– Вы совсем охренели?! – зло воскликнул он. – Кара минжа, если б я знал, что связываюсь с больными на всю голову, не купился бы на ваши деньги!

Долг стоял, отряхивая с шинели листву и травинки.

– Вы чуть не сорвали всю операцию, – придушенным голосом сказал он, не глядя на наемника.

– Они шли от Свалки, могли рассказать, какая дорога, какие аномалии, нет ли засады… Отчего было не узнать обстановку у старых знакомых?

– Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал о нас, – встрял Рваный. – Ты никак не допетришь, похоже, что все серьезно. Протасов не шутит. На твоих глазах бар разгромили, нет?

Закончив очищать шинель, Долг наконец поднял на Цыгана глаза:

– Аномалии стали предсказуемее людей.

Рамир выкрикнул, сжав кулаки:

– Да что с вами?! Это же Стопка с Кирзой были! Их все знают. Они не побегут вашему стархолюдному генералу докладывать!

– Ты бы поручился? – осведомился с земли Курильщик.

Рваный нетерпеливо топтался на месте, дергая клапан одного из многочисленных карманов на «разгрузке».

– Протасов заставляет сталкеров работать на себя, скажи еще, что не знал, – буркнул он. – Кончайте болтать, идем уже.

– Какой им смысл? Ни хабара, ни удовольствия! – не унимался Цыган.

Долг напряженно отозвался:

– Я хотел бы прояснить ситуацию, чтобы не осталось непоняток. Не все могут вернуться на большую землю. Многих генерал Протасов заманивает деньгами, кого-то берет угрозами… кого-то просто убивает. Генерал забрал много власти.

Рамир тряхнул головой, отгоняя навязчивое ощущение, что за ними следят. Его запугивают, чтобы он не набивал себе цену и был послушным. Вот уж чего никогда не дождутся – это чтобы Рамир по кличке Цыган подчинился кому-то. Не так его Ма воспитывала! Он пошарил под курткой, достал золотой крестик и поднес к губам, затем спрятал обратно.

– Не верю я вам, – произнес спокойнее. И повернулся к свободовцу: – Учти, если с моим ноутом что-то случилось при падении, я тебя, качок…

– Нам приказано доставить тебя живым, – оборвал его Долг. – Но если такое повторится, я лично тебя застрелю. Ты нужен, но не настолько, чтобы позволить тебе всю операцию провалить и генерала на лагерь навести. Выступаем!

Сталкеры напоролись в болотах перед Милитари на кровососа, а так как патронов почти не осталось после прохождения между Свалкой и Темной долиной, им пришлось туго. В итоге к лагерю они добрались измученные, потрепанные. Даже Рваный, на котором все заживало как на собаке и чье плечо после ранения в баре быстро затянулось, кровоточил, потому что схватился с мутантом врукопашную.

У Цыгана ныла нога. Возле Дикой Территории его тяпнула псевдоплоть, теперь он хромал и проклинал всех на свете: от чертовой псевдоплоти и Курильщика, который неосторожно сходил отлить, до Долга, запретившего стрелять, и треклятого генерала Протасова, чьи непомерные амбиции привели его, Цыгана, на это задание. От правого ботинка осталась кожаная калоша, верхнюю часть со шнуровкой раскромсал мутант. Крепкая кожа спасла ногу – псевдоплоть своей клешней могла разодрать ее до мяса, а так только поранила, – однако удобным и недешевым ботинкам настал конец. В калоше хлюпало, она норовила слететь с пятки, так что Цыган, припадающий на раненую ногу, должен был еще эту ногу подволакивать, чтобы не потерять остаток ботинка. Настроения это не поднимало. Еще он был голодный и сильно хотел спать – Долг гнал отряд, к тому же приходилось дежурить по полночи.

Остальные чувствовали себя не лучше и выглядели соответственно. У Долга лицо осунулось, заострилось, и скошенный подбородок стал еще заметнее. Впрочем, несмотря на сильную усталость, молодой долговец держался хорошо, шел бодро, команды отдавал твердым голосом, на принятие решений время не тратил – и лишь непрерывно подергивающееся левое веко выдавало владевшее им напряжение.

Хуже всех пришлось Курильщику. Он давно надумал уйти в «сопротивление», покончил с делами, закрыл и заминировал бар и оставался там, только чтобы встретить Цыгана. Но хозяин взорванного протасовцами заведения был немолод, обрюзг, потолстел на сидячей работе. Очень скоро его рюкзак перекочевал на плечи Рамира (за что тот, естественно, благодарности не испытывал), часть вещей оттуда распределили между собой Рваный и Долг. Когда-то Курильщик был неплохим сталкером, но за время хозяйствования в баре он потерял чутье, и за ним постоянно приходилось следить, чтобы снова не влетел в аномалию или не наступил на щенка псевдособаки, когда мамаша рядом.

Один Рваный чувствовал себя прекрасно, только поблек немного после драки с кровососом. Цыгана раздражала непомерная жизнерадостность свободовца, ему казалось, что в такие-то годы пора остепениться. Рваному на первый взгляд было не больше тридцати, однако в походе Цыган присмотрелся и понял, что ему за сорок точно, если не под пятьдесят. Возраст выдавали сеточки морщин возле глаз, складки вокруг рта и то, каким опухшим просыпался Рваный. Зато силе и бодрости амбала можно было только позавидовать.

День был пасмурный, как обычно, но здесь, возле Армейских складов, пасмурность была какая-то особая. Цыган не любил местный ландшафт и старался сюда не забредать. Облака тут висели чересчур низко, так и цепляли холмы жирным серым брюхом, и этот вечный туман в низинах, из-за которого видимость ни к черту… По-украински «пасмурно» – «хмарно», но для русского уха (а Цыган считал себя русским, учился в русских школах, потому что табор Ма кочевал по России) слово «хмарно» имеет другое значение. Хмарь – это не просто пасмурно и серо, это тяжелые, давящие тучи, это дождевая взвесь в воздухе, которая липнет к лицу и одежде, это беспросветность и одиночество, это затаившаяся невидимая опасность… все это было здесь, на Милитари. Даже стволы берез вокруг потемнели и стали коричневыми, а шатры елок выглядели черными.

У входа в лагерь их встретили двое сталкеров, у каждого АК наготове. Проход загораживал не шлагбаум, как обычно, а фургон, снятый с колес. Борта дополнительно укрепили железными листами, с которых наспех соскребли ржавчину, под кузовом навалили мешки с песком. Окна бетонной будки у входа заколотили досками, оставив небольшую щель, чтобы можно было стрелять. Сверху, с вышки, выглядывали еще двое парней – один с СВД, как определил наметанный глаз Цыгана, другой с «Валом».

– Добро пожаловать в наше Сопротивление! – воскликнул, салютуя «калашом», первый, судя по отсутствию формы, из «Свободы».

Белобрысый конопатый сталкер с открытым лицом, лет двадцати, но не выглядевший новичком, с шевронами «Долга» на куртке, широко улыбаясь, обменялся с Долгом рукопожатием.

– Рад видеть пополнение, – сказал он, пожимая руку и Курильщику. – Нам нужны боевые парни. – Протянул раскрытую ладонь Цыгану. – Покажем этому Протасову, а?

Из проема, открывшегося в кузове за листом железа, показалась голова в очках.

– Привел? – спросил Умник.

Долг хмуро кивнул на зевающего Рамира:

– Набивает цену.

– Цену? – Конопатый опустил ладонь. Рука Цыгана, уже поднявшаяся для рукопожатия, повисла в воздухе. Ребята напряглись, взялись за оружие. Двое на вышке вытянули шеи, вслушиваясь. – Он что, денег хочет?

– Пойдемте в штаб, все обсудим. – Умник исчез, освобождая проход.

Цыган взялся за ржавые края металлических листов, поставил ногу на кузов, но конопатый постовой просунул ствол «калаша» между ним и заграждением.

– Ты что, реально бабки просишь? Ты вообще кто такой? Слышь, нам такие тут не нужны, вали отсюда. Ребята со всей Зоны идут, чтобы помочь…

Цыган разозлился. Он считал себя свободным человеком, которому наплевать на мнение других, – в Зону пришел по своему почину и собирался уйти, когда сам захочет. Здесь его ничто не держало, по большому счету, и теперь, когда жить в Зоне стало не так вольготно, когда встал выбор – сражаться или подчиняться, он предпочел выйти из игры. И никто не будет ему указывать, что делать!

Он взялся за ствол «калаша», перегораживающий дорогу, и посмотрел в глаза постовому. У пацана было круглое курносое лицо, на щеках светлые веснушки, хотя он не был рыжим, в прищуренных голубых глазах светился праведный гнев, оттопыренная нижняя губа дрожала.