Он задержался, чтобы еще раз окинуть комнату взглядом, и заметил висевшую на крючке рядом с дверью рабочую спецовку. Темно-синего цвета и, судя по виду, совершенно новую. Нигде ни пятнышка грязи или машинного масла.

– Отличная и очень чистая одежда для работы механика, – отметил сержант Биф.

– Да, совершенно чистая, – подтвердила миссис Роджерс. – Понимаете, он ни разу так ею и не воспользовался. Дядя купил ему эту спецовку в Клэйдауне примерно неделю назад, я не ошибаюсь, папочка? Вот только выбрал не тот размер. Мы еще посмеялись над ним, когда Алан приехал домой. Он хотел надеть спецовку, чтобы отлаживать свой мотоцикл, но не сумел в нее влезть.

Биф с минуту ощупывал ткань.

– Вот как, – только и сказал он, закончив.

Мы неспешно спустились вниз.

– Думаю, это все, о чем я пока хотел вас спросить, – подытожил сержант. – Виноват, пришлось задавать столько вопросов, когда вы оба в такой печали. Но никуда не денешься – с некоторыми делами лучше разобраться сразу. Не сомневаюсь, если вспомните еще нечто полезное для расследования, то дадите мне знать.

– Нам от всей души хотелось бы, чтобы все закончилось как можно скорее, сержант, – заверила его миссис Роджерс.

Хотя было совершенно очевидно: больше всего ей сейчас хотелось увидеть, как мы оба уходим. Поэтому я с большим облегчением заметил, что Биф направился к выходу. Признаться, эти полчаса оказались для меня одними из самых трудных, когда-либо проведенных в его обществе.

На Хай-стрит мальчишка предлагал свежие выпуски вечерних газет. У него было только две из трех, которые доставлялись в городок, и я купил по экземпляру каждой. Одного взгляда на первые полосы оказалось достаточно, чтобы я понял: дело превратится в более чем громкое.

Не помню, кому принадлежал ставший уже древним афоризм, считавшийся советом опытного редактора новичку-репортеру. Если собака кусает человека – это не новость. Новость, когда человек кусает собаку. Здесь мы столкнулись с типичным примером такого подхода. Обеим газетам, несомненно, уже бесконечно надоело описывать случаи, когда перед полицией вставала типичная проблема: выяснить, кто убил такого-то, а потому теперь журналисты смаковали подробности дела, где все перевернулось с ног на голову. Мне же, только что вышедшему из погруженного в траур дома Роджерсов, легковесный и шутовской тон репортажей представлялся пределом дурного вкуса.

Таким был первый заголовок, отпечатанный крупным шрифтом, какой обычно приберегали для самых сенсационных материалов. Другой гласил:

Биф, взглянув на газеты мне через плечо, почти зарычал от злости и отвращения.

Вероятно он, как и я, после визита к Роджерсам ощущал неуместность пошлого юмора при освещении подлинной драмы. Но Биф даже не замедлил шага, когда мы направились в сторону полицейского участка.

Там сержанта поджидал сюрприз. Тот самый молодой констебль, с которым я познакомился прошлой ночью, подал ему телеграмму. Пока Биф читал ее, мне хватило времени, чтобы рассмотреть двоих его подчиненных, и я уловил между ними обмен улыбками, подтверждавшими, что, как мне показалось, подчиненные до известной степени терпели странности сержанта, но относились к нему все же по-дружески. Биф действительно чересчур долго изучал телеграмму, но я надеялся, что более сообразительные и, вероятно, гораздо лучше образованные молодые коллеги не станут иронизировать над его медлительностью. Впрочем, я наблюдал за происходящим молча.

– Он приедет, – произнес наконец Биф.

– Кто приедет, сержант? Человек из Ярда? – спросил один из констеблей.

– Детектив-инспектор Стьют, – ответил Биф.

– Боже! О нем сейчас все только и говорят. Настоящая звезда. Они, должно быть, теперь считают это дело крайне важным. А причина одна – шумиха, поднятая в газетах, как мне кажется.

Биф повернулся ко мне.

– Забавная получается штука, – сказал он. – Когда я им позвонил сегодня утром, меня даже выслушать толком не захотели. Бросили на произвол судьбы, как мальчишку в море. Плыви, если сможешь, или иди ко дну, нам все равно. Но стоило у меня появиться кое-каким мыслям по поводу дела, они собираются взяться за это сами. Лады. Уж эти-то по-быстрому все распутают.

– Думаете, сумеют? – спросил я.

Мои познания о Скотленд-Ярде были почерпнуты в основном из детективных романов, авторы которых не слишком лестно отзывались о главной полицейской силе страны.

– Конечно, а как же. Этот самый Стьют, говорят, чудеса творит. Глазом не моргнешь, а он уже напал на след преступника. И он пользуется всеми этими новомодными методами. Мне тут теперь и делать-то нечего. Разве что показать ему, где у нас что, сопроводить, куда ему будет надо. А жаль. Я как раз только начал что-то понимать.

Мне же стала совершенно ясна горькая истина, заключавшаяся в словах моего старого друга. До сих пор его медлительная, хотя и верно служившая ему сообразительность имела конкурентов только в лице сыщиков-любителей. Теперь же Бифу предстояло столкнуться с опытом и с остротой мышления настоящего профессионала. Глядя на его красноватое и такое простое лицо, я понял: сержанту больше не приходилось надеяться на роль, превышавшую по своим масштабам функции сопровождающего при великом детективе, как он сам и предположил. Быть может, правда, ему и удастся вставить пару слов, родившихся в результате мучительного процесса раздумий, которые окажутся полезными. Но я заранее знал, что в контрасте с детективом-инспектором Стьютом, чье имя я уже слышал прежде, сержант Биф будет выглядеть фигурой, полностью оправдывающей ироническое отношение двух молодых констеблей. Тем не менее, располагая несколькими днями досуга, я принял решение задержаться и понаблюдать за развитием событий.

– Осталось еще одно место, которое я хотел бы посетить до того, как приедет детектив, – сказал мне сержант Биф, когда мы вышли из помещения участка. – Отель «Риверсайд прайвит», где останавливались мистер и миссис Фэйрфакс.

– Очень хорошо, – отозвался я, и мы отправились туда вместе.

Городок протянулся вдоль берега реки Джейд; в свое время городу приходилось рассчитывать на нее как на основную транспортную артерию. Рядом с железнодорожной станцией осталось несколько старых складских помещений. Некоторые теперь пустовали, в подвалах плескалась вода, а между ними пролегали проулки, выходившие к самой реке. Нам пришлось миновать их по пути к отелю, тоже располагавшемуся на набережной, но от него к пристани спускались ровные газоны. Пройдя вдоль складов, оставив позади станцию, мы попали в более фешенебельный район с большими домами из красного кирпича, построенными за последние семьдесят лет.

Чувствовалось, что летом это было приятное для глаза местечко с пышными садами и даже, вероятно, с небольшими яхтами, проплывавшими по реке. Но нынешним февральским вечером здесь все казалось отсыревшим, неприветливым.

Отель «Риверсайд прайвит», возведенный в псевдоготическом стиле из красного кирпича примерно в начале XX столетия, занимал одно из самых крупных зданий в округе. К главному входу нас привела длинная подъездная дорожка, вившаяся мимо кустов лавра, с листьев которых капала вода. Биф объяснил суть дела старательной девушке-служанке, и нас проводили в небольшую комнату, обставленную как контора, сообщив, что миссис Мердок через минуту уделит нам свое внимание.

Когда же она пришла, то произвела на меня впечатление угрожающе серьезной женщины. Дама отличалась высоким ростом, худобой, суровым взглядом и почти наверняка была уроженкой Шотландии. На сержанта Бифа она взглянула с откровенным неодобрением, но пригласила нас присаживаться и, как показалось, заранее смирилась с необходимостью снабдить той информацией, какой владела сама.

– Так что насчет этих самых Фэйрфаксов? – начал Биф с места в карьер.