Когда на пороге дома их, наконец, опустили на землю, оба гостя Каллисто были близки к обмороку. Но у них хватило сил скрыть страдание, невольно причиненное им гостеприимными хозяевами. Они не хотели омрачать радость встречи, так как хорошо знали, что каллистяне будут в отчаянии от своей непредусмотрительности.

Причиной этой пытки были привычные для каллистян лучи Рельоса, невыносимый зной, который изливался на землю.

У Широкова и Синяева гудели головы, путались мысли, все тело было покрыто густым липким потом. Они были счастливы, когда в сопровождении Диегоня, Синьга и еще одного незнакомого им каллистянина прошли в прохладные комнаты.

Только здесь Широков, опасаясь теплового удара, сказал Синьгу об их состоянии.

Было ясно, что его слова поразили и огорчили троих каллистян, но они не стали тратить времени на извинения, а сразу приступили к делу.

Гостей отвели в помещение, середину которого занимал большой бассейн, быстро раздели и посадили в воду необычного голубого цвета. Синьг принес два сосуда, очень похожих на бокалы, наполненных бесцветной жидкостью, и попросил выпить ее. Их мысли сразу прояснились.

Потом их тщательно вытерли и одели в легкую каллистянскую одежду, так как их собственная была насквозь мокра от пота, а весь багаж остался на корабле.

Все это производилось быстро и молча.

Только тогда, когда они прошли в комнату с фонтаном и по требованию Синьга легли на «диваны», врач звездолета угрюмо сказал:

— Я никогда не прощу себе этого.

Диегонь только посмотрел на Синьга, и в его взгляде был горький упрек.

— Мы теперь чувствуем себя совсем хорошо, — сказал Широков.

— Вы были обязаны сказать об этом гораздо раньше, — сказал каллистянин, имени которого они еще не знали. — Любому, кто находился рядом. Один из вас врач, и он должен знать, какой опасности подвергал себя и товарища.

— Кому принадлежит этот дом? — спросил Широков, избегая необходимости признаться, что врачом является именно он.

Каллистянин с удивлением посмотрел на Широкова. Вопрос, очевидно, был ему непонятен.

— Дома, — ответил Диегонь, — не могут никому принадлежать. Они принадлежат всем. Так же, как и все остальное. Этот дом подготовили специально для вас, по указаниям Гесьяня и Синьга. Те, кто жил здесь раньше, переселились в другой. В Атилли домов больше, чем нужно его населению.

— Если дом был занят, — сказал Синяев, — то проще было подготовить какой-нибудь другой. Не все ли равно. К чему было тревожить людей?

— Не беспокойтесь об этом. Каллистяне часто переезжают из дома в дом или из одного города в другой. Этот дом подходит для вас хотя бы потому, что здесь есть фонтаны, а они далеко не везде. Не все любят прохладу.

— А как же личные вещи… — начал Широков, но замолчал, не закончив фразы.

Здесь, на Каллисто, земные представления и понятия были неприменимы. Слова «частная собственность» давно исчезли из сознания каллистян. Вопрос, который он хотел задать, был бессмысленным для них.

— Мне кажется, — сказал Широков, — что нам лучше всего заснуть. Сегодня было слишком много впечатлений.

— Безусловно так, — согласился Синьг. — Спите сегодня здесь.

Принесли простыни и подушки. Эти вещи были точной копией земных. Материал был тонок и шелковист. Одеяла были, конечно, не нужны в этом сверхтропическом климате.

Была вторая половина дня, и на улице было совсем светло. Широков спросил, нельзя ли чем-нибудь закрыть огромные окна, которых в этой комнате было два.

Незнакомый каллистянин подошел к окну. Что он сделал, люди не заметили, но оба огромных окна вдруг затянулись словно дымкой тумана, которая быстро густела.

— Какой цвет вы предпочитаете? — спросил каллистянин.

— То есть? — спросил Синяев.

— Каким цветом закрыть окна? Зеленым, синим или желтым?

— Пусть будет желтым.

Закрывшая окна «завеса» окрасилась в желтый цвет.

— Так хорошо?

— Очень хорошо, спасибо!

В который уж раз за этот знаменательный день Широков и Синяев молча переглянулись. То, что произошло, было совершенно непонятно, но ни тот, ни другой не задали вопроса. Они слишком устали. Впереди еще много времени.

— Вы будете спать до утра, — улыбаясь, сказал Синьг на прощание.

Если бы он знал, что они не смогут заснуть так долго, то, конечно, вернулся бы и помог им справиться с бессонницей. Но его не было в доме. Как и все каллистяне, вернувшиеся из космического рейса, он торопился увидеться с родными, которые съехались в Атилли и давно ожидали здесь.

Широков и Синяев одни находились в обширном дворце, предоставленном в их полное распоряжение на все время, которое они проведут в Атилли.

Им показали, где находится «столовая», и познакомили с аппаратом, с помощью которого они могли получить, не выходя из дома, любое кушанье и любой напиток.

Рядом с той комнатой, где они сейчас лежали, находилась другая, гораздо меньших размеров, но не менее красиво обставленная. В ней стояло несколько «шкафов» с дверцами семиугольной формы, наполненных всевозможными вещами домашнего обихода. Они были уложены и поставлены в безупречном порядке, и тут было, кажется, все, что только могло быть нужно. Их предупредили, что все эти вещи принадлежат сейчас им и они могут пользоваться ими как им угодно.

— Все, что может вам понадобиться и чего вы здесь не найдете, — сказал каллистянин, — будет доставлено в любую минуту. Вам надо только сказать. Мы старались ничего не упустить, но, может быть, учли не все.

— Сколько хлопот мы вам доставили, — сказал Широков.

— Мы отвечаем вам за гостеприимство, оказанное на Земле Диегоню и его товарищам.

— О, мы их встретили совсем не так.

— Вы же не могли знать, — сказал Диегонь. — Вас никто не предупреждал о нашем прилете.

Кроме этих трех комнат и бассейна в доме было еще несколько помещений, но знакомство с ними пришлось отложить до следующего дня.

В конце концов оба заснули почти одновременно и проспали крепко, без сновидений, до самого утра.

Проснувшись на следующий день, Широков сперва подумал, что совсем не спал. Сквозь желтые «занавеси» проникал тот же свет, что и прежде. Но, посмотрев на свои часы, он понял, что сейчас не вечер, а позднее утро.

Синяев еще спал.

Широков встал и подошел к окну. Его очень интересовала загадочная дымка, закрывшая окна.

Вблизи 6н увидел, что она полупрозрачна, и почувствовал, что наружный воздух свободно проходит сквозь нее. «Занавес» слегка шевелился, смутно проступали контуры деревьев, и даже можно было разглядеть море. Это походило на тонкую ткань или, наоборот, толстое стекло темно-желтого цвета.

Он протянул руку и почувствовал упругое сопротивление.

Как же «открыть» окно?

Широков помнил, к какому месту подошел вчера незнакомый каллистянин, чтобы «закрыть» окно. Он посмотрел туда и сразу увидел четыре маленькие кнопки, окрашенные в разные цвета — белый, синий, зеленый и желтый. Одна из них (желтая) была как бы вдавлена в стену.

Широков нажал на нее.

Кнопка ушла еще глубже, и тотчас же цвет «занавесей» стал еще темнее.

"Ясно! — подумал он. — Чем сильнее нажимаешь на кнопку, тем более плотными становятся шторы. Надо вернуть кнопку в исходное положение, и окна «откроются».

Он сделал попытку уцепиться пальцами за крохотную головку, но этого не удалось сделать, — кнопка была слишком мала.

«Вероятно, здесь блокировка», — подумал Широков.

Он нажал на белую. И тотчас же желтая вышла из стены.

«Завесы» быстро посветлели и исчезли. В комнату ворвались лучи Рельоса.

— Просто и удобно, — вслух сказал Широков.

Механизм действительно был очень прост. Но то, чем он управлял, было совершенно непонятно. Что закрывало окна? Газ?

Широков нажал на белую кнопку, не спуская глаз с окна.

Он увидел, как огромное отверстие затянулось полупрозрачной дымчатой пленкой. Она появилась сразу во всем проеме окна, словно тонкий слой воздуха вдруг потерял чистоту и прозрачность.