— Тэ!.. В таком случае не зевайте, капитан!

— О, это просто ради того, чтобы вымотать их немного нашими маневрами. Впрочем, вы увидите…

Он вынул свои часы. Минуту спустя пороховое облачко первого выстрела с «Молнии» показалось на борту. Ветер, как мы говорили, дул с бакборта.

— Руль на бакборт! — крикнул капитан; голос его звучал, как «глас трубный», и команду выполнили с быстротой мысли. Повинуясь обоюдному действию ветра и руля, судно, так сказать, повернуло на себя и легло сильно на штирборт, продолжая идти вперед в этом положении, и описало полный оборот. В этот момент снаряд с крейсера упал в воду за самой кормой в том месте, где только что находился трехмачтовый парусник.

— Опоздал как раз на две секунды! — сказал Флаксхан все так же флегматично, как будто с крейсера стреляли вовсе не по нему.

Даже Казаван, который на своем веку тоже многое повидал, был поражен.

— Что ни говорите, капитан, а вы искушаете судьбу!.. Сработано было чисто, но признайтесь, это все-таки опасно!

— О, я даже и не рассчитываю увильнуть от всех их снарядов! Несомненно, этот корабль влепит нам известное количество свинца и чугуна в корпус. Но каков будет результат? Мы заткнем дыры, и их труды пропадут даром! Я хочу только доказать, что нет никакой надобности превращать военные корабли в какие-то несгораемые шкафы или железом окованные ящики, которые очень легко потопить, хотя при этом они все же не неуязвимы! Я хочу доказать, что глупо и бессмысленно увеличивать тяжесть судна в ущерб его быстроходности. Это все равно, что посылать пехотинца в бой, обложив его пятьюдесятью килограммами стали! Моя артиллерия почти равна по дальнобойности, но зато этот крейсер не так быстроходен, как мы. Если он подойдет ко мне, то пустит меня ко дну, это несомненно! Но то же самое можно сказать и обо мне. Кроме того, у меня всегда будет больше шансов нанести ему смертельный удар, потому что я быстроходнее!

— Капитан, вы всегда выказывали мне расположение и не раз оказывали честь, спрашивая мое мнение. С другой стороны, вам известно, что я всегда повинуюсь без возражений каждому вашему приказанию и всецело предан интересам ассоциации.

— Прекрасно! К чему же вы это клоните и чего, собственно, хотите, Мариус?

— Я хотел просить вас выслушать меня, и если вы найдете нужным, то дать мне услышать ваш ответ!

— Ну хорошо, говорите!

— Вы меня простите, капитан, но мне кажется, что продолжать дальше эту игру рискованно. Не проще ли уйти от них, подключив нашу машину, или же прямо атаковать врага, пустив в ход все имеющееся в нашем распоряжении вооружение?! Это было бы, кажется, менее рискованно!

— Согласен, милый Казаван, согласен, но вы знаете, что я — игрок. Я вынужден заниматься за счет наших покровителей ремеслом малопочтенным, но очень прибыльным, ремеслом палача, и добросовестно исполняю его; вы это знаете. Но всегда действовать в одних и тех же целях мне кажется скучным, почти отвратительным. Палач, который вешает, колесует и сажает на кол, может, если он любознателен и желает проникнуть в тайны жизни и смерти, заняться чрезвычайно интересными физиологическими опытами. И я, палач-потопитель кораблей, моряк, стоящий вне закона, я тоже хочу для своего личного удовлетворения испытать в маневрах известный прием, чтобы доказать самому себе превосходство и справедливость моей теории… Вот и все! Наконец, я атакую врага серьезного, располагающего всеми средствами защиты, и хочу побить его «щегольски», с «шиком», как вы, французы, говорите!

Как раз в тот момент, когда капитан разбойничьего судна произносил эти слова, Андре на палубе «Молнии» разговаривал о нем.

Дуэль двух судов продолжалась на расстоянии. Выстрелы были не часты, потому что, согласно новейшей морской тактике, рекомендуется пользоваться возможно меньшим числом орудий, поэтому «Молния» до сих пор стреляла только из одного своего башенного орудия. Пират отвечал ей из орудия более мелкого калибра, но громадных размеров, что позволяло удваивать количество зарядного пороха. Его снаряды, чрезвычайно удлиненные, толщиной не больше ноги, летели дальше чем на двенадцать тысяч метров. Разбойничье судно продолжало подходить со штирборта. Оно неслось с быстротой вихря, но затем его нос слегка уклонился в сторону бакборта. Причина этого маневра вскоре объяснилась. Оно намеревалось описать полукруг и с разбегу атаковать «Молнию» в тот момент, когда ее ось будет стоять перпендикулярно к его оси. Но, к счастью, командир де Вальпре не был новичком в военном деле. Он значительно замедлил ход, стараясь подставлять неприятелю свой форштевень, которым он все время угрожал борту разбойника.

Однако пират невозмутимо продолжал свой начатый маневр. Он уже описал четверть круга и через минуту должен был встать к «Молнии» в три четверти оборота.

Пьер де Галь был напряжен пуще прежнего, стиснув зубы и порывисто дыша, он выжидал удобный момент. Казалось, вся душа его переселилась во взгляд; глаза горели, как уголья. Момент наступил, и он произвел выстрел; грянул раскат; ядро, сорвав пену с двух валов, пробило третий и скрылось под водой, глухо взорвавшись внутри судна.

— Наконец-то попал! — воскликнул Пьер де Галь, утирая со лба пот.

— Превосходно! — воскликнул Фрике. — Не дай только бог, если от этого взрыва случится что-нибудь с моим братишкой!.. Ну а если теперь это чертово судно пойдет ко дну, то мы посмотрим, как будут тонуть эти разбойники!

Густые клубы пара показались из люков. Очевидно, разбойничье судно получило серьезное повреждение, но ход его не уменьшался. Оно продолжало начатый маневр и вскоре, как ни странно, заметно ускорилось.

— О, негодяй! Он идет под парусами, но это только для видимости. Я убежден, что у него внутри работает его машина без топки!.. Неужели же нет никакой возможности уничтожить этот чертов вертеп?.. Ай! Их орудие что-то выплюнуло!.. Господи пронеси! — крикнул мальчуган, раскланиваясь перед взорвавшимся снарядом неприятеля, который все же задел внутреннюю закраину башни, причем один из осколков попал в казенную часть орудия и исковеркал затвор настолько, что орудие временно пришло в негодность.

На разбойничьем же судне нельзя было заметить ни малейшего беспорядка. Флаксхан сказал: «Мы заткнем дыры», и это было сделано тотчас же. То был старый прием, хорошо знакомый конопатчикам. Снаряд попал приблизительно на тридцать сантиметров ниже ватерлинии; вода проникала в судно через дыру, имевшую размер снаряда, то есть двадцать семь сантиметров. И хотя судно было снабжено множеством непроницаемых переборок, все же американец, как человек предусмотрительный и желавший прежде всего сохранить всю быстроходность судна, не хотел отягощать его излишней водой. Кроме того, несколько перегородок было совершенно пробито.

Флаксхан поместил в каждом отделении по опытному конопатчику, снабдив его всем необходимым, в том числе и самым нужным инструментом, называемым затычкой, или пробкой для заделки дыр, пробитых снарядами. Эти затычки — конические деревянные пробки различных размеров, снабженные на конце массивным кольцом, в которое продет крепкий канат. К кольцу прикреплена пробка величиной с кулак.

Поскольку пирату был известен калибр пушек «Молнии», то каждый конопатчик был снабжен несколькими затычками, в точности соответствующими размеру неприятельских снарядов.

По счастливой случайности, дежуривший в пробитом отделении конопатчик не был ранен ни снарядом, ни осколками дерева стенки. Вода ворвалась, как водопад. Не теряя ни секунды, конопатчик схватил пробку, просунул руку далеко в отверстие и пустил пробку, которая тотчас же всплыла на поверхность, увлекая за собой канат. Затем, собрав все свои силы, конопатчик старался ввести затычку в пробоину. Но сила напора воды была настолько сильна, что конопатчика опрокинуло. Однако снаружи марсовые внимательно следили, и, как только на поверхности воды всплыла пробка, один из них тотчас же, уцепившись за люльку на блоках вроде тех, какими пользуются маляры при окраске домов, моментально спустился вниз, схватил пробку и потянул ее на себя изо всех сил. Товарищи тотчас же подсобили ему и общими усилиями стали тянуть канат с такой силой, что доступ воды в судно прекратился моментально.