— Твой карабин здесь бесполезен, — сказал торговец неграми, обращаясь к Андре. — Мои друзья изловят, увидишь, столько птиц, сколько только пожелают. И вместо одной охоты у нас будут две!

Затем, как бы слишком утомившись от столь многих речей, Ибрагим снова впал в свое обычное молчаливое спокойствие.

Тем временем дикари начали суетиться.

— Кой черт! Что они думают делать? — рассуждал Фрике. — Неужели они собираются удить их на удочку? Да и наживка-то что-то больно велика… Если эти фламинго ловятся на такую наживку, то я готов стать императором Луны!

Действительно, то, что делали теперь чернокожие, было не очень понятно.

Один из них вооружился длинным багром, к которому на крепких бечевках были привязаны трехконечные железные крючки. На один из этих крючков с большой осторожностью насадили молодого поросеночка, продев крюк в самую жирную часть его зада, и затем с чрезвычайной силой закинули этого поросенка чуть ли не на середину озера. В то же время другой охотник, также державший на руках поросенка, стал сильно теребить его за ухо, от чего тот пронзительно завизжал; первый же поросенок, которого посадили в качестве наживки, молчал, очевидно, из опасения попасть в пасть крокодилам, чего ему все-таки наверняка было не избежать. Писк поросенка тотчас же привлек к нему крокодилов, которые плотным кольцом окружили бедное животное, обреченное на смерть.

Крокодилы до полтуловища всплыли на поверхность и с горящими от жадности глазами, щелкая своими страшными челюстями, подплывали все ближе и ближе. Тот из них, который опередил остальных, разом схватил добычу — и поросенок вместе с железным крюком исчез у него в пасти.

— Ах, бедный поросеночек! — воскликнул Фрике. — Он был такой милый со своей розовенькой мордочкой и хвостиком закорючкой!

Напрасно отвратительное пресмыкающееся вертелось, переворачивалось и подпрыгивало из воды, чтобы высвободиться от застрявшего в горле крюка. Охотники постепенно тащили его к берегу и, вытащив на сушу, привязали за хвост к крепкому дереву. Последняя предосторожность, безусловно, необходима, так как крокодил наносит хвостом страшные удары. Привязав его крепко-накрепко к дереву, галамунды общими силами перевернули его на спину: в этом положении, ужасно тяжелом для крокодила, он становился совершенно беззащитным и беспомощным.

Тогда один из туземцев распорол ему своим длинным ножом брюхо во всю длину, вынул желудок и внутренности и все это тотчас же тщательно перемыл. Затем весь панцирь, голова и лапы были очищены от мяса, наполнены песком и разложены в тени.

Ибрагима и Зелюко, которые, по-видимому, присутствовали при операции, заранее им известной, чрезвычайно забавляло удивление и недоумение европейцев.

У Фрике это недоумение выражалось особенно ярко.

— Ну а фламинго-то, а фламинго? — повторял он в сотый раз. — Ведь не хотят же они нас заставить есть это отвратительное мясо, от которого так и разит мускусом?! Ну нет! На это пусть они не рассчитывают!

— Терпение, мой сын, терпение! — шептал ему доктор, который, со своей стороны, с видимым интересом следил за этим новым для него спортом. — Я сам ничего не соображаю, тем не менее это довольно интересно.

Тот самый прием, который был проделан для поимки первого крокодила, был повторен еще раз двадцать и все с одинаковым успехом, так что по прошествии двух часов двадцать крокодиловых панцирей просушивались на берегу, а их внутренности, надутые воздухом, постепенно обращались в пергамент.

После такого подвига был устроен всеобщий отдых на час. Хотя было около десяти часов утра, солнце уже палило нещадно. Озеро было невозмутимо спокойно, точно здесь ровно ничего не происходило.

Все были подавлены дремотой; оставшиеся в живых крокодилы спали тяжелым сном, одни — на песчаных отмелях, тянувшихся вдоль берега, другие всплыли на поверхность и отдыхали, держась на воде, как плавучие корявые стволы.

И удивительное дело, фламинго, вместо того чтобы страшиться и избегать их близости, по-видимому, охотно водили с ними компанию.

Они плескались в воде почти между лап крокодилов, но старались держаться подальше от их пасти. Что особенно удивляло европейцев — эти птицы доверчиво садились отдыхать на спины крокодилов. Убрав свой длинный клюв под крыло, подобрав одну ногу, как это делают журавли и фламинго, стоя на одной ноге, они мирно дремали на своем оригинальном насесте среди воды.[8]

Охотники, как выяснилось впоследствии, только и ждали этого момента.

Двадцать галамундов в чем мать родила взяли каждый по мешку, в которые они запрятали свои ножи и с полдюжины крепких деревянных кольев, заостренных с двух концов, длиной около полуметра.

Затем кожу убитых крокодилов освободили от песка, а надутые воздухом кишки снова вложили в них, после чего внутрь трупа пролезал охотник, который благодаря наполненным воздухом внутренностям крокодила мог держаться на воде.

Надлежащим образом уместившись в шкуре крокодила, охотник продевал свои руки в его лапы, как средневековый рыцарь вдевал свои руки в железные перчатки. Брюшное отверстие животного, то есть место, где брюхо было распорото, зашивали крепкими бечевками из волокон алоэ и промазывали смолой гаиака. Словом, превращали охотника в настоящего крокодила с тем, чтобы обмануть и крокодилов, и птиц. Затем эти чучела сносили и спускали на воду четверо товарищей совершенно так, как спускают на воду лодки.

Фрике, привычный к упражнениям пловцов и сам превосходный пловец, не мог при этом не заметить:

— Все равно что гички-одиночки… Своеобразные челны! Что же они теперь станут делать, преобразившись в крокодилов?

— Говорят же тебе, терпение, неисправимый болтун, — остановил его доктор.

Странная флотилия, предоставленная на волю волн в том месте, где река сливалась с озером, вскоре была унесена течением чуть ли не на середину последнего. Несомые течением охотники, кроме того, рулили руками. Оказавшись среди живых крокодилов, они не возбудили их недоверия благодаря своему наряду, точно так же не вспугнули и птиц, спящих на их спинах.

Первым приплыл любимец вождя, туземец по имени Куанэ.

Уловив благоприятный момент, хитрец слегка приподнял голову, протянул руку и схватил за ногу великолепного фламинго, сидевшего на спине ближайшего к нему живого крокодила. Прежде чем птица успела крикнуть, она скрылась под водой; ловким движением пальцев охотник свернул ей шею и запрятал в мешок, заменявший ягдташ, болтавшийся под водой благодаря балласту из длинного ножа и кольев черного дерева.

— Ах, ловкачи! — воскликнул восхищенный Фрике. — Что ни говори, а они хитрые малые… Ловко сработано, папаша! — фамильярно обратился он к чернокожему монарху, который теперь смеялся веселым смехом, выставляя напоказ свои громадные белые зубы.

Товарищи Куанэ последовали его примеру и не менее успешно, чем он. Какое-то время все шло как нельзя лучше. Однако некоторые крокодилы, вероятно, наиболее опытные и смышленые, нашли странным поведение своих соседей. Эти последовательные исчезновения одного за другим фламинго, отдыхавших у них на спине, возбудили их любопытство, и они принялись кружить вокруг них с тревожным и вместе с тем угрожающим видом.

Охотники, видя, что их обман разгадан, приготовились к бою. Взяв в одну руку свои длинные ножи, а в другую — заостренные с двух концов колья, представлявшие собой орудия нападения, они проворно распороли брюшной шов своих маскарадных оболочек и поспешили сбросить их. Цель была достигнута, охота прошла чрезвычайно удачно, птиц было вволю. Теперь оставалось только вернуться на берег, где их ожидали зрители.

Не расставаясь со своими плавательными аппаратами, которые они выставили перед собой наподобие плавучих баррикад, охотники набросились на своих врагов, которые, будучи столь же лакомы до мяса чернокожих, как медведи до меда, надвигались на них с разинутыми пастями, ударяя по воде своими страшными хвостами.