— Должны быть свидетели, которые подтвердят, что видели такой кастет у Суркина.

— Это сделает тот же Буш.

— Нет, слишком сложно, — сказал я. — Ведь мы совершенно случайно узнали, что у Суркина был кастет. В анонимном письме о нем нет ни слова.

— Верно, — усмехнулся Валдманис. — Но вы забыли, я сказал: предположим. Это всего лишь одна из возможных гипотез. Я просто хотел обратить ваше внимание на тот факт, что мы имеем два абсолютно идентичных кастета.

— Еще не имеем. Второй-то пока не нашли.

— Уверен: найдут.

— И, кстати, вы забыли, что у Буша есть твердое алиби: соседи все утро видели его на участке.

— Нет.

— То есть?

— Грош цена этому алиби. Они утверждают, что видели его все время, а это не так. Ведь он обнаружил, что потек потолок, он бегал стучаться к Суркину и наверняка пытался принять какие-то меры. На это ушло минут двадцать, если не больше.

— Значит, соседи солгали?

— Опять же нет! Здесь есть один психологический нюанс, вот смотрите. Мы навели справки: соседи — чета пенсионеров — все утро сидели на веранде, пили чай, читали газету и конечно же не следили за Бушем специально. Они видят: он работает. Они отвлеклись, и — случайное совпадение — Буш в это время отлучается. Они снова взглянули в сад, а он уже опять возится с цветами. И соседи ручаются, что он работал весь день у них на глазах. Ведь они же не заметили, как он уходил в дом. Он мог отсутствовать и полчаса.

— Буш не может иметь никакого отношения к событиям сорок четвертого года. Всю войну он провел на фронте, это установлено.

— Мы связываем убийство с предательством. Может, мы ошибаемся? Клавдия Ищенко, судя по всему, — любовница Буша. Она стала ею через несколько дней после смерти супруга.

— Нелюбимого супруга.

Я рассказал про Стендаля и опять вспомнил, как Клавдия Ищенко цитировала: «Госпожа Реналь закуталась в шаль и стала незнакомой ему, и тогда он выстрелил…» Имело ли это какой-то смысл?

— Кстати, сегодня рано утром были похороны, — сказал Валдманис.

— Я видел ее днем на пляже. Она довольно беспечна. Пожалуй, даже слишком беспечна, чтобы быть замешанной в этом деле. Она бы вела себя иначе: зачем вызывать лишние подозрения?

— Может, она учла это? И рассчитывает на два хода вперед?

— Сомневаюсь.

— Капитан Сипарис спросил, долго ли она собирается пробыть в нашем городе. Она сказала, что решила использовать все это как поездку на курорт и отдохнуть здесь. А по приезде изображала убитую горем любящую жену.

— Не сразу сориентировалась. Она получила документы по страховке?

— Не получит, пока не кончится следствие. Кстати, из Новосибирска сообщили, что Карик никуда не выезжал и сейчас там.

— Сколько ему лет?

— Сорок.

— Цепляться она за него не станет.

— Да.

— А Буш с шестьдесят третьего года не встречался с Клавдией Ищенко, возможность предварительного сговора исключается. С самим Ищенко он познакомился случайно, на юге. У него нет никаких видимых мотивов для убийства, а она просто дамочка, ищущая развлечений. И, кстати, есть такой вариант: автор анонимного письма (ну хотя бы тот же Буш) и убийца — два разных человека, никак не связанных друг с другом. Просто Буш видел, как Суркин шел за Ищенко. Он решил, что тот — убийца. И про то, что Ищенко убит кастетом, он ничего не знал: простое совпадение.

— А почему анонимка? Почему не пришел сам и не рассказал?

Я развел руками.

Мне было очень хорошо сидеть здесь и обсуждать все это с Валдманисом, потому что вчера и сегодня я только и делал, что ахал и удивлялся, узнавая об убийстве, и ни с кем не мог быть искренним. Тем более было приятно, что начальник горотдела был умен и знал свое дело. Но мне было тревожно: по-прежнему Кентавр разгуливал по городу.

— Мы продолжаем проверять всех выбывающих из города, — сказал Валдманис. — Насколько это возможно.

— Ничего?

— Ничего. Посмотрите, кстати, анонимку. Написана на машинке. Под копирку. Это второй экземпляр.

— А первый где?

— Надо полагать, у автора.

— Хм, нелепо! Анонимки пишут, когда не хотят себя называть. Зачем же хранить копию, которая может послужить уликой? Тут что-то не так.

— Пальцевых отпечатков, как и на кастете, нет. Одна ошибка: перед «что» нет запятой.

Я посмотрел. Там было всего три строки: «Считаю своим долгом сообщить, что Ищенко убил Суркин Юрий Петрович, проживающий по адресу: улица Чернышевского, 8, кв. 2». Все.

— Любопытная деталь: автор знает убитого по фамилии.

Валдманис кивнул головой.

— Вероятно, он многое знает об убийстве. Валдманис снова кивнул.

— У Буша есть машинка?

— Нет.

— Значит, надо искать машинку. Скорей всего в учреждениях: до такого состояния свою не доводят, половина букв сбита.

— Ищем. Но завтра воскресенье. А потом, думаете, легко найти? Работников — раз, два и обчелся. И устал я как черт. Как сто чертей, — пожаловался он. — За Суркина нам будет нахлобучка от прокурора… Кстати, машинка может быть и собственная — списанная, потому в таком виде, а найти ее тогда будет намного труднее. Но меня очень интересует кастет. Удар был нанесен точно, я бы сказал, профессионально. Пальцевых отпечатков на кастете нет, несмотря на жару: наверное, обертывал платком. Предусмотрел все, даже что может его потерять. Но почему кастет, а не что-нибудь более «безобидное» — кирпич, например, или разводной ключ? Ведь преступник не в Америке, где он мог бы спокойно носить при себе оружие. Кастет может выпасть из кармана на людях, он оттягивает карман, кто-нибудь да и поинтересуется: что это у тебя?..

— Потому что привык к кастету? Когда-то часто пускал его в ход? Убийство случилось не вдруг, оно подготовлено, и убийца хотел действовать наверняка. Поэтому он достал кастет, хранящийся с прежних времен, и воспользовался им.

— Он знал, что Ищенко пойдет именно этим проходным двором? И именно в это время?

— Похоже.

Я рассказал Валдманису, как провел время сегодня в проходном дворе.

— Все, как я рассчитал, — добавил я. — Только по двору за Ищенко шел Суркин, а не Быстрицкая. Фокус.

— Криков Суркин не слышал. Значит, убийца пришел во двор первым и ждал, когда Ищенко покажется из-за угла. И сразу ударил.

— Да. Но вот почему он потерял кастет, если он такой опытный преступник? Он спешил уйти от места преступления. Кастет лежал довольно далеко от трупа в направлении площади. Но, выронив кастет, он должен был вернуться.

— Его спугнул Суркин, и он не вернулся, потому что вполне резонно предполагал, что Суркин может случайно обнаружить труп и поднять шум.

— Что ж, возможно, — протянул я.

— Думаете, нарочно подбросил?

— Зачем бы это ему? Вот вопрос! Целый лес вопросов… Кстати, я, кажется, нашел Семена, о котором упоминал Буш на допросе, помните? Молодой парень, влюблен в Быстрицкую. Часто приходит к ней в гостиницу и там познакомился с Ищенко. А тот был с ним ласков и обходителен. Мне кажется, что Ищенко был связан с Быстрицкой так: он чем-то шантажировал ее, это как раз было в его характере, насколько я понимаю. Но вот почему Быстрицкая шла за ним в то утро? И куда потом делась?

— Официально допрашивать ее вы, конечно, не хотите?

— Но ведь капитан Сипарис всех вызывал, как положено в таких случаях. И ее тоже. Это ничего не дало. Нет, настаивать не стоит. Боюсь, — сознался я. — Все время боюсь нечаянно спугнуть его. Мы пока все еще работаем как бы на ощупь, почти вслепую. Я здесь два дня, а результатов — кот наплакал. Хотя кое-что есть.

Я рассказал ему про записку, которую писал Ищенко по словам моряка. Но это лишь подтверждает наши догадки, добавил я. Потом рассказал о пиджаке Пухальского.

— Вы, кстати, предлагали Войтину и Пухальскому опознать труп? — спросил я.

— Только Пухальскому. Моряк был пьян. И директору гостиницы.

— Нехарактерный для Прибалтики директор гостиницы, а? Не комильфо.