Но был на «Цинтре» один человек, чье удивление равнялось его радости,— это нотариус Бен-Омар. Сказать, что в течение всего перехода он чувствовал себя превосходно, было бы, конечно, преувеличением. Но невыносимые страдания, мучившие его раньше, теперь не повторялись. Благодаря легкому ветерку с материка плавание проходило великолепно. Море было спокойно, и «Цинтра», шедшая на расстоянии двух или трех миль от берега, почти не испытывала качки.

Так продолжалось все время, даже когда пакетбот, вступив в воды Гвинейского залива, обогнул мыс Пальмас.

Действительно, как это часто бывает, ветерок, не прекращаясь, шел по береговой линии, и залив был так же благоприятен для плавания, как и океан. Взяв между тем курс на Лоанго, «Цинтра» потеряла из виду возвышенности континента. Не видно уже ни земель Ашанти, ни Дагомеи, ни даже вершины горы Камерун, возносящейся на три тысячи девятьсот шестьдесят метров над уровнем моря [366].

Девятнадцатого мая после полудня Жильдас Трегомен испытал легкое волнение. Жюэль сообщил ему, что они пересекают экватор. Итак, в первый раз — и, несомненно, в последний — бывший хозяин «Прекрасной Амелии» попадает в Южное полушарие! Какое романтическое приключение для него, моряка Ранса! Поэтому он без всякого сожаления передал матросам «Цинтры», по примеру других пассажиров, свой пиастр в честь перехода линии экватора.

На следующее утро при восходе солнца «Цинтра» находилась уже на широте бухты Маюмба, приблизительно в ста милях от нее. Если бы капитан согласился остановиться в этой гавани, входящей в состав государства Лоанго, от каких лишений, от каких, быть может, опасностей он избавил бы дядюшку Антифера и его спутников! Они освободились бы от очень трудного путешествия вдоль побережья.

Жюэль, по настоянию дядюшки, попытался выведать у капитана «Цинтры», что он думает по этому поводу. Португалец знал несколько английских слов, а какому моряку не доступен хоть немножко английский морской жаргон? Ну, а Жюэль, как известно, говорил на этом языке довольно бегло и пользовался им в переговорах с мнимым переводчиком из Маската и в других случаях. Он передал капитану предложение сделать остановку в Маюмбе. Этот небольшой крюк удлинит переход на каких-нибудь сорок восемь часов… Конечно, за непредвиденную задержку, за лишний расход угля и продуктов для экипажа будет щедро заплачено, не говоря уж о возмещении убытков судовладельцам.

Понял ли капитан предложение Жюэля? Да, в этом можно не сомневаться, тем более что оно было подкреплено показом этой гавани на географической карте. Моряки понимают друг друга с полуслова. И в самом деле, что может быть проще — отклониться немного к востоку и высадить в Маюмбе полдюжины пассажиров за приличное вознаграждение? Но капитан отказал. Раб корабельного устава! Раз пароход зафрахтован [367]в Лоанго — он пойдет в Лоанго. Из Лоанго он должен идти в Сен-Поль-де-Луандо — и пойдет в Сен-Поль-де-Луандо. И никуда, ни в какое другое место, даже если захотят купить его корабль на вес золота!

Его слова Жюэль понял точно и перевел их дяде.

Антифер пришел в ярость и запустил в адрес капитана целый залп отборнейшей ругани. Но это, конечно, на капитана не подействовало. И если б не вмешательство Жюэля и Трегомена, дядюшку в его буйном состоянии, наверное, заперли бы на остаток пути в трюм.

Двумя днями позже, вечером двадцать первого мая, «Цинтра» остановилась перед длинной песчаной косой, окаймляющей берег Лоанго, высадила нетерпеливых пассажиров и через несколько часов отправилась дальше, в столицу португальской колонии Сен-Поль-де-Луандо.

из которой видно, что иных пассажиров не следовало бы брать на борт африканского судна

На следующий день два человека, стоя в тени баобаба [368], охранявшего их от жгучих солнечных лучей, вели оживленную беседу. Они встретились совершенно случайно на главной улице Лоанго и, увидев друг друга, страшно удивились.

— Ты? Здесь? — воскликнул один.

— Да… как видишь, это я! — ответил другой.

Первый был не кто иной, как Саук; он сделал знак второму, португальцу, по имени Баррозо, и оба отправились за пределы города.

Если Саук не говорил на языке Баррозо, то Баррозо, прожив долгое время в Египте, говорил на языке его светлости. Можно было сразу заметить, что они старые знакомые. Баррозо примыкал к шайке авантюристов, существовавшей на средства Саука во времена, когда тот занимался всякого рода вымогательствами и грабежами. Полиция вице-короля, осведомленная о том, что Саук — сын влиятельного Мурада, не беспокоила Саука своим вниманием. Однако после нескольких громких дел, которые не могли пройти безнаказанно, шайка разбежалась. Баррозо исчез. Он вернулся, в Португалию, но там его прирожденные способности не могли найти применения. Поэтому он покинул Лиссабон и уехал на работу в одну из факторий Лоанго. В то время торговля в колонии была сведена почти на нет вследствие запрета вывоза ряда товаров; торговля ограничивалась экспортом слоновой кости, пальмового масла, земляного ореха [369]и красного дерева [370].

Этот португалец, лет пятидесяти, командовал сейчас судном большого тоннажа, называвшегося «Порталегри» [371]. Оно несло береговую службу и подчинялось местным негоциантам.

Баррозо с его прошлым, абсолютно лишенный укоров совести и в то же время смелый, как все профессиональные бандиты, был именно тем человеком, в ком нуждался Саук, чтобы осуществить свои преступные замыслы.

Остановившись у подножия баобаба, а его ствол не охватили бы, взявшись за руки, даже двадцать человек — какое может быть сравнение со знаменитым баньяном в Маскате! — они, не боясь быть услышанными, могли говорить о делах, угрожавших безопасности дядюшки Антифера и его спутников.

Оба рассказали друг другу о своей жизни с той поры, как португалец покинул Египет, и его светлость без обиняков приступил к делу. Из предосторожности Саук скрыл от собеседника настоящую ценность сокровищ, которые собирался присвоить, но постарался соблазнить корыстолюбивого Баррозо возможностью заработать значительную сумму.

— Итак,— сказал он,— мне нужна помощь человека решительного, храброго…

— Вы меня знаете, ваша светлость,— ответил португалец,— вам известно, что я не отступаю ни перед чем…

— Если ты не изменился, Баррозо!

— Я остался тем же.

— Знай: четыре человека должны исчезнуть… может быть, и пять, если я найду нужным освободиться от некоего Бен-Омара. Под именем Назима я считаюсь его клерком.

— Одним больше, одним меньше — не имеет значения,— ответил Баррозо.

— Тем более что на этого нотариуса достаточно дунуть, и от него останется одно приятное воспоминание.

— И вы решили…

— Мой план таков,— начал Саук, проверив, что никто не может их услышать.— Люди, о которых я говорил,— три француза: малуинец Антифер, его друг и его племянник, и еще тунисский банкир Замбуко,— приехали в Лоанго. Отсюда они отправятся дальше с целью завладеть сокровищами, зарытыми на одном из островков Гвинейского залива…

— В каких водах? — живо спросил Баррозо.

— В водах бухты Маюмба,— ответил египтянин.— Они хотят добраться до этого маленького селения сушей, и я подумал, что нужно напасть на них, когда они будут возвращаться со своими сокровищами в Лоанго. Они станут ждать в Лоанго пакетбот из Сен-Поль-де-Луандо, чтобы уехать на нем в Дакар.