Искровые передатчики и магнитные когереры, не слишком далеко ушедшие со времен Попова и Маркони, были слишком ненадежны. Сигналы приходилось дублировать прожектором или флагами, для чего Джеллико пришлось возродить забытую должность репетичного корабля. Он должен был следовать рядом с линкорами, повторяя все приказы командующего.
Еще больше усложняли задачу командующего резко возросшие размеры флотов. Если в Цусиме Того или Рожественский могли полностью видеть свой флот, то Джеллико мог лишь догадываться, что происходит на другом конце кильватерной колонны. Возросшая дальнобойность орудий не позволяла отчетливо видеть и флот противника. Туман и дым вообще ограничивали видимость 8 милями. Поэтому командующие и в прямом, и в переносном смысле в ходе этого боя блуждали в тумане. Перед ними мелькали лишь отдельные куски общей картины, по которым было просто невозможно представить общую ситуацию. Ни Нельсон, ни Того в такой обстановке не сумели бы уничтожить своих противников.
До появления радара артиллерийский огонь на больших дистанциях был неточным "по определению". Дредноуты добивались на артиллерийских учениях мирного времени (скорость цели – 8 узлов; параллельные курсы; дистанция – 8000 ярдов) результатов, сравнимых с показателями современных линкоров – 70% попаданий. Но в бою расстояния превышали 12000 ярдов, корабли развивали более 20 узлов, курс противника был неизвестен, и в результате можно было ожидать не более 5% попаданий. Поэтому, чтобы добиться решительного результата, требовалась долгая артиллерийская дуэль, как при Фолклендах, если только случайное счастливое попадание в начале боя (как у "Лайона" в "Блюхер" на Доггер-банке) не облегчало задачу. И перед обеими сторонами стояла вполне реальная перспектива расстрелять боезапас, не добившись существенных результатов.
Британские дредноуты имели лучшие системы управления огнем, особенно КДП Скотта и столик Дрейера (Укажем, что "Эрин" и "Эджинкорт" их не имели. Знаменитый "Дредноут" не получил вообще никакой системы центральной наводки).
Стереоскопические дальномеры германских судов были гораздо более точны, чем английские. Поэтому германские корабли гораздо чаще добивались попаданий первыми залпами, но британские лучше держали цель после завершения пристрелки. Поэтому немцы имели преимущество в начальной стадии битвы, а англичане – в случае длительной артиллерийской дуэли. Следует отметить еще одну особенность германских дальномеров: на них могли работать лишь специально отобранные наблюдатели, имевшие абсолютно одинаковое зрение обоими глазами. Поэтому укомплектовать такими дальномерщиками ВСЕ корабли флота было невозможно. Кроме того, человеку свойственно уставать, поэтому ухудшение меткости германских кораблей в ходе боя было просто неизбежно. Все это устраивало Джеллико, который желал вести затяжную артиллерийскую дуэль с противником.
Реакция Битти на сообщение "Галатеи" была характерной для этого адмирала. Он сразу решил, что за "2 крейсерами, вероятно вражескими", находятся другие германские корабли, он приказал командиру "Лайона" Четфилду немедленно повернуть на SSO.
Битти не стал дожидаться, пока остальные корабли получат этот приказ и выполнят его.
Он всегда пытался экономить даже секунды. 1-я эскадра линейных крейсеров последовала за флагманом, 2-я эскадра тоже повернула практически без задержки. Но "Барэм" находился слишком далеко, и Эван-Томас не заметил сигнала Битти. Он вообще смотрел только на север, ожидая появления линкоров Джеллико. Командир "Барэма" капитан 1 ранга Крэйг попытался убедить адмирала следовать за линейными крейсерами, но тот боялся даже чихнуть без приказа. Прошло еще 7 минут, прежде чем "Лайон" прожектором передал новый курс (В 4.28 замыкающий колонну линейных крейсеров "Тайгер" был назначен ответственным за передачу приказов Битти на "Барэм". Но в результате серии поворотов "Лайон" оказался ближе к "Барэму", чем "Тайгер", однако связист Битти этого не заметил. Впрочем, лейтенант Сеймур уже показал, чего он стоит в бою, на Доггер-банке). Но, прежде чем повернуть на новый генеральный курс, ЭванТомас счел себя обязанным выполнить очередной зигзаг и оказался уже в 10 милях от "Лайона". В 14.32 Битти увеличил скорость до 22 узлов, и линейные корабли начали быстро отставать. Желание Битти как можно быстрее догнать противника, глупость Сеймура и еще большая глупость Эван-Томаса наложились друг на друга. В результате линейные крейсера лишились поддержки 4 мощных линкоров, которые могли с самого начала изменить ход боя. В 1927 году Эван-Томас попытался объяснить свое поведение в этом бою: "Единственное объяснение, которое я могу дать тому, что не получил никаких приказов – это то, что вице-адмирал хотел указать 5-й эскадре линкоров иной курс. Вероятно, он хотел зажать вражеские легкие крейсера между нами. В противном случае, если бы он хотел, чтобы мы повернули, передать приказ прожектором можно было моментально. Но это произошло лишь после того, как "Лайон" запросил "Тайгер" по радио, передал ли тот приказ поворачивать на "Барэм". Лишь тогда вице-адмирал понял, что происходит".
Объяснение потрясающее. 6 линейных крейсеров и 4 линкора, не считая кораблей сопровождения, – это именно те силы, которые нужно бросить на уничтожение 2 легких крейсеров. Да еще при этом предпринимать хитрые маневры. Ошибка Битти, не сумевшего сосредоточить свои силы, имела более серьезные последствия, чем промахи Хиппера. Легкие крейсера Бедикера сразу помчались на помощь "Эльбингу", а Хиппер этого не сделал. Сообщение "Эльбинга" на "Лютцове" было расшифровано неправильно.
Получилось, что замечены 24 – 26 вражеских линкоров. Разумеется, Хиппер поспешно повернул на SSW. Однако он быстро понял свою ошибку и в 14.52 повернул на WNW, чтобы помочь эскадре Бедикера. В 15.00 он уже опознал противника как 4 легких крейсера и увеличил скорость до 23 узлов, надеясь перехватить их.
В 14.40 Александер-Синклер, гнавшийся за "Эльбингом", передал по радио: "Замечены большие дымы на ONO". Через 10 минут он передал новое сообщение: "Дымы 7 кораблей, кроме крейсеров и эсминцев. Они повернули на север". После этого Битти понял, что противник находится севернее и восточнее его кораблей, и бой неизбежен, так как немцы оказались отрезаны от Хорнс-рифа. Но желание как можно быстрее начать бой заставило Битти полным ходом мчаться на звук выстрелов, не обращая внимания на все больше отстающие линкоры Эван-Томаса.
В 14.47 Битти приказал гидроавиатранспорту "Энгедайн" поднять в воздух одну из его "этажерок". Экипаж капитан-лейтенанта Робинсона побил все рекорды, готовя неуклюжий самолет к вылету. Однако только через 21 минуту лейтенант звена Ратленд сумел поднять в воздух свою машину. Низкие тучи вынудили его лететь на высоте всего 1000 футов. Через 10 минут Ратленд заметил противника.
"Чтобы выяснить, кто это, мне пришлось подлететь на расстояние 1,5 мили.
Они открыли по мне огонь из зенитных и других орудий. Мы ощутили толчки от взрывов шрапнели. Снаряды рвались на расстоянии 200 ярдов от нас. Когда Тревин [наблюдатель] выяснил численность и диспозицию противника и отправил донесение, я увеличил дистанцию до 3 миль. Погода улучшилась, и мы смогли видеть одновременно и неприятеля, и наш флот.
Это зрелище я никогда не забуду! Наши линейные крейсера и линкоры типа "Куин Элизабет" вместе с легкими крейсерами и эсминцами сопровождения мчались вперед, чтобы отрезать неприятеля. В 15.45 лопнул бензопровод к левому карбюратору, мой мотор начал терять обороты, и я был вынужден снижаться. Приводнившись, я с помощью резиновой трубки исправил поломку и сообщил, что снова могу взлететь. Однако я получил приказ подойти к борту корабля, и краном был поднят на "Энгедайн".
