На этот раз англичане открыли огонь по нам. Я полагаю, что сильное волнение мешало им сильнее, чем нам. Два броненосных крейсера оставались под нашим огнем. За это же время они сумели добиться 2 попаданий в "Шарнхорст" и 4 попаданий в "Гнейзенау".
В 18.53 на дистанции 6500 ярдов я приказал отвернуть на 1 румб от противника. Теперь они стреляли более медленно, в то время как мы сумели добиться многочисленных попаданий. Кроме всего прочего, мы смогли увидеть, что крыша носовой башни "Монмута" сорвана, и в башне бушует сильный пожар. На "Шарнхорсте" полагали, что "Гуд Хоуп" получил около 35 попаданий.
Несмотря на наше изменение курса, англичане тоже сумели изменить курс так, что дистанция между нами сократилась до 5300 ярдов. Имелись основания полагать, что противник отчаялся эффективно использовать свою артиллерию и маневрировал, чтобы выйти в торпедную атаку. Поэтому я снова увеличил дистанцию между эскадрами, повернув еще раз свой флагманский корабль в 19.45. Тем временем темнота сгущалась.
Дальномеры "Шарнхорста" для измерения дистанции использовали пожары "Монмута", но все попытки замерить дистанцию, наводка и корректировка стали такими неточными, что в 19.26 огонь был прекращен.
В 19.23 был замечен столб огня от взрыва между трубами "Гуд Хоупа". "Монмут" прекратил стрельбу в 19.20. Малые крейсера, включая "Нюрнберг", в 19.20 получили по радио приказ преследовать противника и атаковать его корабли торпедами. Видимость ухудшилась из-за дождевого шквала. Легкие крейсера не смогли найти "Гуд Хоуп", но "Нюрнберг" встретил "Монмут" и в 20.58 сумел выстрелами в упор заставить его перевернуться. В ответ не было сделано ни единого выстрела. Нельзя было и думать о спасательных работах при таком сильном волнении, особенно потому, что "Нюрнберг" решил, что видит дым еще одного корабля, и приготовился к новой атаке.
Малые крейсера в ходе боя не имели ни потерь, ни повреждений. На "Гнейзенау" были легко ранены 2 человека. Экипажи кораблей вели бой с энтузиазмом, все выполнили свой долг и сыграли свою роль в достижении победы.
Гончие спущены
"Секретарь Адмиралтейства с сожалением сообщает, что вследствие отсутствия новой информации следует предположить, что ЕВК "Гуд Хоуп" и "Монмут" погибли.
Список офицеров и матросов, которые, согласно сведениям Адмиралтейства, служили на этих двух кораблях во время боя, в скором времени будет опубликован".
Прочитав это сообщение, английские моряки невольно вспоминали другое сражение не столь далекого прошлого. Почему-то раньше они были уверены, что подобная участь минует эскадры Королевского Флота, овеянные славой десятков победоносных сражений, но сейчас многие из них, качая головой, шептали: "Это же настоящая Тсу-Сима…"
К 22.15 фон Шпее решил, что "Глазго", "Отранто" и "Гуд Хоуп" ускользнули от него. О первых двух он особо не беспокоился, но "Гуд Хоуп" был настолько серьезно поврежден, что мог пойти в Вальпараисо на ремонт, где можно было убедить чилийские власти интернировать его. Однако "против "Канопуса" мы вряд ли могли что-нибудь предпринять", а из перехваченных радиопереговоров фон Шпее сделал вывод, что броненосец находится поблизости. Поэтому он до утра шел на NNO, а затем передал своим кораблям: "Возблагодарим Бога за великолепную победу. Мои благодарности и наилучшие пожелания экипажам". Его гордость была оправданной, теперь он господствовал на море в южноамериканских водах, правда, не в последнюю очередь благодаря скверному качеству британских снарядов. Те 2 снаряда, которые попали в "Шарнхорст", не взорвались. Из 4 снарядов, попавших в "Гнейзенау", только один причинил легко исправимые повреждения и легко ранил 3 человек. Однако его корабли израсходовали почти половину боеприпасов и пополнить их не могли.
"Канопус" находился не столь близко, как боялся фон Шпее. Получив сообщение Крэдока, что он намерен вступить в бой, Грант бросил угольщики и полным ходом пошел к месту сражения. Но, имея скорость 16,5 узлов, он, разумеется, не мог успеть. Получив предупреждение "Глазго" о поражении адмирала, Грант решил, что идти и разыскивать неприятеля, означает погубить "Канопус", потому что из-за скверной погоды орудия немецких крейсеров имели большую дальность стрельбы, чем старые пушки броненосца.
Его лучше следовало использовать для прикрытия отхода "Глазго" и "Отранто". Поэтому Грант повернул назад к своим угольщикам и приказал им возвращаться в Порт-Стэнли вокруг мыса Горн.
"Глазго" получил 5 попаданий с "Лейпцига" и "Дрездена", однако повреждения крейсера были минимальны, а потери малы. Из рапорта Люса: "Дух моих офицеров и матросов не подорвали серьезные неудачи, их непоколебимое желание – чтобы корабль участвовал в дальнейших операциях против этого врага. Я не могу найти слов для выражения глубочайшего сожаления о смерти сэра Кристофера Крэдока, его капитанов, офицеров и матросов "Гуд Хоупа" и "Монмута". Должен засвидетельствовать решительность, с которой эти корабли сражались до самого конца.
Хотя решимость нашего адмирала атаковать превосходящие силы противника, чтобы не рисковать возможной потерей контакта с ними, ожидая прибытия подкреплений, оказалась злосчастной, она полностью отвечает лучшим традициям Флота Его Величества".
"Бедный Кит Крэдок, он всегда надеялся погибнуть в бою или сломать шею на охоте", – прокомментировал контр-адмирал Роберт Арбетнот печальную новость о катастрофе.
Битти написал: "Несомненно, лучше было дать сражение и проиграть его, чем не сражаться вообще". Этот вердикт был подтвержден преемником Черчилля на посту Первого Лорда Адмиралтейства, когда в 1916 году Бальфур открывал памятник Крэдоку в Йоркском аббатстве.
"Почему он намеренно атаковал соединение, которое не мог рассчитывать ни уничтожить, ни обратить в бегство? Германский адмирал был далеко от любого порта, где можно провести ремонт. Поэтому, если бы его корабли получили повреждения, пусть даже ценой более серьезных повреждений английских кораблей, то его мощь разом уничтожалась. Он был серьезной опасностью до тех пор, пока его эскадра оставалась целой. Адмирал Крэдок мог считать, что он сам и его экипажи оправданно погибнут, если уничтожат мощь этого вражеского соединения. Тогда не найдется ни одного человека, который не скажет, что такие рассуждения выказывают величайшую отвагу во имя интересов своей страны. Мы никогда не узнаем, что он думал, когда ему стало понятно, что битва проиграна и успех недостижим. Он и его отважные товарищи лежат далеко от мирных английских берегов. Однако они не остались без вознаграждения, обессмертив свои имена, как великие герои".
Командующий линейными крейсерами Гранд Флита вице-адмирал сэр Дэвид Битти рубанул с солдатской прямотой: "Бедный старый Кит Крэдок погиб при Коронеле. Его смерть, гибель его кораблей и отважных экипажей следует целиком отнести на счет некомпетентности Адмиралтейства. Раз за разом они нарушали основные принципы стратегии". Нашлось, однако, много людей, которые, подобно Битти, но в гораздо более крепких выражениях проклинали Адмиралтейство за это поражение, которое, по словам германского историка, "нанесло самый тяжелый удар по британскому престижу за последние сто лет. Миф о его [флота] непобедимости был безжалостно развеян".
Черчилль ответил на это обвинение в своей книге "Мировой кризис" вскоре после окончания войны: "Я не могу принять от имени Адмиралтейства никакой ответственности. Первое правило войны: сосредоточить превосходящие силы для решающего боя, избегать разделения сил, не принимать бой, имея только часть сил.