Принцесса не видит собачку, но она надеется, что собачка там есть. Собачка тоже не видит принцессу, но надеется, что теперь с неба всегда будет падать печенье.
— Эй! — тихонько зовут снизу. — Ты там как?
— Нормально, — отвечает принцесса, кидая по инерции еще одно печенье.
Внизу хихикают.
— Спасибо, сестренка, я сегодня уже ужинал!
— А я — нет, — печально говорит принцесса. — Мы должны были поехать… там… в одно место… Но не поехали. Принц заболел.
— Знаю я, как он заболел, — ворчат внизу. — Опять, поди, зачитался, и вы опоздали!
— Не твое дело! — сердито говорит принцесса и неожиданно для себя всхлипывает.
— Еще как мое! — жестко отвечают снизу. — Стой там, я сейчас поднимусь!
21.15
— Я уже кремом намазалась! — отбивается принцесса. — Подумаешь, ужин! Мне же лучше — похудею!
— Тебе не пойдет, — сердито говорит дракон. — У тебя… обвиснет грудь!
— Ах ты!..
— Ты потом мне все скажешь. — Дракон разворачивает принцессу лицом к двери и слегка подталкивает в спину. — А сейчас быстро снимай этот сиреневый мешок…
— Он лиловый, и он — не мешок! — возражает принцесса.
— Этот сиреневый мешок, — с нажимом повторяет дракон. — Штуки эти с головы тоже снимай, крем стирай, и пошли ужинать. Я угощаю.
Принцесса послушно идет к комнате, на ходу вытаскивая из волос бигуди. На пороге она останавливается.
— А как же принц? Он же тоже голодный!
— Перебьется, — отвечает дракон и раздраженно выдыхает из ноздрей клубы черного дыма. — Я еще подумаю, возвращать ли тебя обратно. Этот щенок о тебе совершенно не заботится!
Про любовь
— Я ей говорю: благословите, мол, матушка, а она…
— Их величество.
— А их величество мне такая: нет, говорит, не благословлю. Я чуть не сел. Думаю, может, не расслышала, знаешь, как она…
— Их величество.
— Знаешь, как их величество иной раз отключается…
— Глубоко задумывается.
— Задумывается — и не достучишься. Ну, я, такой, думаю: ладно, повторю, от меня не отвалится. Повторил, значит, все, спокойненько так повторил, без крика, а она…
— Их величество.
— Да ты меня задолбал уже поправлять!!! Тебе язык давно не резали?! Я отрежу! Дурак!!! Шут!!! Пошел вон!
* * *
— Вы слыхали, дона Лусия, у проклятых мавров опять дракон завелся!
— Не может быть, дона Мария! Мне, пожалуйста, этой морковочки. Неужели опять?
— Эта не очень хорошая, дона Лусия, эту я так выложила, а вам, как постоянной клиентке, дам вот этой — видите, какая прекрасная, одна к одной!
— И еще одну редьку, дона Мария. Так что там с драконом?
— Дракон завелся ужасающий, с тремя головами… а тыковку не хотите, дона Лусия? Смотрите, какие у меня тыковки! Одну или парочку? Ну вот, с тремя головами и огромнейшими пастями, в каждой бык помещается. Из одной пасти у него огонь валит, из другой дым, а из третьей — вода ядовитая, одной каплей можно целый колодец отравить!
— Пресвятая дева!!! Дона Мария, мне еще, пожалуйста, тимьяна пучок.
— Не слушайте ее, дона Лусия! Вы глупости говорите, дона Мария! Не у мавров дракон завелся, а у испанцев! И голова у него одна, просто ядовитая!
— Это вы говорите глупости, дона Франсишка, вам-то откуда знать про дракона? Вы и про то, что ваш муж мельника жене ребеночка сделал, не знаете, а туда же! А мне рассказала золовка, у нее муж два дня назад кур в замок возил, и стража ему…
— Дона Мария, тимьяна бы…
— Сию минуточку, дона Лусия. Нет, вы видите, какие люди?! Ничего не знают, а говорят!
— Это вы не знаете, а говорите, дона Мария! Соседка свекрови моей сестры…
— Да она пьяница, ей спьяну померещилось! И вы, дона Франсишка, не в обиду будь сказано, тоже пьяница!
— Я пьяница?! А вы дура, дона Мария! И нерожуха! Мой-то муж, может, мельничихе ребеночка сделал, а ваш и вам не может! И овощи у вас гнилые!
* * *
— У тебя усталый вид.
— Я старею.
— Не говори ерунды. Такие, как ты, не стареют. Ты просто устала. Как муж?
— Как обычно. Наделал себе солдатиков из глины, весь день играет в войну.
— Бедняга…
— Кто? Он или я?
— Оба. Зря я тебе тогда позволил уйти… видно же было, что у него с головой не все в порядке…
— А ты мог не позволить?
— Ну… нет, наверное… Как мальчик?
— Растет. В драконоборцы рвется. Сегодня вот пришел — благословите, говорит, матушка, оставить школу и идти в поход на проклятое чудище.
— Благословила?
— Сейчас, ага. Два раза. Сказала, что, если не угомонится, еще благословлю — скипетром по жопе.
Дракон хохочет, широко раскрыв пасть. Из пасти вырываются язычки голубоватого пламени.
— Фу, какие ты слова употребляешь! Разве пристало принцессе знать слово «жопа»?
Красивая женщина средних лет внимательно смотрит на дракона, потом неожиданно прижимается щекой к чешуйчатой лапе и тут же отстраняется.
— Принцессе не пристало, конечно, — говорит она, заправляя за ухо седеющую прядь. — Но ты забыл, что я давно уже королева.
Развод
…Ты понимаешь, я переросла эти отношения. Это трудно объяснить, я так чувствую, вот просто чувствую, понимаешь. Я устала, у меня больше нет сил, мне так тяжко, так муторно. И не говори мне про авитаминоз, это прошлой весной был авитаминоз, кожа шелушилась, и волосы стали никакие, но вот этой тоски, этой тяжести не было. И потом… ты ведь тоже от меня устал, только ты не признаешься, но я же вижу, я же не слепая. Конечно, ты занят, я понимаю, но ты же и раньше бывал занят, и все равно вырывался как-то, а сейчас тебя дома не бывает вообще: пришел, умылся — и спать, даже не ужинаешь… Конечно, я в последнее время особенно и не готовлю, но, в общем, и смысла нет, ты же все равно не ешь. Но обидно, правда. Поначалу-то мы вместе готовили — помнишь, ты как-то ягненка притащил и учил меня его разделывать и жарить? Помнишь, как мы смеялись, я никогда в жизни так не смеялась, а сейчас ты злой стал, нервный, с тобой не посмеешься, вообще, чуть скажешь тебе слово поперек — ты сразу раздражаешься, дым из ноздрей…
Дракон на полу ворочается и всхрапывает, и Принцесса испуганно замолкает. Потом осторожно гладит кончик кожистого крыла маленькой, не очень чистой ручкой с обкусанными ногтями.
…Понимаешь, тихонько говорит она, тут ведь еще вот что… я вдруг поняла, что ты меня не уважаешь. Я ведь человек, личность, не абы кто. Творческая личность, заметь. Я мемуары написала. А знаешь, как я углем рисую? А для тебя я как была, так и осталась обычной комнатной принцессой. Вот рыцарь — тот другой. Я ему дала первую главу почитать, так он плакал, представляешь? А ты разве заплачешь? Рыцарь уже и издательство нашел, и обложку, сказал, оплатит — сафьяновую, с драгоценными каменьями, не какой-нибудь карманный формат на газетной бумаге. А иллюстрации я сама нарисую. Углем. Только ты не сердись на меня, ладно?
Снаружи раздается приглушенный свист. Принцесса еще раз гладит кожистое крыло и крадучись выходит из пещеры. Рыцарь уже спешился, его горбоносая лузитанская кобыла меланхолично объедает зеленый кустик.
— Ну что? — гулким шепотом спрашивает Рыцарь, не поднимая забрала. — Поговорила?
— Поговорила, — кивает Принцесса и тяжело вздыхает.
— Отпустил?
Принцесса отрицательно качает головой и всхлипывает. Рыцарь откидывает забрало. Лицо у него юное и растерянное, очки в тонкой золотой оправе слегка перекосились.
— Так чего делать-то будем? — нерешительно спрашивает он. — Тут останешься? С ним? С поганым чешуйчатым чудищем?! А как же мемуары? В издательстве торопят, я и договор привез…
Принцесса снова отрицательно качает головой и кидает выразительный взгляд на большой меч, висящий у Рыцаря на поясе. Бледное лицо Рыцаря каменеет.
— Понял, — говорит он очень мужественным голосом и идет к пещере. На пороге останавливается и оборачивается к Принцессе. — А может, если с ним еще раз поговорить, он тебя отпустит? Не зверь же он, в конце концов! То есть…
