– Тогда какого черта он селит мужчину на женской половине, даже отгородив его стеной от своих жен? – спросил Абивард, будто письмо вот-вот оживет и все ему расскажет, избавив от труда читать дальше.

Этого, конечно, не произошло, и он вновь опустил взгляд на письмо. «Закрыв дверь, я тихо окликнула его из окна, – писала далее Динак, – не будучи уверенной, что каменщики заложили в соседней комнате окно. Выяснилось, что не заложили. Оказавшийся там мужчина с большой охотой назвал себя. Сейчас я сообщу тебе его имя, и ты поймешь, почему я так осторожна с этим письмом: это Шарбараз, сын Пероза и, как он утверждает, законный Царь Царей Макурана».

Почти минуту Абивард смотрел на эти слова, остолбенев от изумления, прежде чем смог читать дальше. Если Шарбараз добровольно отрекся от трона, как утверждает Царь Царей Смердис, зачем же замуровывать его в потайной темнице, словно преступника, ожидающего палача с его топором? На это он нашел только один ответ, поразивший его своей простотой:

«Смердис лжет».

Следующая фраза Динак удивительным образом развила эту мысль: «Должно быть, в первое же блюдо, съеденное Шарбаразом после того, как до Машиза дошло известие о гибели его отца, было подмешано сонное зелье, потому что, проснувшись, он обнаружил себя в маленьком темном помещении где-то во дворце. К горлу его был приставлен нож, а перед ним лежало написанное от его имени отречение от престола. Не желая умереть на месте, он подписал его».

Кто-то громко свистнул. Абивард не сразу понял, что это он сам. Надо же, а он-то все гадал, с чего это молодой человек, от которого его отец ожидал столь многого, покорно уступил престол старику, не блещущему особыми заслугами.

Теперь он знал, что Шарбараз не уступил покорно.

Письмо продолжалось: «Смердис прислал сюда Шарбараза для надежности: крепость Налгис-Краг несомненно самая мощная во всем Макуране. Узурпатор хорошо платит Птардаку за охрану его соперника, чтобы тот не мог и помыслить о бегстве или спасении извне. Наверное, тебя не удивит, если я скажу, что прочла твое последнее письмо к моему мужу. С печалью я узнала о том, как хаморы опустошают мою родину, несмотря на огромную дань, которую Смердис заплатил им в обмен на обещание не лезть на южный берег Дегирда. Это говорит мне, что тот, чей зад ныне оскверняет престол, не имеет представления о том, что нужно царству».

– Мне это говорит то же самое, – сказал Абивард, словно Динак могла его услышать.

Он почти дочитал письмо. В конце сестра писала:

Думаю, что никакой армии не вызволить отсюда Шарбараза. Но может быть, удастся помочь ему бежать из крепости. Я приложу все силы, чтобы узнать, как это можно сделать. Поскольку участок перед комнатой Шарбараза формально относится к женской половине и поскольку мне доверено вести здесь все дела, возможно, мне самой удастся разузнать, как организована его охрана».

– Будь осторожна, – вновь прошептал Абивард, будто Динак была рядом.

«Я приму все меры предосторожности, какие только сумею придумать, – писала Динак. („Да она и впрямь отвечает мне“, – подумал Абивард.) – Ответ на это письмо составь как можно уклончивей. У Птардака нет привычки читать то, что ты мне пишешь, но любая неосторожность гибельна – для меня, для Шарбараза, Царя Царей, и, как мне кажется, для Макурана. Благослови и храни тебя Господь»

Абивард хотел было положить письмо к остальным, но передумал. Некоторые из его слуг умели читать, а это послание не должен видеть никто. Он спрятал его за шпалерой, к рамке которой Годарс когда-то прикрепил запасной ключ от женской половины.

Сделав это, Абивард принялся расхаживать по комнате, как лев по клетке.

«Что делать? – повторялось в его мозгу, словно бой далекого барабана. – Что делать?»

И вдруг он застыл на месте.

– С этого мгновения я снимаю с себя все обязательства перед Смердисом, не по праву величаемым Царем Царей, – вслух заявил он, когда осознание этого факта пришло к нему. Он присягнул на верность Смердису при условии, что повелитель Макурана сказал правду о том, как он пришел к власти. Сейчас, когда доказано, что его слова были лживы, присяга больше не имела силы над Абивардом.

Однако это не отвечало на вопрос, что делать дальше. Даже если все дихганы и марзбаны откажутся признать Смердиса своим монархом и двинутся на приступ Налгис-Крага, взять крепость вряд ли удастся; к тому же это неминуемо приведет к убийству Шарбараза, чтобы они не объединились под его знаменем.

Потом он вспомнил о пророчестве Таншара: башня на холме, где утратится и обретется честь. Крепость Налгис-Краг – это и есть башня на холме, а если там заточен законный Царь Царей, то чести там можно обрести без меры. Но утратить?

Это Абиварду не нравилось.

Перечитывая письмо Динак, он думал: беда с пророчествами заключается в том, что предсказанное в них почему-то невозможно распознать, пока оно не свершится и не станет ясно, так сказать, задним числом. Он не узнает, это ли предсказывал Таншар, пока честь не будет утрачена и обретена, если такое случится вообще. Но даже в этом случае полной уверенности не будет.

– Надо это с кем-то обсудить, – сказал он, чувствуя, что нужна другая голова, чтобы взглянуть на поставленную Динак проблему под иным углом. Хотел было позвать Фраду, но передумал: брат молод и вряд ли способен надежно хранить тайну. Если слухи о заточении Шарбараза просочатся наружу, это обречет сына Пероза на смерть вернее военного вторжения в Налгис-Краг.

В тысячный раз Абивард пожалел, что не может все это спокойно обсудить с Годарсом. Но если бы отец был жив, скорее всего был бы жив и Пероз, Шарбараз оставался бы его признанным наследником, а Смердис – чиновником, чьи амбиции, если они и существовали до гибели Пероза, были бы глубоко запрятаны. Абивард щелкнул пальцами:

– Ну и дурак же я! Это дело происходит на женской половине, и кому знать, что там надо предпринять, как не женщинам?

И все же он шел к Барзое и Рошнани с некоторым сомнением. Смогут ли они сохранить столь важный секрет? Сплетни на женских половинах были притчей во языцех по всему Макурану. Если об этом услышит служанка, она определенно раструбит по всей крепости. Но Барзоя многие годы была правой рукой Годарса, а этого не могло бы быть, не умей она хранить тайн, да и Рош-нани не из тех, кто некстати развязывает язык. Абивард кивнул – решение было принято.

Он взял ключ и вошел на женскую половину. Он мог вызвать мать и главную жену в свою спальню, но этот необычный поступок насторожил бы остальных.

Рошнани сидела в своей комнате над вышивкой, в той же позе, как и тогда, когда Ардини подбросила за комод магическую куклу. Она подняла глаза от работы, когда Абивард легонько постучал в дверь.

– Муж мой, – улыбнулась она. – Что привело тебя сюда средь бела дня? Улыбка сделалась шире, показывая, что кое-какие соображения на сей счет у нес имеются.

– Нет, не это, – улыбнулся в ответ Абивард. – С этим придется подождать. А пока – где госпожа моя мать? Возникло нечто такое, о чем я хотел бы с вами посоветоваться. С обеими.

– Хочешь говорить здесь? – спросила Рошнани. Он кивнул, и она отложила пяльцы. – Я позову ее. Я сейчас. – Она поспешила по коридору.

Слово свое она сдержала. Когда она вернулась вместе с Барзоей, Абивард запер дверь. Мать удивленно подняла бровь:

– Что же это за столь потрясающая тайна? – Тон ее выражал сомнение, что такая тайна имеет место.

Несмотря на запертую дверь, Абивард отвечал почти шепотом. В трех-четырех коротких фразах он изложил суть письма Динак, закончив следующим образом:

– Я хочу найти способ освободить законного Царя Царей. Смердис не только клятвопреступник – его правление несет Макурану одни беды.

Барзоя устремила взгляд в пол.

– Прими мои извинения, сын мой, – произнесла она столь же тихо, как Абивард. – Ты был прав. Это такая тайна, которую нельзя разглашать.

– А Шарбараз действительно будет лучше для Макурана, чем Смердис? спросила Рошнаии.