— Не буду тебя торопить, — убеждал капитан. — Но чем скорее, тем лучше…

Джимми бросил взгляд на свой бесценный сувенир — единственный цветок Рамы. Аккуратно завернул его в грязный носовой платок, завязал платок узелком и швырнул с края утеса. Узелок планировал вниз с успокоительной медлительностью, но это продолжалось так долго — пятнышко становилось меньше, и меньше, и меньше, пока не исчезло совсем. Потом «Резолюшн» рванулся вперед, и Джимми понял, что узелок подобрали.

— Великолепно! — воскликнул Нортон с преувеличенным восторгом. — Уверен, что этот цветок назовут в твою честь. Ну давай, мы ждем…

Джимми снял с себя рубашку — другой верхней одежды в этом климате, ныне тропическом, они не носили — и задумчиво ее расправил. Несколько раз за время своих странствий он едва не бросил ее; теперь она, не ровен час, спасет ему жизнь.

В последний раз он оглянулся на пустынный мир, который ему привелось исследовать в одиночку, на дальние грозные острия Большого рога и его малых собратьев. Крепко сжав рубашку правой рукой, он разбежался и прыгнул с утеса — так далеко, как только сумел.

Теперь спешить было некуда: в его распоряжении оставалось добрых секунд двадцать, чтобы проанализировать свои ощущения. Но он не тратил времени зря — вокруг крепчал ветер, «Резолюшн» постепенно вырастал в размерах. Захватив рубашку обеими руками, он вытянул их над головой, чтобы мчащийся навстречу воздух наполнил ткань и превратил ее в удлиненный купол.

Едва ли это стоило рассматривать как парашют: снижение скорости на четыре-пять километров в час приносило, конечно, определенную пользу, но ничего не решало. Рубашка играла другую, и притом более важную, роль — удерживала его тело в вертикальном положении, чтобы оно врезалось в воду под прямым углом.

Впечатление было по-прежнему такое, что сам он вовсе не движется, зато вода стремительно несется ему навстречу. Как только он отважился на прыжок, чувство страха исчезло без следа; он даже испытывал известное раздражение — какого черта шкипер так долго держал его в неведении? Неужели Нортон и вправду опасался, что он, Джимми, побоится прыгнуть, если будет слишком долго раздумывать?

В самую последнюю секунду он выпустил рубашку, сделал глубокий вдох и зажал нос и рот руками. Как ему и советовали, он напрягся всем телом и плотно сомкнул ноги. В воду он должен войти чисто, как падающее копье…

— Это не труднее, — поучал его капитан, — чем на Земле прыгнуть с вышки. Ничего особенного — если сумеешь правильно войти в воду…

— А если нет? — осведомился Джимми.

— Тогда придется вернуться и попробовать снова. Что-то ударило его по ногам — сильно, но не чересчур. Миллион скользких рук вцепились ему в тело, в ушах заревело, их стиснуло давлением — и даже сквозь плотно сомкнутые веки он ощутил, как на него по мере погружения в глубины моря наваливается темнота.

Тогда он принялся изо всех сил грести вверх, по направлению к гаснущему свету. Попытался открыть глаза, но мгновенно закрыл их снова: ядовитая вода жгла, как кислота. Подъем, казалось, тянулся столетия, и его не однажды посещало кошмарное подозрение, что он потерял ориентировку и плывет в действительности не вверх, а вниз. В таких случаях он шел на риск и вновь приоткрывал глаза — и с каждым разом вокруг становилось светлее.

Но когда голова наконец вырвалась на поверхность, веки как на грех были плотно сжаты. Он вдохнул всей грудью драгоценный воздух, перевернулся на спину и огляделся. «Резолюшн» шел к нему полным ходом; десять секунд спустя энергичные руки подхватили его и втащили на борт.

— Не наглотался воды? — был первый вопрос командира.

— Не думаю.

— Все равно прополощи рот вот этим. Достаточно. Как ты себя чувствуешь?

— Еще не знаю. Потерпите минутку — разберусь и скажу. Пока что спасибо вам всем… — Минута отнюдь не кончилась, когда Джимми внезапно понял, как именно он себя чувствует, и грустно признался: — Меня тошнит…

Участники спасательной экспедиции просто не поверили своим ушам.

— Это при мертвом штиле, на море, плоском как доска? — воскликнула Руби Барнс, расценившая, по-видимому, состояние Джимми как прямую жалобу на свое искусство.

— Ну, плоским я бы это море не назвал, — откликнулся капитан, указав рукой на полосу воды, опоясавшую небо. — Тебе нечего стыдиться, Джимми, ты, должно быть, все-таки глотнул этой дряни. Так избавься от нее, если можешь…

Джимми еще не кончил корчиться, отнюдь не героически и совершенно безуспешно, когда небо позади них внезапно озарила яркая вспышка. Все повернули головы к Южному полюсу, а Джимми мгновенно забыл про тошноту. Начиналось новое действие огненного спектакля.

Километровые потоки пламени устремились, танцуя, с Большого рога к малым. Затем они вновь пришли в размеренное вращение, словно танцоры-невидимки взмахивали своими лентами вокруг электрического майского дерева[23]. Но на этот раз танцоры кружились все быстрее и быстрее, пока ленты не слились в искрящийся конус огня.

Зрелище рождало благоговейный страх, как ни одно из величественных зрелищ, которых здесь было немало; к тому же оно сопровождалось отдаленным грохочущим громом, еще усугублявшим впечатление неукротимой силы. Спектакль продолжался около пяти минут — и оборвался так резко, будто кто-то где-то повернул выключатель.

— Хотел бы я знать, как истолкуют это в Комитете по проблемам, — проговорил Нортон, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Кто рискнет выдвинуть какую-нибудь теорию?

Ответить никто не успел — в разговор ворвались возбужденные голоса группы наблюдения:

— «Резолюшн»! У вас все в порядке? Вы заметили?..

— Что мы должны были заметить?

— Мы решили, что это землетрясение. В ту самую минуту, как прекратился фейерверк.

— Причинен ли ущерб?

— Вряд ли. Оно не отличалось особой силой, просто нас слегка тряхнуло…

— Мы ничего не почувствовали. Да и не могли почувствовать — мы же в открытом море.

— Ну конечно, это был глупый вопрос. Теперь у нас вроде все спокойно… до следующего происшествия.

— Вот именно, до следующего происшествия, — откликнулся Нортон.

Тайны Рамы множились час от часу; чем больше люди открывали здесь нового, тем меньше понимали. Внезапно с кормы донесся крик:

— Шкипер, взгляните! Вон туда, на небо!.. Нортон поднял глаза и поспешно обвел взглядом окружность моря. Но ничего особенного не заметил, пока не запрокинул голову и не увидел ту часть моря, что висела над ними в зените.

— Мой Бог, — только и прошептал он, поняв, что «следующего происшествия» долго ждать не придется.

По дуге Цилиндрического моря мчалась приливная волна.

Даже в эту минуту величайшего потрясения первой мыслью Нортона было убедиться в безопасности своего корабля.

— «Индевор»! — вызвал он. — Доложите обстановку!

— Все в порядке, шкипер, — последовал спокойный ответ старшего помощника. — Был легкий толчок, но он не мог причинить вреда. Наблюдается небольшое изменение ориентации, — по докладу штурмана, примерно ноль целых две десятых градуса. Он предполагает также, что несколько изменилась скорость вращения: точные данные будут через две-три минуты.

«Итак, началось, — сказал себе Нортон, — и гораздо раньше, чем мы ожидали: до перигелия, до наиболее логичной точки перемены орбиты, еще далеко… Тем не менее начался какой-то маневр — это несомненно, и не исключено, что последуют новые толчки…»

Результат первого толчка был с определенной очередностью запечатлен на изогнутой водной глади, которая, казалось, неустанно падает с неба. До волны оставалось около десяти километров, и она шла на них, развернувшись во всю ширину моря от северного до южного берега. Вблизи суши волна поднималась стеной белой пены, а в открытом море снижалась до еле видимой синей линии, движущейся куда быстрее, чем буруны на флангах. Тормозящее действие прибрежных отмелей изгибало волну дугой, и центральная ее часть убегала все дальше и дальше вперед.