Но Агасферу было, кажется, не до угощенья. Он резко сел на ковре и уставился в окно. За окном ярко светило солнце. Даже ветер затих.

— Мать вашу, — тихо прошипел Агасфер и прыжком вскочил на ноги, опрокинув по пути кофейную чашку.

— Что случилось? — удивленно спросила Светка.

— Число сегодня какое? — рявкнул Агасфер.

— Седьмое, кажется.

— Седьмое. Ну мы попали… Ты машин на улице не видела?

Светка мотнула головой. Все, у кого были машины, уехали позавчера на машинах.

Агасфер некоторое время стоял неподвижно, что-то соображая. Потом обернулся к Светке и сказал спокойно:

— Вот что, Козетта, нам надо уходить. Мы пойдем очень быстро. С собой ничего не возьмем.

— А ваш рюкзак?

— К черту мой рюкзак.

Он взял Светку за руку и потащил к двери. Светка попыталась выдернуть руку.

— Я же в пижаме!

— Ничего, ты и так красивая.

Агасфер вытащил девочку на лестницу. Хватка у него была железная, и Светка перестала вырываться, только бежала рядом.

Они вскачь одолели четыре пролета и вывалились во двор. Нашедшийся соседкин кот глянул на них ошалело и прыснул с мусорной кучи.

Они бежали по пустым улицам, мимо школы, мимо садика, а поднявшийся вновь ветер дул им в спину, помогая бежать. Потом где-то завыла собака. Ее вой подхватила еще одна, и Светкин спутник ускорил шаг. А затем Светка вспомнила:

— Ежик! Мы ежика забыли!

— Забудь про своего ежика. Может, он чемпион мира по плаванию.

— Пусти!

Светка рванулась. Когда хватка на ее запястье не ослабла, она укусила Агасфера. Тот от неожиданности выпустил Светкину руку, и девочка рванула вверх по улице, сквозь разошедшиеся доски в заборе, и дворами, дворами, мимо детской площадки и снова через дворы. Никогда она еще так не бегала.

Агасфер нагнал ее только у подъезда. Молча пронесся с ней вверх по лестнице, через прихожую, в комнату и сразу упал на ковер, выволакивая из-под дивана сонного ежа.

Когда они снова спустились во двор, земля качнулась под ногами. Светка упала бы, если бы Агасфер ее не подхватил. И только потом, когда они уже почти добежали до школы, пронесся над поселком громкий гул, как будто кто-то вдалеке звонил в колокол. Агасфер остановился посреди улицы. Остановилась и Светка, прижимавшая к груди завернутого в полотенце так толком и не проснувшегося ежа. Агасфер оглянулся зачем-то через плечо и обреченно сказал:

— Не успеем.

— Куда не успеем? — спросила запыхавшаяся Светка.

— Не куда, а откуда.

Он еще раз оглянулся и вдруг спросил:

— Где у вас тут самое высокое дерево?

Светка молча ткнула пальцем в тополь, упиравшийся в небо за школьной оградой.

Голубятня осталась далеко внизу. Они уже долезли почти до третьего этажа, когда над горизонтом появилась волна. Светка узнала свой давний кошмар. В ее сне огромная, зеленая, просвечивающая на солнце волна вырастала над головой, и подхватывала, и тащила вглубь, крутя и забивая водой горло. Светка просыпалась задыхающаяся, в поту, скидывала на пол простыню и пугала криком весь дом. Только сейчас проснуться было нельзя.

Светка застыла, вцепившись в ветки, как маленький зверек. Казалось, ничто не могло разжать ее закаменевших на жесткой коре пальцев, но Агасфер сумел и толкнул ее вверх, и они снова полезли — Светка впереди, а Агасфер позади, то есть снизу. Агасфер еще тащил ежа. Волна глотала отдаленные леса и дома на окраинах, неслась бурым мощным потоком, кружа пену, щепки, оконные рамы и забытую мебель. Вода все прибывала, а они лезли вверх, и дерево казалось бесконечным. Светка карабкалась с ветки на ветку, радуясь, что она так ловко умеет лазить по деревьям. А еще она думала: если дерево никогда не кончится, и они долезут до самого неба, и Агасфер встретится с обиженным им когда-то Богом, простит ли его Бог на этот раз?

— Кофе будешь?

— Не.

— Эх. Пощипай, пожалуйста, вот где спина и шея соединяются… Ага, ага… Кайф. И еще вот… Ой! Хи-хи. Кайф какой. И тут… Да-а! Как сама-то?

— Да ничего. Вчера опять северо-западный дул, с мусоросжигательного комбината вони нанес. Ребята с нижнего уступа собрание устроили, хотят переезжать, все им надоело… «Сколько можно за скалы цепляться, надо что-то решать с жильем». Меня с собой зовут тоже.

— И… далеко переезжать?

— Далеко. На юг, на материк. Говорят, условия, пищевых продуктов много, даже озеро какое-то имеется. Уже из наших Васильпетрович летал, выяснял, место есть…

— Ты серьезно?.. Ну да… мне даже как-то спрашивать неудобно. Я… можно я тебя спрошу? Только я стесняюсь очень. Себя, тебя и всего, и если ты думаешь, что я дурак, то так мне и надо.

— Ты чего? Спрашивай конечно.

— Может, ты захочешь… ты не хочешь… вот… вот в нору ко мне? У меня там хорошо, места много. Пол есть, из песка, и потолок. Можно на полу лежать. Можно свернуться в шар. И смотреть в темноту. Я так часто делаю, тебе понравится…

— Свернуться в шар… Дай-ка я тебя еще за ухом потреплю немного… Знаешь, я ужасно, ужасно хочу свернуться в шар. Прямо как ты. С тобой. В норе. В шар. Но я… Куда я такая? С перьями этими, с хвостом, с мозолями на пятках. У меня размах крыльев — метр. Из меня не шар — из меня только трехгранный параллелепипед выйдет. Пальцы — как прутья железные, под скалу заточены, я тебе всю нору разнесу, смотри!

— Прекрати, пожалуйста. Не говори так, мне это неприятно. Прямо я сердит.

— Прости. Я не хотела. Прости. Слишком хорошо нору твою представила. Может, лучше ты ко мне? На скалу? Наши улетят, останемся там вдвоем. Там дует, конечно, но ничего… я тебя прикрою. По ночам можно на звезды смотреть. По утрам можно море с пеной принимать… Ой. Глупость сказала.

— Ерунда. Чего ты все время извиняешься? Я, может, всю жизнь о море с пеной мечтаю. Мне, может, никто моря с пеной не предлагал никогда. Смотрят, что шерстяной, и думают, что яйца языком пидорашу. Да ведь так оно и есть, чего уж там. Ладно, мне пора.

— Обиделся?

— Нет.

— Не ври.

— Ты все, закончила?

— В общем, да… Полы утеплить хватит, с холки как раз волос подходящий. Клавдиванна еще просила для дачного гнезда подшерстка с твоего живота нащипать, но я сегодня все равно всё не унесу. Завтра?

— Ты же улетать собралась.

— Никуда я не лечу. Не денусь я никуда отсюда, тебе это понятно? Ты меня слушаешь? И… и вот. И, в общем, ты когда в шар свернешься, ты знай, что я… с тобой.

— А я с тобой. В пене. Я… ладно.

— Да. Я полетела? До завтра.

— Да. Я пошел. До завтра.

— Пока.

— Пока.

Предположим, верблюд, пустыня, вечер. Верблюд устал, и он голоден, а тут колючка. Верблюд наклоняется к ней, открывает рот, но колючка вдруг говорит:

— Привет.

— Привет, — удивленно отвечает верблюд и поднимает голову.

— Как дела?

— Да ничего, — отвечает верблюд. — Обычно. А у тебя?

— Скучаю.

Верблюд стоит около колючки, ожидая, не скажет ли она еще что-нибудь, но колючка молчит, и верблюд идет дальше. Ест какую-то гадость на ночь, засыпает. Во сне верблюд видит колючку и утром отправляется прямо к ней.

— Ты знаешь, — говорит верблюд колючке, — ходишь по пустыне целыми днями туда-сюда, ищешь еду. Грустная история.

— Кроме себя, мне нечего тебе предложить, — отвечает колючка.

— Спасибо. Прости. Я не об этом, — смущенно отвечает верблюд. — Когда целыми днями ходишь по пустыне туда-сюда, в голове, ты знаешь, вертятся разные мысли.

— А! — отвечает колючка. — Понимаю. Я никуда не хожу, но и со мной случаются мысли.

— Вот. И ведь даже не с кем поговорить.

— В самом деле грустно, — отвечает колючка. — А ящерицы?