В своих многочисленных книгах Н. Д. Луговой много страниц уделит и В. Ф. Младенову, и А. А. Литвиненко – оба они вскоре станут видными партизанами Зуйского отряда и оба погибнут в боях. В воспоминаниях нет и намека на этот эпизод, в котором и А. А. Литвиненко, да и сам Н. Д. Луговой выглядят далеко не лучшим образом.

Из пункта 12 настоящего приказа мы узнаем, что А. В. Мокроусов был уверен, что радиосвязь у него будет, но не известно, в силу каких причин он ее так и не получил. В одном из своих докладов он впоследствии напишет: «Не повезло и с радистами – их не оказалось. Обещали прислать позднее».

8.11.41 г. в журнале боевых донесений отмечено, что из Севастополя в распоряжение главного штаба прибыло два радиста с рацией. Казалось бы, проблема решена, но в начале 1942 года в своем письме В. С. Булатову А. В. Мокроусов уже в самом конце отметит: «Все же самым больным вопросом является связь с Вами и районами. Завезенные ранее на базы рации маломощны. Присланная т. Каранадзе с т. Кобриным рация маломощна, действие ее до 25 км, а в условиях леса и гор мощность ее резко понижается. Мы и некоторые районы принимаем сводки Информбюро на самодельных приемниках.

Из-за отсутствия технической связи с районами приходится высылать живую связь, которая перехватывается фашистами. Так, например, чтобы связаться с 1-м районом, пришлось высылать дважды связных и только 30 декабря 1941 получить сведения о деятельности этого района» [1, с. 144].

Вдумайтесь в последнюю строку: в течение двух месяцев не поступало никакой информации о жизни, боевой деятельности одного из пяти подразделений. В данном случае 1-го района. О каком же управлении этим районом со стороны Центрального штаба может в таком случае идти речь?

Не лучше ситуация и во 2-м районе. Вот что вспоминал впоследствии его командир Иван Генов: «Двадцать дней понадобилось на то, чтобы установить связь между 2-м партизанским районом и Центральным штабом» [51, с. 63].

Начальник Центрального штаба И. К. Сметанин – профессиональный военный, в недавнем прошлом работник Крымского военкомата, в 1942 году писал: «Между отрядами существовала и существует только живая связь. Связные преимущественно являются стабильными, хорошо изучившими секретные маршруты между отрядами и штабом. Связь с 1-м и 2-м районами, а также с командующим – живая, но очень длительная и опасная, что, по моему мнению, затрудняет руководство командующего и задерживает информирование его об обстановке и его указания, а последнее время – апрель – май – совершенно связь отсутствовала» [84, c 73].

Если, как мы уже знаем, отсутствовала связь между Центральным штабом и районами, то как обстояло дело внутри районов? Вот как впоследствии оценивал ситуацию ветеран партизанского движения, а в ту пору рядовой боец 3-го партизанского района Андрей Сермуль: «Отряды локтевой связи между собой не имели. 3-й отряд стоял в урочище Алмалан, а 2-й Симферопольский – на Аспорте. Расстояние между ними день ходу, а 1-й Симферопольский отряд стоял вообще на Альме. Сутки надо было идти, чтобы передать какое-нибудь приказание.

Штаб Мокроусова первоначально находился в Косьмо-Демьяновском монастыре, потом, когда его сожгли, был вынужден перейти на западные склоны горы Черной, где на Барлакош для него была оборудована капитальная землянка» [68, с. 23].

Во 2-м районе, по воспоминаниям его командира И. Г. Генова, ситуация не намного лучше. «Более полумесяца находимся в лесу. Рации нет. А противник распространяет всякого рода провокационные слухи вроде того, что взят Ленинград, окружена Москва, в течение двух недель будет занят Севастополь, а затем очередь дойдет и до партизан» [51, с. 51].

Только в начале декабря удается установить связь 2-му району с Центральным штабом. Возвратившиеся связные передают приказ Мокроусова № 1 от 31 октября 1941 года, читателю уже известно его содержание, и мешок с деньгами – 209 тысяч рублей. Но это связные Центрального штаба, а до этого И. Г. Генов отправлял 13 человек (!!!), и вот наконец посланный 17 ноября 1941 года партизан Г. П. Гаркавенко только 27 ноября нашел Мокроусова и 8 декабря возвратился во 2-й район. Из рассказа Г. П. Гаркавенко выяснилось, что и у А. В. Мокроусова рация не работает – нет питания, к тому же она маломощна, ее радиус действия не более десяти километров. «Самая хорошая директива или информация, полученная с опозданием, теряет свое значение и ценность», – с горечью пишет И. Г. Генов [51, с. 63].

Потери в связных были огромными. Как отмечала Е. Н. Шамко: «Только с ноября 1941 года по июль 1942 погиб 31 связист» [78, с. 17].

Отсутствие регулярной связи, а следовательно, и надлежащего контроля стало способствовать тому, что еще в период Гражданской войны получило название «партизанщины». Очень скоро уже не симптомы, а ее явные признаки И. Г. Генов стал замечать в подчиненных ему отрядах. Административно-командная система управления, а в крымском лесу была применена именно она (а что же еще?), предусматривает:

1. Распределение всех видов ресурсов сверху вниз.

2. Безоговорочное подчинение нижестоящего подразделения вышестоящему.

В условиях осени 1941 года отряды существовали практически автономно. Использовали свои запасы продовольствия. Практически не имели никакой связи с Центральным штабом и лишь эпизодически со штабом района. Если и доходило до отрядов какое-нибудь указание, то оно уже безнадежно устаревало и, естественно, не способствовало росту авторитета вышестоящего командования и способствовало росту «сепаратизма». Осознав это явление, И. Г. Генов дал ему свое определение: «появление батьков». Вероятно, по аналогии с батькой Махно и другими вожаками нерегулярных отрядов периода Гражданской войны.

Трудно сказать, какими мерами боролся бы с этим явлением И. Г. Генов и полностью поддержавший его в этом вопросе А. В. Мокроусов, но, на их счастье, в лесу оказался огромный резерв командно-политических кадров из числа прибывших в лес окруженцев. И тогда И. Г. Генов первым применил испытанное оружие системы – «перетряхивание кадров».

Он без колебаний снимает «зарвавшихся» командиров и комиссаров отрядов, назначая на их места кадровых военных. Его «почин» подхватывает А. В. Мокроусов, в дальнейшем доведя его почти до абсурда.

Как отмечал в своих дневниках Н. Д. Луговой: «Уже через шесть дней после начала партизанских действий начались «чистки».

Н. Д. Луговой приводит поименный список командиров и комиссаров отрядов, которые были отстранены от должностей с 6.11.1941 по 12.6.1942 года – тридцать два человека!

«Многие из них, кто остался жив, после отстранения Мокроусова доказали свою компетентность и вновь стали командирами и комиссарами отрядов, бригад и даже соединений» [56, с. 330].

В своей кадровой политике первого этапа А. В. Мокроусов опрометчиво настроил против себя весь партийно-советский актив Крыма, так как снимаемые им с должностей командиры и комиссары – это секретари райкомов партий, председатели райисполкомов. Такого не прощают!

Не задумываясь о последствиях, А. В. Мокроусов сделал ставку на кадровых военных, при этом он не осознавал растущего их влияния на всю атмосферу партизанского леса. Избежав Сциллы, А. В. Мокроусов наскочил на Харибду, но об этом будет отдельный разговор в дальнейшем.

С проявлением первых признаков грядущего голода сложилась совершенно не типичная ситуация, когда вышестоящий штаб должен был получать продукты с сохранившихся баз отрядов. Отдать продовольствие и голодать самому?

Все это, вместе взятое, привело к резкому падению авторитета высшего руководства, которое ничего не могло дать, но намеревалось взять. В этих условиях А. В. Мокроусов вынужден был применить самое испытанное оружие тоталитарного режима – репрессии. Он смещает командиров и комиссаров отрядов с их должностей и в целом достигает первоначального положения – с ним вынуждены считаться.

4 декабря 1941 года по прошествии месяца партизанской жизни Мокроусов издает свой знаменитый приказ № 8: