С воцарением на русском престоле династии Романовых в лице ее первого представителя Михаила Федоровича Смутное время [5]отошло в прошлое: в стране восстанавливался прежний порядок, залечивались раны, нанесенные иноземцами. Русь, пережив тяжелейший период, показала свою крепкую жизнеспособность. Опорой в этом явилось православие, ставшее щитом национального единства. В новой исторической обстановке резко изменилось отношение к иностранцам, принесшим русскому государству так много бедствий. Если до Смутного времени к ним относились просто как к «иноверцам», то после него в сознании народа они стали «погаными», «окаянными», а их действия против Руси представлялись безбожными. Русские в то время, далеко уступая европейским народам как в отношении материального благосостояния, так и в области просвещения, видели свое спасение именно в православии и только в нем находили прочную основу. При таком значении религии, вероисповедания в общественно-государственной жизни брак православных с неправославными становился невозможным. Появление представителя даже протестантской веры в царской семье могло бы, безусловно, сильно подорвать ее престиж в глазах народа, который перестал бы видеть в царской власти свой идеал. Более того, брак православного с иноверной считался бы прямой изменой своей нации. Эта особенность описываемого времени нашла свое юридическое закрепление в постановлении Московского собора 1620 года, которое предусматривало подвергать перекрещиванию иноверцев. Естественно, что после этого брачный вопрос превратился в вопрос о смене вероисповедания.

Важно подчеркнуть, что первый царь из династии Романовых Михаил Федорович в сознании народа был хранителем всего родного, чисто русского. После смутной эпохи он стал первым царем, который жертвовал своими личными интересами во имя общегосударственных.

До двадцати шести лет Михаил Романов был холостым: ни один из московских государей не оставался так долго без супруги. Но на то была причина: у молодого Михаила была невеста – Мария Ивановна Хлопова, однако из-за интриг знатных бояр из партии Салтыковых отправленная в ссылку. Выбрать же другую Михаил не пожелал.

Когда из плена возвратился его отец, Филарет [6], то последний решил прежде всего женить сына: этого требовали интересы государства и упрочение рода Романовых на престоле. Филарет Никитич в принципе не возражал против брака своего сына с Хлоповой и тем не менее с целью поднять авторитет рода и власти вознамерился женить Михаила на какой-нибудь европейской принцессе. Весной 1621 года отправился за границу москвич Юрий Родионов с тайным поручением: выяснить, нет ли у иноземных государей дочери или сестры, которая была бы «красна очми и всяким возрастом, добра и ничем неувечна и к такому великому делу годна». Царский посланец клятвой перед Евангелием обещал держать в строгом секрете цель своей поездки и должен был выдавать себя за купца.

Секретная миссия Родионова была, кстати, связана с одним международным дипломатическим инцидентом 1615–1616 годов, суть которого заключалась в следующем. В конце июня 1615 года под стенами Пскова появился шведский король Густав Адольф со своим войском и осадил его. Случилось так, что в самом начале осады саксонский курфюрст Иоганн Георг I отправил к шведскому королю посла Ганса фон Таубе, с собственноручным письмом, в котором содержалась просьба прислать для его зверинца несколько северных оленей. Таубе благополучно исполнил поручение, и когда выехал из шведского лагеря в обратный путь, был схвачен в дороге русскими ратниками и отвезен за крепкие стены ближнего Печорского монастыря. Но поскольку Ганс Таубе, владетель имений в Эстландии, являлся подданным Швеции, то он и был задержан.

В связи с захватом саксонского посланца началась дипломатическая переписка, в которой кроме заинтересованных непосредственно Дрездена и Стокгольма участвовали также польско-литовское правительство, венский кабинет и английское посольство при московском царе. Пока Саксония, не имевшая тогда дипломатических отношений с Русским государством, вела эти переговоры, Таубе находился в Москве вплоть до августа 1616 года, когда его официально освободили. Однако бывший пленник Михаила Федоровича не спешил покидать русскую столицу и лишь в начале 1617 года прибыл в Стокгольм.

Любопытно, что именно к герою этого эпизода спустя четыре года обращается Родионов в Дрездене с просьбой помочь в поиске невесты для русского царя.

Московский посланец Михаила Федоровича выдавал себя за английского купца, возвращавшегося в Лондон, имел пропускные грамоты и английский паспорт. Но несмотря на все его бумаги, в Дрезден Родионова не пропускали, и он прибег к последнему средству – помощи Ганса фон Таубе. Именно последний, узнав суть дела, организовал встречу Родионова с курфюрстом Иоганном Георгом I. Переговоры с царским гонцом вел председатель Тайного совета Саксонии Каспор фон Шёнберг, который, входя в интересы Родионова, сообщил следующее. Что касается детей саксонского курфюрста, то у него было пять дочерей разного возраста. Чтобы полностью выполнить царское поручение, Родионов лично посмотрел на названных принцесс и запасся их портретами. Перед отъездом из Дрездена он преподнес Гансу Таубе ценные подарки за оказанную помощь в этом нелегком деле. Но ни одна из принцесс так и не стала невестой Михаила Федоровича.

Между прочим, по странной ли случайности или так было предопределено судьбой, но обе старшие дочери курфюрста Иоганна Георга I оказались в будущем… прабабками именно русских государей.

Так, старшая дочь София-Элеонора в 1627 году вышла замуж за ландграфа Гессен-Дармштадтского Георга и стала родоначальницей всего этого владетельного дома, и, следовательно, в частности, прапрабабкой по прямой линии императриц Марии Александровны и Александры Федоровны. Вторая дочь курфюрста – Мария-Елизавета сочеталась браком в 1630 году с герцогом Шлезвиг-Голштинским и через него положила основание всему Гольштейн-Готторпскому Дому.

Пока Юрий Родионов занимался саксонскими принцессами, в Москве между тем, узнав, что у датского короля Христиана IV есть две племянницы, взрослые девицы, отправили к нему царских послов – князя Алексея Львова и дьяка Ждана Шапова с брачным наказом. При этом им было указано, что если пойдет речь о том, в какой вере остается невеста, то говорить только о принятии ею православной веры, «а иначе делу статься нельзя».

Предполагалось, что в случае согласия королевских племянниц послы должны будут выбрать одну из них после личной встречи с ними, подарив им предварительно по сорок соболей. Они получили подробную инструкцию о своих действиях в ходе переговоров о браке, вплоть до того, какие тосты произносить за королевским столом.

И хотя посланные Москвой сваты были весьма опытными дипломатами и наказ был весьма искусно составлен, своей миссии им не удалось успешно выполнить.

Вместе со Львовым и Шаповым в Копенгаген отправилось до шестидесяти человек, среди которых находились два переводчика и священник. 1 марта 1622 года московские послы вручили Христиану IV свои верительные грамоты, а после, при встрече с канцлером Христианом Фризом, сообщили о тайном поручении своего царя. Русские послы указали на старшую дочь Шлезвиг-Голштинского герцога Иоанна-Адольфа, принцессу Доротею-Августу. В ходе дальнейших переговоров выяснилось, что потенциальная невеста живет у своей матери в городе Гаузе, но самое главное – она уже дала свое согласие на брак с князем Цесарской области. Чтобы хоть как-то смягчить тяжелое впечатление русских послов от безрезультатных переговоров, в их честь были устроены на прощание несколько роскошных обедов: к королевскому столу наряду с послами приглашались все члены московского посольства. 14 июня послы вернулись в Москву и представили своему государю подробный отчет о своем визите к датскому королю.