Решившись на нападение, «Молния» остановилась примерно в двух километрах от рифов и подготовила оба своих орудия, зарядив одно картечью, другое — гранатой.

С крейсера спустили паровой катер, который медленно и осторожно пошел к атоллу, чтобы исследовать подступы к нему. В центре кораллового острова, в лагуне мирно покоилось, подобно крупному морскому чудовищу, разбойничье судно. Мачты его были убраны, все оно было накрыто черным чехлом, словно гроб под своим покровом.

На паровом катере французов находился экипаж из тридцати первоклассных стрелков. Борт, обращенный к коралловой ограде, был защищен свернутыми койками, наподобие зубчатого защитного заграждения, а в каждой из амбразур стоял один из стрелков с ружьем наготове.

Защищенные таким образом матросы с напряженным вниманием вглядывались в малейшую трещину или брешь в коралловом атолле.

Обход катера вокруг атолла продолжался целых два часа. На острове никто и ничто не шелохнулось. Только одни крабы раскрывали своими страшными клешнями свалившиеся с деревьев плоды кокосов. Казалось, что это были единственные живые существа на всем острове.

Если бы не присутствие таинственного судна, командир крейсера мог бы подумать, что казненный пленный матрос просто облапошил его перед смертью.

— Ну, — сказал командир де Вальпре тоном человека, принявшего известное решение, — прежде чем пытаться захватить это таинственное судно, я попробую пробудить его ото сна, настоящего или притворного. Так как подходы к проливу защищены торпедными аппаратами и минными заграждениями, то я угощу для начала это судно снарядом, начиненным картечью.

Тотчас же было отдано приказание навести орудие на черное сооружение, выступавшее из воды всего на какие-нибудь пару метров, не более.

И вот тогда весь экипаж сделался свидетелем необычайного явления. Как будто почувствовав грозившую ему опасность, таинственное судно вдруг заметно закачалось; сильная дрожь пробежала по нему от носа до кормы; затем оно повернулось на киле и в каких-нибудь десять секунд скрылось под водой. Вода в том месте, где оно затонуло, сильно забурлила и запенилась, образовав род глубокой воронки, но затем мало-помалу воронка заполнилась, и на поверхности тихой лагуны не осталось и следа.

Наш старый приятель наводчик Пьер де Галь стоял, не зная, не грезит ли он наяву, и некоторое время пребывал ошеломленный у своего орудия с таким выражением лица, какое бывает у охотника, когда дичь улетает у него из-под носа в тот момент, когда он готов был уже спустить курок.

— Гром и молния! — заревел наконец старый канонир. — Немало я видал всякого на своем веку, но таких чудес еще никогда не встречал!

Матросы, которые не робели перед лицом самой ужасной опасности, как-то, видимо, смутились при виде этого фокуса, в котором они усматривали что-то сверхъестественное. Однако они скоро пришли в себя.

Паровой катер, окончив свою рекогносцировку, отправился вторично, так как командир отдал приказание срубить деревья, устроить редут и занять позицию. Катер подошел, один из людей поднялся и приготовился спрыгнуть на берег. Но едва только его голова и плечи показались из-за заграждения, воздвигнутого на катере, как раздался ружейный выстрел. Легкое облачко дыма поднялось непонятно откуда, и несчастный матрос с простреленным черепом грузно рухнул на палубу катера.

Тогда вскочил второй и вслед за ним третий матрос, и одновременно щелкнули неумолимо меткие два выстрела; на палубе лежали уже три трупа. Но приказ высадиться был отдан и должен быть исполнен, несмотря на смертельную опасность, грозившую людям экипажа. Офицер, командовавший катером и маленьким отрядом, выхватил свою саблю; это был мичман, совсем еще молодой человек, почти ребенок.

Он встал и скомандовал:

— Вперед!

Но чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо, так что колени у него подогнулись.

— Нет, господин офицер! Только не вы!

— Молчать, когда я командую!

В этот момент над тем местом, где только что находилась голова молодого офицера, со свистом пролетела пуля. Матрос спас его, буквально сдернув вниз.

— Спасибо тебе, Ивон! А все-таки, когда мы вернемся на «Молнию», ты сядешь под арест.

— Слушаю, если только эти негодяи не уложат меня на месте!

Мичман готов был еще раз скомандовать: «Вперед!» и первым кинуться на берег, как вдруг увидел, что с судна подали сигнал вернуться обратно.

С сожалением юноша вернулся на место.

Действительно, казненный матрос с невольничьего судна говорил правду: этот атолл был населен и служил убежищем бандитам.

Но атаковать этих отпетых негодяев обыкновенными средствами нечего было и думать. Как было добраться до врагов, которые скрывались в недрах земли, в неприступных казематах крепости, омываемой волнами Тихого океана?

Командир «Молнии» был в затруднении. Пираты никак не могли бежать: их судно было затоплено на глубине не менее двенадцати метров. Де Вальпре решил дождаться ночи.

Катер, который по счастливой случайности не задел ни одной торпеды, мог бы, пожалуй, высадить десант под покровом ночи. И тогда горсти решительных людей удалось бы закрепиться на берегу и приступить к осадным работам. Необходимо было начать боевые действия по всем правилам, предписываемым при осаде города или крепости.

Коралловый риф был совершенно недоступен никаким стальным орудиям, а потому приходилось пользоваться динамитными патронами, которые следовало умело и разумно распределить, чтобы без особых трудов и хлопот пробить брешь в крепостной стене.

Все остальное будет уже простая игра для таких бывалых и отважных матросов. Наконец, если не было возможности проникнуть в пещеры, то в крайнем случае можно было бы выкурить пиратов дымом, как выкуривают из берлог зверей.

Катер, оставшийся под парами, наконец направился снова к атоллу. Все сознавали, что битва предстоит решающая. Доктор, Андре и Фрике получили разрешение участвовать в десанте.

Ночь была темная. На «Молнии» загасили огни. Катер осторожно и беззвучно скользил по волнам, только глухой стук его машины нарушал тишину.

Но какую же новую неожиданность готовили нападающим эти бандиты, осаждаемые со всех сторон, всеми гонимые и ненавидимые и все-таки почти всегда торжествующие, а теперь еще дающие отпор самому отважному и доблестному экипажу французского флота!

Вдруг со всех сторон воды осветились снизу каким-то феерическим подводным светом, исходящим как бы со дна моря. С дюжину электрических прожекторов необычайной силы, расположенных вокруг атолла, проливали свой свет на громадное расстояние, как настоящие подводные солнца.

Только кольцеобразная линия рифов резко вырисовывалась на фоне этих зажегшихся огней, вокруг которых резвились миллионы рыб, ослепленных яркими электрическими лучами. Катер представлялся черной точкой, затерявшейся среди этого громадного зарева.

— Что вытворяют, черти! — воскликнул командир.

Но катер продолжал идти дальше. Мичман, встав на мостик и не помышляя об опасности, смотрел на воду, опасаясь минных заграждений и подводных рифов.

— Полный ход! — скомандовал он громовым голосом, заметив на расстоянии не более четырех метров продолговатый предмет, находившийся на стволе дерева, затонувшего на некоторой глубине.

Катер пронесся мимо него как стрела, и вовремя: едва только успел он проскочить, как почти в тот же момент поднялся с шипением громадный водяной столб и, взорвавшись, рассыпался с глухим рокотом.

Предмет, замеченный молодым офицером, оказался боевой торпедой. Она разрядилась, по-видимому, благодаря электрическому сигналу, так как не была ни затронута, ни задета катером.

Вдруг точно по волшебству все огни разом потухли и кругом стало до того темно, что привыкшие к ослепительному свету глаза не могли теперь ничего различить.

Катер пронесся благополучно, но, отброшенный водоворотом, завертелся, закачался, запрыгал, хотя все-таки не перевернулся и пошел дальше.

Капитан де Вальпре с трепетом следил за продвижением катера. Он заметил место, где взорвалась торпеда, и опасался, быть может, не без основания, гибели всего экипажа; поэтому решил подойти поближе, чтобы оказать поддержку своим людям в случае, если бы им удалось спастись, или хотя бы отомстить за них, если бы они погибли.