И этот маневр удался как нельзя лучше: птицы понеслись вперед, неудержимо гонясь за приманкой.

— Молодцы, ребятки! — похвалил своих птиц Фрике. — Налетай дружнее… Как придем на место, выдам вам двойной рацион!.. Но, черт побери, да здесь задохнуться можно! Не лучше, чем в пароходной топке, с той только разницей, что здесь царит такая температура, что белые медведи могут в ней с удовольствием прохлаждаться.

Еще минута — и хребты Кордильер остались позади, за спиной.

Теперь должен был начаться спуск — это уж была для Фрике простая шутка.

Мясо на конце жердей стало постепенно опускаться книзу и затем осталось неподвижно в десятке сантиметров от клюва птиц.

Фрике казалось, что он падает вниз с быстротой камня, брошенного с обрыва в пропасть. У него даже захватило дух.

— Потише, голубчики, полегче… Я задыхаюсь, друзья! — уговаривал он своих летунов. — Ну, вот так… Ведь все у нас идет так прекрасно, к чему же нам шею ломать?! Да у меня и воздуха не хватает… смотрите, даже кровь идет носом… так нельзя!.. Ага… скоро уже конец, мы, можно сказать, прибыли… да… смотрите, город!.. Но какой малюсенький!.. Все дома кажутся какими-то детскими кубиками… Есть даже и железная дорога, да, да… я вижу пар локомотива…

В городе Санта-Роза-де-Дос-Андос были сильно заинтересованы видом столь необычного летательного аппарата, который, точно сорвавшись с вершин главной цепи гор, теперь быстро спускался вниз, приближаясь к городу. Множество подзорных труб и биноклей были нацелены на эту едва заметную сначала точку, и многие из этих оптических приборов выпали из рук их владельцев, пораженных при виде этого невероятного сооружения.

Люди ученые, — были и такие в городе, — припомнили по этому случаю басню Лафонтена «Черепаха и две утки», — и не без основания: Фрике, повисший между двумя птицами, весьма напоминал черепаху, увлекаемую двумя услужливыми утками.

Толпа зевак толкалась у железнодорожной станции в тот момент, когда наш гамен наконец спустился на землю во дворе железнодорожного вокзала.

К чему описывать тот энтузиазм, с каким был встречен Фрике; тем более что некоторые сцены совершенно не поддаются описанию. Почтенные чилийцы надсадили свои глотки, перекрикивая друг друга, топали ногами, махали шляпами, дамы и девушки кидали цветы…

А одна умная, добрая и хозяйственная женщина принесла молодому летуну чашку хорошего бульона, после чего начальник станции угостил его добрым стаканом хорошего старого французского вина, от которого Фрике не отказался и тотчас же повеселел и ожил…

Этот железнодорожный служащий говорил довольно чисто по-французски, и Фрике рассказал ему в двух словах о своем приключении. По мере того как начальник станции переводил на испанский язык историю этого невероятного бегства, интерес слушателей возрастал все больше и больше.

— Благодарю вас, господа, благодарю от всей души за дружеский прием! — говорил Фрике, раскланиваясь на все стороны. — Позвольте на одну минуту отлучиться, и я снова буду весь к вашим услугам… Позвольте только вернуть свободу двум моим спасителям, которые лежат здесь на дворе, как тюлени на песке, и, по-видимому, нестерпимо скучают.

С этими словами он выхватил из-за пояса свой нож и разом разрезал хомуты и постромки обоих кондоров. Последние, почувствовав себя на свободе, принялись бегать по двору, свирепо махая крыльями, затем вдруг взлетели, поднялись вверх и сначала медленно, а затем все быстрее понеслись в сторону гор и вскоре совершенно скрылись из виду, качнув на прощание хитинными шеями.

— Бедняги, — заметил Фрике, — они даже не успели позавтракать… Впрочем, присутствие стольких людей, вероятно, стеснило их, быть может, даже отбило бы у них аппетит!

В городе Фрике встретил самый радушный прием; его не только накормили до отвала, но даже одели с ног до головы, и его бедные ноги наконец отдохнули в удобной и мягкой обуви.

В продолжение целых суток за ним ухаживали, его закармливали; и наконец он получил возможность выспаться на настоящей постели. Когда на другой день он сел в поезд, отправляющийся в Сантьяго, с кругленькой суммой, получившейся от сбора добровольных пожертвований, устроенного для него властями города, то в элегантном молодом джентльмене, который держал себя с важностью посланника какой-то великой державы, никак нельзя было узнать недавнего голодающего и бездомного мальчугана.

Спустя пять часов Фрике прибыл в Сантьяго. Здесь его ждал сюрприз; начальник станции в Сан-Роза уже успел протелеграфировать французскому консулу и ознакомил его с положением маленького героя. Французский представитель встретил Фрике на вокзале. Он был не один, а в сопровождении двух господ, очень взволнованных, которые были не в состоянии оставаться на месте: они все время расхаживали взад и вперед и сразу же выскочили на перрон, как только раздался свисток подходящего поезда.

Фрике, веселый и довольный, вышел из вагона и вдруг побледнел, ноги у него подкосились, и подавленный крик вырвался из груди.

Он сразу же очутился в чьих-то сильных объятиях.

— Месье Андре!.. Мой добрый доктор!..

— Фрике, дитя мое, сын мой! Брат мой! — воскликнули почти одновременно его друзья. — Наконец-то ты к нам вернулся!..

И все трое обнимались и плакали, как дети.

— А Мажесте! — воскликнули они с тревогой.

— Он в руках этих торговцев черными невольниками… но мы найдем его. Не правда ли, друзья? Ведь мы с вами непременно отыщем его. Правда, как я хорошо сделал, что крикнул тогда: «Сантьяго!» А знаете ли, что я нашел еще одного доброго товарища во время моего пребывания здесь, в Америке? Это мой друг, месье Буало, которому я рассказал о вас, и он вместе с нами готов предпринять все, что возможно, и даже то, что невозможно, чтобы вернуть нам моего маленького черного братца! Сейчас я вам поведаю все, что он сделал для меня, и вы сами увидите, какой это человек, наш новый сотоварищ. Я уверен, что он освободился от плена, отыскал моих индейцев и теперь, наверное, напал на мой след.

Решено было завтра же уведомить Буало о встрече трех друзей. На всякий случай ему отправили с гонцами два письма к индейцам; кроме того, с первой почтой, отправлявшейся в Буэнос-Айрес, шел подробный рассказ о всех последних событиях с соответствующими инструкциями. Ему назначили свидание через три месяца и обещали в назначенный срок ожидать его прибытия.

Затем трое друзей принялись составлять дальнейший план кампании по освобождению Мажесте и отправились в Вальпараисо, горячо поблагодарив консула за его внимание и любезность.

Из Сантьяго до Вальпараисо пять часов пути по железной дороге.

Но наших французов ожидал еще целый ряд неожиданностей. Едва только они прибыли в Вальпараисо, как отправились посмотреть рейд.

«Молния», тот славный крейсер, которым командовал капитан де Вальпре и на котором прибыли в Америку доктор Ламперрьер и Андре, стояла здесь на якоре, готовясь снова выйти в море, в погоню за морскими разбойниками.

Ее доблестный командир не пренебрег ничем, даже и тем туманным указанием, каким мог служить услышанный им крик мальчугана: «Сантьяго!», вследствие чего и пришел на своем корабле в Вальпараисо, ближайший к Сантьяго порт.

Сейчас мы увидим, насколько он был прав, поступив таким образом. В тот момент, когда наши друзья собирались уже сесть в шлюпку, которая должна была доставить их на крейсер, Фрике на минуту замешкался на набережной, и вдруг ноги его точно приросли к месту.

С якоря снималось судно. Красивое, легкое судно с высокими стройными мачтами и высоко поднятой кормой, окрашенное в красивый темно-бордовый цвет.

— Тысяча чертей! — закричал гамен. — Да ведь это оно!

— Кто? Что?

— Скорее, друзья!.. Ради бога, скорее на крейсер… на «Молнию»!.. Не то этот разбойник уйдет от нас! — кричал Фрике, неимоверно волнуясь.