– И вновь я оказался твоим должником.

– Глупости, величайший. – Абивард налил полную чашу красного вина. – Выпей вот это. Чародеи говорят, что оно восстанавливает кровь, поскольку само как кровь.

– Я тоже это слышал. Не знаю, правда ли это, но с удовольствием выпью вина в любом случае. – Шарбараз претворил свои слова в жизнь. – Ей-Богу, лучше лить это в рот, чем на плечо. – Он протянул чашу Абиварду:

– Пожалуй, я потерял достаточно много крови, надо бы еще восстановиться.

Абивард налил еще вина. Тем временем опять вернулась служанка и сказала:

– Величайший, повелитель, не прогневайтесь, но госпожа Динак говорит, что желает видеть вас обоих как можно скорее… и если этого не произойдет сию минуту, она сама выйдет сюда.

Шарбараз посмотрел на Абиварда. Они оба знали, что Динак на такое способна, и знали, что скандал среди дихганов, вызванный ее появлением, не поможет делу законного Царя Царей. Шарбараз сказал:

– Госпожа, передай моей жене, что я жду ее моей комнате.

Служанка, просиявшая от такого обращения, трусцой выбежала из коридора.

Шарбараз сжал зубы поднялся.

– Величайший, обопрись на меня, – сказал Абивард. – Не надо стараться сразу делать слишком много, а то снова начнется кровотечение.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Шарбараз, хотя в голосе его особой уверенности не было. Он положил правую руку на плечо Абиварда, перенеся на дихгана значительную часть своего веса. Таким манером они двинулись по коридорам крепости к той комнате, которую Царь Царей временно занимал.

– Подожди здесь, – сказал Абивард, когда они дошли. – Я вернусь с Динак как можно скорее. – Шарбараз кивнул и опустился на кровать со стоном, который очень старался подавить. Несмотря на восстанавливающее кровь вино, он был очень бледным.

Динак стояла у двери, отделяющей комнату Абиварда от женской половины, нетерпеливо постукивая ножкой.

– Что-то ты долго, – сказала она, когда Абивард открыл дверь. – Теперь тебе не отвертеться – говори, как он?

– Ранен, – ответил Абивард. – Но рукой шевелить может. Если не будет осложнений, останется только шрам.

Динак пытливо всмотрелась в его лицо:

– А ты не врешь? Нет, не врешь, с какой стати, я ведь все своими глазами увижу, как только мы туда дойдем… Кстати, нельзя ли идти побыстрее? – Вопреки резкому, встревоженному тону, ее походка и осанка с каждым шагом становились увереннее, спокойнее. Она продолжила, обращаясь одновременно и к Абиварду, и себе самой:

– Без него мне и жить незачем.

Абивард не отвечал. Ему вновь захотелось обнять сестру и прижать к себе, чтобы ей стало легче. Но Динак превращалась в камень, если кто-то кроме Шарбараза, мужчина или женщина, пытался обнять ее. Если бы не сообразительность Шарбараза, она посчитала бы свою честь утраченной навсегда, а лишившись чести, она, как считал Абивард, не смогла бы жить. Он поблагодарил Господа, что она вообще оправилась после такого.

Увидев Шарбараза, лежащего в кровати, с лицом цвета пергамента, Динак вскрикнула, пошатнулась и не сразу сумела взять себя в руки.

– Что случилось? – настойчиво спросила она. – Я уже выслушала три совершенно разных истории.

– Не сомневаюсь. – Шарбаразу удалось изобразить улыбку, которая была гримасой боли лишь наполовину. – Один из дихганов вбил себе в голову, будто я виноват в том, что его род пострадал в степном походе, и решил мне отомстить.

Он был храбр. Я не видел и не слышал, чтобы человек, потерпев неудачу, умирал более достойно.

Его беспристрастный подход не снискал расположения Динак.

– Он мог убить тебя, а ты говоришь о его храбрости? Он мертв – и замечательно. Если бы ему удалось то, что он замышлял… – Голос ее чуть не сорвался; – Не знаю, что бы я тогда сделала.

Шарбараз приподнялся и сел. Абиварду захотелось толкнуть его, чтобы он снова лег, но Динак его опередила. Облегчение, с которым он вновь растянулся на кровати, было очень наглядным свидетельством серьезности его раны. И все же его вторая попытка улыбнуться удалась больше, чем первая. Он сказал:

– Пока жив, я могу позволить себе быть великодушным. Если бы умер я, а он остался жив, я был бы настроен более сурово.

Динак изумленно посмотрела на него, а потом приглушенно фыркнула:

– Теперь я начинаю верить, что ты поправишься. Ни один умирающий не способен на такие глупые шутки.

– Спасибо, дорогая. – Голос Шарбараза звучал посильнее, но встать он больше не пытался. – Твой брат сделал меня своим должником еще трижды: предостерег криком, повалил человека с кинжалом на землю и оказал прекрасную лечебную помощь. Если я встану на ноги, то только благодаря ему.

– Величайший слишком добр, – пробормотал Абивард.

– Ничуть, – сказала Динак. – Если ты поступил как настоящий герой, мир должен знать об этом. Дихганы расскажут об этом в своих наделах, а еще нужно заказать трубадуру хвалебную песнь в твою честь.

– Знаешь, что сказал бы отец, если бы он тебя сейчас слышал? – покраснев, сказал Абивард. – Сначала рассмеялся бы до слез, а потом отшлепал бы тебя по попе за то, что у тебя хватило дурости даже подумать о том, чтобы нанять трубадура воспеть мне хвалу за поступок, который я обязан был совершить.

Обычно упоминание имени Годарса прекращало всякий спор столь же действенно, как захлопнутая дверь. Однако на сей раз Динак покачала головой:

– Отец был хорошим дихганом, Абивард, лучше не бывает, но он никогда не занимался делами всего государства. Ты же из простого дихгана, каким был он, становишься лицом, приближенным к трону. Ты в один день спас Шарбараза и стал его зятем. Когда он вернет себе трон, разве ты не понимаешь, что некоторые дихганы и большая часть марзбанов будут презирать тебя как выскочку? Чем больше ты покажешь, что достоин своего места по правую руку от царя, тем вернее ты это место сохранишь. И ничего нет зазорного в том, что тебя будут восхвалять за смелость, которую ты действительно проявил, ведь это принесет тебе славу.

Динак уперла руки в бедра и с вызовом посмотрела на Абиварда. Прежде чем он успел ответить, Шарбараз сказал:

– Она права. Царский двор в этом смысле очень похож на женскую половину, только временами гораздо хуже. То, что ты есть, отнюдь не так важно, как то, чем тебя считают люди. А чем тебя считают люди, тем тебя считает и Царь Царей.

Годарс часто говорил нечто в этом роде, обычно с насмешливой искоркой в глазах. Абивард не ожидал, что когда-нибудь ему придется думать о таких вещах всерьез. Теперь он слышал эти речи из уст сестры, причем в положении, когда он не мог к ним не прислушаться, хоть она и женщина, а может быть, именно поэтому.

Он вспомнил свой разговор с Фрадой незадолго до того, как Припат попытался заколоть Шарбараза. Он может сколько угодно не замечать интриги царедворцев в Машизе – но они его заметят. Шарбараз сказал:

– О зять мой, прежде чем подобные вещи начнут тебя беспокоить, должно произойти одно.

– Что же? – спросил Абивард.

– Мы должны победить.

Весна окрасила поля вокруг крепости Век-Руд радующей глаз, хотя и недолговечной зеленью. Во всяком случае Абивард не уставал любоваться ею каждый год. Но не сейчас. Обернувшись к Фраде, он сказал:

– Ей-Богу, я буду счастлив, когда завтра мы отправимся на юг. Еще пара недель кормления воинов и их коней – и наши кладовые опустеют вконец. А ведь и нашим людям нужно пропитание, особенно если случится недород.

– Да. – Фрада сделал два шага по пандусу, пнув камешек, оказавшийся у него под ногой. – Хотел бы я быть с тобой, когда вы отправитесь в поход. А то получается, что меня все время оставляют дома.

– Не жалуйся, – резко ответил Абивард. – Если бы тебя не оставили дома прошлым летом, ты вряд ли бы сейчас ныл, потому что был бы мертв. Я тебе уже сто раз объяснял: мне нужно отправляться с Шарбаразом, а это значит, что ты должен остаться и защищать надел от всякого недруга, будь то хаморы, люди Смердиса или Птардака.