– А еще почему? – спросил он.
Он боялся, как бы его настойчивость не рассердила Танилиду, но скоро понял, что опасался напрасно. Судя по всему, он, наоборот, поднялся в ее глазах; когда она заговорила, тон ее был абсолютно серьезным и деловым.
– Не скрою, что власть, воплощенная в этом… – Танилида тронула золотой, висевший на цепочке, – имеет свою притягательность. В Опсикионе и его окрестностях я достигла всего, о чем могла мечтать. Возможность послать сына в город Видесс, завязать отношения с человеком, который может стать… тем, кем он может стать – ради такого я способна почти на все.
Но только почти. Можешь считать меня черствой, если желаешь, и расчетливой, и хитрой, но ты считаешь меня шлюхой – а это уже опасно! – Теперь ее голос уже не был деловым; в нем звучала неприкрытая угроза.
Крисп спокойно кивнул. Главным его защитным средством против Танилиды, как и против Яковизия, было упрямое нежелание признать, что они способны его запугать.
– Ну и? – спросил он.
Свет единственной лампы играл тенями на лице Танилиды, подчеркивая смену его выражений. И это помогло Криспу увидеть, что он выиграл еще одно очко.
– Поэтому меня не интересуют мужчины, которым в постели нужна не я, а мои владения; и те, кто считает меня своего рода призом, вроде породистой гончей; и те, кому нужно только мое тело, а на душу, владей ею хоть сам Скотос, наплевать. Как по-твоему, ты относишься к одной из этих категорий?
– Нет, – сказал Крисп. – Но вы сами в каком-то смысле разве не попадаете в первую из них – я имею в виду, по отношению ко мне?
Танилида уставилась на него:
– Да как ты смеешь!.. – Крисп восхитился тем, как быстро она взяла себя в руки. Через пару секунд она даже рассмеялась. – Ты выиграл, Крисп; мои же собственные слова обличают меня. Виновна, каюсь. Но в данном случае я по другую сторону сделки – и, должна признать, отсюда все выглядит иначе.
«Для тебя – возможно», – подумал Крисп.
– Последняя причина, по которой я выбрала тебя, Крисп, по крайней мере вначале, – то, что ты быстро учишься. Правда, тебе нужно научиться еще одной вещи: иногда ты задаешь слишком много вопросов.
Она потянулась и привлекла его к себе. Но даже усваивая ее сладострастные уроки, Крисп остался в убеждении, что такой вещи, как слишком много вопросов, не существует. Выбрать правильный способ и время, чтобы задать их, – это дело другое. А время, подумал он, прежде чем все мысли вылетели из головы, похоже, было выбрано не правильно.
* * *
Наутро он проснулся от стука дождя по крыше. Знакомый звук, хотя для Криспа более привычным было тихое шлепанье капель по соломе, чем барабанная дробь, которую они выбивали по черепице. «Хорошо бы крестьяне Танилиды успели покончить с уборкой урожая», – подумал Крисп. И тут же сам посмеялся над этой мыслью: с уборкой так и так покончено, хотят они того или нет.
Танилида, как обычно, ускользнула среди ночи. Порой Крисп просыпался, когда она вставала с кровати, но чаще, в том числе и прошлой ночью, продолжал мирно спать. Он подумал, и уже не в первый раз: а знает ли прислуга Танилиды об их связи? Если даже и так, то ни повара, ни дворецкий, ни девушки-служанки ничем этого не выдавали. С другой стороны, как понял Крисп, потеревшись в доме Яковизия, сдержанность – одно из достоинств вышколенных слуг. А другие у Танилиды не задерживались.
Интересно, знает ли Мавр? В этом Крисп сомневался. У Мавра много достоинств и с возрастом, наверное, прибавится еще, но сдержанным Крисп при всем желании представить его не мог.
Танилида сидела в маленькой столовой, поджидая Криспа. Волосы ее были уложены в безукоризненную прическу, точно он и не пропускал их сквозь пальцы.
– Боюсь, ты здорово вымокнешь, пока доедешь до Опсикиона, – сказала она, приглашая его взмахом руки в кресло напротив.
Крисп пожал плечами:
– Мне мокнуть не впервой.
– Надеюсь, хорошая порция ветчины спасет тебя в пути если не от сырости, то хотя бы от холода.
– Моя госпожа великодушна во всех отношениях, – сказал Крисп.
Танилида вспыхнувшими глазами следила за тем, как он жадно впился в мясо.
Дорога на север начала уже превращаться в месиво. Крисп не пытался погонять коня. Если Яковизий не поймет, почему он так поздно вернулся в город, тем хуже для Яковизия.
Выжав плащ в прихожей Болкана, Крисп пошлепал в мокрых сапогах вверх по лестнице посмотреть, как дела у его хозяина. Картина, представшая его взору в комнате Яковизия, поразила Криспа: вельможа стоял, опираясь на две палки, и пытался сделать очередной шаг. Единственным следом, оставшимся от Грапта, был легкий аромат духов.
– Привет! Смотри, чего я могу! – сказал Яковизий, слишком довольный собой, чтобы ругаться.
– Вижу, – коротко сказал Крисп. – Ложитесь-ка вы лучше в постель, а? Будь вы лошадью, высокочтимый господин… – Крисп выучился искусству превращать титулование в упрек, – вам бы перерезали горло за сломанную ногу, и все дела. Если вы упадете и сломаете ее снова только из-за того, что вам невтерпеж, думаете, вы заслуживаете лучшей участи? Ордан велел вам лежать еще по крайней мере две недели.
– А пошел он в зад, твой Ордан! – разозлился Яковизий.
– Вы имеете в виду свой собственный? Так позовите его, за чем дело стало?
– Нет, благодарю покорно, – фыркнул аристократ.
– Я не могу вам приказывать, высокочтимый господин, – сказал Крисп уже более серьезно, – я только хочу спросить: разве вы стали бы обращаться со своей лошадью так, как обращаетесь с собой? Тем более что это без толку – сезон дождей уже начался, так что сейчас никуда ни проехать, ни пройти.
– М-р-м-м. – Мычание Яковизия совсем не походило на знак согласия, но поскольку хозяин переменил тему, Крисп понял, что победил.
Яковизий продолжал поправляться. Со временем, как и предсказывал Ордан, он научился ходить с помощью палок, поднимая и опуская их и свою больную ногу с такой силой, что посетители, сидевшие в зале под его комнатой, пожаловались Болкану на нестерпимый грохот. Поскольку трактирщик если не богател, то явно преуспевал благодаря вынужденной задержке знатного жильца, он остался к жалобам глух.
К тому времени, когда Яковизий мог уже ковылять по всему дому, дожди напрочь отрезали путь из Опсикиона. За пределами крупных городов в Видессе было мало мощеных дорог; грязь более милосердна к конским копытам. Ценой этого милосердия были целые осенне-весенние недели, когда дороги превращались в непролазное месиво. Яковизий проклинал каждый день, начинавшийся пасмурно и хмуро, то есть сыпал проклятиями почти беспрерывно.
Крисп пытался урезонить его.
– Дожди – это благословение для крестьян, высокочтимый господин, а без крестьян все мы помрем с голоду. – Слова не успели еще вылететь изо рта, как Крисп сообразил, что цитирует своего отца.
– Если ты так обожаешь крестьян, какого хрена ты ушел из своей зачуханной деревушки? – возразил хозяин. Крисп оставил попытки развеселить его; пытаться прекратить поток ругательств Яковизия – все равно что ловить сачком луну. Его дурное настроение казалось таким же постоянным, как вечно меняющиеся лунные фазы.
Вскоре Крисп и сам начал проклинать дожди. Поскольку Яковизий все меньше нуждался в его услугах, свободного времени у Криспа становилось все больше. Он стремился почаще бывать с Танилидой, и ради телесных услад, и затем, чтобы исследовать границы их странных взаимоотношений. Но поездки на виллу были мероприятием нелегким, особенно осенью.
Поэтому он страшно обрадовался, когда в один ненастный и промозглый день, грозивший уже не дождем, а мокрым снегом, Танилида заявила:
– Пора мне перебираться на зиму в Опсикион. Там у меня, как ты знаешь, дом неподалеку от храма Фоса.
– А я и забыл, – признался Крисп.
Ночью, в уединении гостевой комнаты, он спросил:
– Надеюсь, в городе мы будем видеться чаще. Эта мерзкая погода…