– Сделай свое дело, наемник, – прогудел командир. – Хоть ты и молод, и неотесан, но в тебе есть огонек, я вижу. Имей в виду, мы должны напасть первыми! Поставь везде камеры и следи за врагом день и ночь, слышишь? День и ночь! Я должен знать в лицо каждого протасовского солдата! Где караулы, когда сменяются, а когда отдыхают, где склады и куда они ходят в сортир, ясно? – Петров подступил почти вплотную и прошипел, сжав кулаки: – Они у меня вот где будут!

Цыган разглядел пигментные пятна у капитана на щеках, оспины и рытвины на подбородке, где торчали жесткие волоски, не убранные бритвой; короткие белесые ресницы и фанатичный огонек в серых глазах. Он невольно отодвинулся и козырнул:

– Рад стараться, товарищ капитан!

– К пустой голове руку не прикладывают, – не уловил Петров насмешки. Он просверлил Цыгана еще одним взглядом и двинулся к выходу тяжелой походкой – тяжелой не от усталости, а от осознания собственной значимости.

– Забавный старикан, – хмыкнул Цыган.

– Со своими задвигами, но командир хороший, вы не думайте, – сказал неслышно подошедший Умник. Цыган резко обернулся:

– Напугал! Чего тебе, док? Я бы еще подрых часиков этак дцать, если на сегодня все. Так что ты поскорей выкладывай, а?

Умник дождался, чтобы Петров в сопровождении Долга и еще двоих сталкеров покинул комнату. Когда они с Цыганом остались одни, он заговорил быстрым шепотом:

– Цыган, я очень на вас рассчитываю. Я уверен, что Протасов предвидит наше нападение и постарается опередить нас. Нам нужны ваши датчики. Я дам вам людей, чтобы следить за камерами круглосуточно. Будьте начеку!

– Да у вас паранойя, – улыбнулся Цыган. – Ваш Протасов не бог и не бабка Ванда.

– Будьте начеку, – настойчиво повторил лидер «Свободы».

Цыган любовно огладил чемодан, сдул пыль, рукавом потер пятно тины, оставшееся после прохождения болота.

– Чё будем делать, братан? – спросил развалившийся на стуле в углу Падла. Бандит предпочитал держаться в тени, вот и теперь сел там, куда не доставал свет лампочки.

Цыгана поселили в так называемый оперативный отдел, чтобы всегда оставался при деле. Это была комнатка в подвале штаба, почти напротив комнаты для совещаний. Пол, стены, потолок – все бетонное. Два стола со старыми мониторами, под столами системные блоки и картонная коробка с комплектующими, проводами, платами – все покрытое пылью. На стене у двери черная коробка телефона. С другой стороны – стеллаж с папками и бумагами, там же свернутый рулоном матрас.

– Не лезь, – отозвался Цыган. Снял с шеи цепочку и маленьким ключом отомкнул замки. Затем еще раз огладил чемодан, провел ладонью по бокам, пальцем по бороздкам на металле – и только тогда осторожно поднял крышку. – Кара минжа, – пробормотал он, разглядывая содержимое.

– Чё? – Падла привстал, пытаясь с другого конца комнаты заглянуть ему через плечо. – Чё сказал-то?

Цыган не знал, смеяться ему или плакать, проклинать или благодарить Рваного.

Амбал пошевелился. Они с Долгом сидели на табуретах по сторонам от двери. Оба в полной амуниции, готовые к выходу. Это значило, что на Долге была его шинель и «лифчик» (самошив на три рожка и четыре гранаты, сделанный из подсумка и плащ-палатки), а свободовец поверх черной майки надел «разгрузку», карманы которой были битком набиты, на плечах висело по гранате. На коленях у обоих лежали «калаши».

– Там все в порядке, я с ним как с ребенком, – сказал амбал немного нервно. Все-таки это он тащил чемодан всю дорогу. – Я за свободную любовь, так что ребенка не обижу, вы знаете. Скажи ему, Долг!

– Меня интересует одно – сможем ли мы выполнить задание, – сдержанно отозвался тот.

Цыган хмыкнул, откинул крышку лежащего на столе металлического чемодана и отошел. Падла поднялся и сделал шаг вперед, Рваный вытянул шею. Долг казался безучастным, но и он смотрел внимательно.

Внутри чемодан был отделан черным бархатом – Цыган любил шик, что говорить. На дне углубления и на крышке приторочены ремешки крепления. Кое-что, конечно, сохранилось на своих местах. Два черных прута ресиверов плотно лежали в предназначенных для них ямках, несмотря на то что Рваный, проходивший болото первым, навернул чемоданом неожиданно возникшего перед ним кровососа. Услышав треск и звон, Цыган тогда завопил не своим голосом: «Не трожь кейс, гнида!» – и засадил кровососу промеж глаз прикладом G-36. Подоспел Долг, принял чемодан с датчиками, а Рваный уже схватился с кровососом врукопашную.

И теперь Цыган созерцал последствия.

Падла присвистнул:

– Это лечится?

Долг поднялся и подошел поближе, за ним встал свободовец.

Датчики и камеры превратились в кашу. Цыган наклонился, зачерпнул пригоршню деталей, ссыпал обратно.

– Могло быть и хуже, – пробормотал он.

– Хуже? – нахмурился Долг. – Здесь ничего целого! Выходит, зря сходили.

– Я не хотел, честно… – Рваный попятился и бухнулся на табурет, закрыв голову руками. – Простите…

Падла протянул руку, но Цыган резко ударил его по пальцам:

– Не суй!

– Э, ты чё?! А по роже?

Рамир уже раскладывал на столе головки и стержни датчиков, таблетки камер, бережно вынимая каждую деталь из общей кучи.

– Это только выглядит страшно, – отозвался он. – Электроника мелкая, раздавить, конечно, можно, а так в ней по одной схеме – ломать нечего. Беда, если с ресиверами что-то случилось. Или если катушка магнитных датчиков пострадала – тогда кое-кто будет ее вручную обратно наматывать, виток к витку.

Рваный отнял ладони от просветлевшего лица.

– Я готов, парни, искупить свою вину, – быстро сказал он. – Если чем-то можно помочь, все сделаю. Не хочу быть причиной общей неудачи. Если все надеются на эти хреновы датчики, я тоже на них надеюсь.

Цыган покосился на амбала. Поврежденное взрывом ухо зажило, но напоминало теперь красную камнеломку – растение с короткими мясистыми лепестками. Волос над ухом не было, осталась уродливая багровая проплешина. Сальные космы с другой стороны головы Рваный стянул в косичку и перевязал ярким шнурком. На запястьях хиппи красовалось уже по пять фенечек. Под разгрузкой на плече виднелись розовые рубцы.

Амбал перехватил взгляд Рамира, покрутил кистями:

– Сам плел, между прочим.

– Как будто это чему-нить поможет, – ухмыльнулся Падла. Рваный недобро посмотрел на него, но ничего не сказал – момент был неподходящий.

– Вернемся к делу, – сухо сказал Долг. У него опять стал подергиваться левый глаз. – Какое резюме, наемник?

Цыган закончил раскладывать «электронный пасьянс» из уцелевших датчиков. На дне чемодана осталась кучка мелких обломков.

– Где, ты говоришь, лагерь этого вашего генерала? – откликнулся он.

В Зоне было сумрачно, сквозь облака пробивался слабый рассеянный свет. На земле чередовались черные и серебристые пятна, черные сучья торчали из стволов под самыми причудливыми углами, напоминая про́клятый Лес-Мозголом. Ночь была безветренной, кругом мертвая тишина, слышно только скрип травы под ногами да редкий треск сухой ветки.

Цыган зевал. Он сам вызвался идти в ночь и теперь немного жалел об этом. Можно было и выспаться, а ловушки для генерала Протасова расставить с утра – ничего плохого не случилось бы. Но после совещания Рамира одолел зуд, ему захотелось срочно сделать что-нибудь, внести вклад в общую борьбу, хотя он не отдавал себе в этом отчета. Ему казалось, что он просто слишком взбодрился и не сумеет заснуть, поэтому попросил Умника прямо сейчас дать ему людей, бывавших в разведке и знающих местность.

И вот теперь они пробирались по ночной Зоне вчетвером, постоянно настороже, с оружием на изготовку.

Они прошли уже километров пять, и им не встретилось ни одной аномалии. Невостребованные гайки с бинтами оттягивали карман. Цыган и так редко ими пользовался – предпочитал поглядывать на ПДА, – но на всякий случай носил с собой. А тут в располосованной лунным светом темноте ни разу не мигнул синий огонек электры, не видно было ни красноватого свечения жарки, ни кислотно-зеленого озерца холодца. Даже ржавые волосы не попадались. Аномалии словно вымерли или переселились. Цыган недоумевал.