– Ладно, я не скажу Трокунду, если вы пообещаете, что больше не будете баловаться с вещами, в которых не разбираетесь.

– Не буду, – промолвил Анфим и пошел поглядеть на тунику, которую ему выбрали для ночного кутежа. Крисп только потом сообразил, что император, в сущности, так и не дал обещания. Но если даже считать, что дал, вряд ли серьезно намеревался его сдержать. Анфим просто не верил, что с ним может случиться что-то дурное.

Зато Крисп верил. Чему-чему, а этому детство, проведенное в деревне, его научило.

Колокольчик у Крисповой кровати тихо затренькал. Крисп проснулся, ворча себе под нос. Когда Анфим давал пир, Криспу полагалось гулять вместе с ним – а император куда легче переносил бессонные ночи. Но когда Анфим проводил ночь с Дарой, Крисп надеялся, что ему дадут поспать.

Надевая через голову тунику, Крисп решил, что все-таки был несправедлив. Хотя он постоянно оставлял на ночь лампу, чтобы поскорее одеться, если Автократору приспичит его видеть, Анфим редко будил его. Однако сегодняшний случай доказывает, недовольно подумал Крисп, что редко еще не значит никогда.

Он вышел в коридор и через четыре шага очутился возле императорской спальни. Дверь была закрыта, но из-под нее пробивался свет. Крисп отворил дверь. Анфим с Дарой повернули к нему головы.

Крисп резко остановился, чувствуя, как лицо вспыхнуло огнем.

– П-прошу прощения, – запинаясь, выдавил он. – Мне показалось, что я услышал колокольчик.

– Не уходи! Я действительно вызывал тебя, – сказал император так спокойно, будто его прервали во время игры в шашки или во время кутежа. Дара, бросившая испуганный взгляд на дверь, тут же склонила голову к Анфиму. Длинные черные волосы ее разметались по плечам, скрыв от Криспа лицо императрицы. Анфим, смахнув с носа блестящую черную прядь, продолжал:

– Принеси мне, пожалуйста, немного оливкового масла, Крисп, будь умничкой!

– Хорошо, ваше величество, – одеревеневшими губами вымолвил Крисп и вылетел из спальни. Из-за двери до него донесся голос Анфима: «Ну, что же ты остановилась, дорогая? Мне было так приятно!»

Крисп нашел кувшин с маслом гораздо быстрее, чем ему хотелось. Откровенно говоря, возвращаться в спальню ему не хотелось вовсе. Быть кем-то вроде евнуха при Даре поначалу было легко – но становилось все труднее, особенно после той ночи, когда императрица впервые открылась ему как личность. А теперь.., теперь Криспу стоило больших трудов не воображать себя на месте Анфима.

Шагая по коридору, Крисп пытался представить, как сама Дара относится к происшедшему. Возможно, она к этому привыкла, как и Анфим. В таком случае она наверняка также привыкла не обращать внимания на то, что рисует слугам их воображение. «Ну и слава Фосу», – подумал Крисп.

Он немного помедлил у двери.

– Долго же ты ходил, – сказал Анфим. – Да не стой же там, дай сюда масло! Как я могу его взять, если ты встал за полмили!

Крисп нерешительно приблизился. Дара не поднимала головы; лицо ее по-прежнему было скрыто волосами. Крисп, не желая лишний раз напоминать ей о своем присутствии, без слов протянул Автократору масло.

Анфим окунул в него пальцы:

– Поставь его на ночной столик, Крисп. Может, оно нам еще пригодится.

Крисп кивнул, поставил масло и вышел – успев, однако, услыхать за спиной мягкий шелест умащенных Анфимовых пальцев, которыми тот провел по коже Дары.

Он рухнул на кровать, кипя от бессильной ярости, и долго лежал без сна, уставясь в потолок. Мерцающие тени, которые отбрасывала лампа, казались одна соблазнительнее другой. Потом пошел дождь, и тихий стук капель по крыше наконец убаюкал Криспа.

Проснувшись наутро, он поежился от смущения; меньше всего на свете ему хотелось сейчас возвращаться в императорскую спальню. Но его настроение нимало не беспокоило Анфима. Колокольчик звенел все громче и настойчивее. Крисп влез в свежую тунику и пошел обслуживать хозяина.

За исключением кувшина с оливковым маслом, ничто здесь не напоминало о прошедшей ночи. Анфим, во всяком случае, и думать о ней забыл.

– Доброе утро, – сказал он. – Дождик, как я погляжу. Ранняя осень, что ли, в этом году? Или он покапает и пройдет?

– Если это ранняя осень, урожая не будет, – ответил Крисп, радуясь тому, что способен говорить бесстрастным тоном. – Какую вам лучше дать сегодня тунику – лиловую или зеленую?

– Зеленую, пожалуй. – Анфим встал с кровати, демонстративно передернувшись от холода. – Бр-р! И вправду осенью пахнет! Хорошо, что в этом здании есть трубы для обогрева, не то пришлось бы спать в одежде. – Он посмотрел на Дару, по-прежнему лежавшую под одеялом. – Вот была бы тоска! Я прав, дорогая?

– Вы всегда правы. – Императрица, выпростав тонкую руку, дернула за шнурок и вызвала горничную.

Анфим хмыкнул. Он позволил Криспу одеть себя и натянуть на ноги сапоги.

– Я пошел завтракать, – объявил он наконец. Снова поглядел на Дару, нахмурился:

– А ты не собираешься вставать, соня-засоня?

– Да, я сейчас. – Горничная уже пришла, но императрица не шевельнулась под одеялом. – Начинайте завтракать без меня, хорошо?

– Ладно! Спроси повара, Крисп, не осталось ли у него в кладовке парочки голубей. Если есть, пускай поджарит. И вели подать то сладкое золотистое васпураканское вино – оно под голубей идет лучше всего.

Птицы у повара нашлись.

– Пока в городе столько статуй да башен, с голубями проблемы не будет, – улыбнулся он Криспу. – Ты говоришь, его величество желает жареных? Поджарим!

Крисп принес Автократору тушки птичек, хлеб с медом и заказанное вино. Анфим с аппетитом поел и встал из-за стола:

– Все, пора заняться колдовством. Дара с горничной вошли в столовую в тот самый миг, когда Автократор вышел. Его голос разнесся по главному коридору: «Тировизий! Лонгин! Зонтики мне, живо! Я не хочу плыть по лужам до своей мастерской!»

По мраморному полу торопливо зашлепали сандалии евнухов.

– Что вы хотите на завтрак, ваше величество? – спросил Крисп у Дары.

– Я не голодна, – ответила императрица. – Хлеб, мед – этого достаточно.

Она поклевала немного хлеба.

– Могу я принести вам что-нибудь еще, ваше величество? – спросила горничная. – Вы же не птичка, чтобы питаться крошками!

Дара взглянула на хлебную корочку, которую держала в руках, и отложила ее:

– Пожалуй, я бы съела немного мускусной дыни, Верина. Только не сырой, а тушеной.

– Сейчас принесу, ваше величество. – Верина встала, дерзко сморщив носик. – А пока она тушится, посплетничаю с поваром. Фест знает все, что творится на свете, на три дня вперед.

– Приятно, что хоть кто-то что-то узнает. – Дара прислушалась к шагам Верины, удалявшимся по коридору, и тихо сказала:

– Крисп, я не ожидала, что ан.., что его величество вызовет тебя ночью. Могу только принести свои извинения, если тебя это смутило. Я тоже была смущена.

– О! – Крисп задумался, насколько откровенным можно быть с императрицей, даже с раскаивающейся. И наконец решился:

– Знаете, это немного неловко, когда с тобой обращаются как.., как с вещью.

– Хорошо сказано. – Голос у Дары не дрогнул, но в глазах сверкнула вспышка. – Анфим обращается так со всеми окружающими – они для него вещи, игрушки для развлечения, которыми он поиграет и поставит на полку до следующего раза. А я, Крисп, клянусь владыкой благим и премудрым, я не игрушка! И мне до смерти надоело, что со мной обращаются как с куклой!

– О! – повторил Крисп уже другим тоном. Разгневанная Дара и впрямь мало походила на куклу; она напомнила ему Танилиду, но Танилиду юную и неискушенную. Вспышки гнева проходили у Дары бесследно, не придавая ей сил. Танилида, в отличие от нее, никогда не позволила бы императору загнать себя на задний план.

– Со Скомбром и то было ужасно. Вечно эти крохотные глазки, которые все пялились и пялились на меня с жирного лица, – сказала Дара. – Но мало-помалу я привыкла и даже жалела его. Он ведь только и мог, что пялиться.