крови, правда?

Настала очередь сержанта улыбнуться.

— Что-то вроде того, — сказал он.

Пико понадобилось некоторое время, чтобы обследовать обстановку комнаты. И пока он это делал, я подумал, что его осмотр был проделан не потому, что он ожидал найти здесь какие-то улики, но потому, что по своей природе он был человеком дотошным и не начинал строить теорию, пока не удостоверится, что не существует никаких противоречий.

— А теперь, мистер Таунсенд, сделайте одолжение? Спуститесь в гостиную, включите радио и возвращайтесь сюда.

Я повиновался очень неохотно, беспокоясь, что подумают Терстон и остальные о звуках музыки в доме в такое время. Я поспешно объяснил всё Уильямсу, Норрису и Стрикленду, которые были в гостиной, и выполнил просьбу Пико.

— Спасибо, — сказал он, когда я возвратился. — Теперь свет стал чуть ярче.

Думая, что я понял значение его слов, я заметил:

— Вы должны были убедиться, что мы слышали крики миссис Терстон, месье Пико.

— А вы их слышали? — медленно спросил он.

— Конечно, слышал.

И тут он сказал нечто необыкновенное:

— Не будьте слишком уверены, месье. Человеческое ухо — любопытный орган. Иногда он слышит то, чего невозможно услышать. А иногда не в состоянии услышать то, что должно.

После этой фразы, которую я посчитал частью преднамеренной мистификации, он быстро пошёл в направлении деревни — вероятно, также в поисках ланча.

Гонг возвестил ланч. Дойдя до столовой, я был нисколько не удивлён, обнаружив, что к нам присоединился маленький толстячок, представленный нам как монсеньор Смит. Он внёс множество пакетов, повесил на спинку стула зелёный зонтик, обвёл нас сияющим взглядом и отказался от супа.

Всем, казалось, было более чем понятно, что желательно избегать темы, занимавшей мысли каждого из нас. Но, возможно, некое подсознательное возвращение к сверхъестественным впечатлениям вчерашнего вечера заставило Сэма Уильямса заговорить о полётах вообще, процессе полёта, планировании и создании миниатюрных аэропланов.

— А что, ведь я действительно слышал, что какой-то американец оторвался от земли и полетел по воздуху с помощью крыльев, — сказал он, — но избежал судьбы Икара.

Маленький священник взглянул на него через массивные линзы очков.

— Но есть очень много видов крыльев,— пробормотал он, — есть крылья у самолётов и птиц. Есть ангельские крылья и, — он понизил голос, — есть дьявольские крылья. — Затем он положил в рот кусочек хлеба, который крошил.