— Насколько я знаю, нет. Зачем они, если есть новые, более совершенные?

На командном пункте не было ни одного человека. Ожидаемый, по привычке, рулевой отсутствовал.

— Кто сейчас ведет корабль по курсу? — спросил Синяев.

Моряк указал на «машину», стоявшую сзади. Это был гладкий темно-синий куб, на котором не было никаких приборов, кнопок или рукояток.

— Курс проложен по карте. Корабль сам дойдет до назначенного места.

Он подошел к стоявшему посередине помещения второму кубу, гораздо меньших размеров.

Гости увидели, что внутри находится большой лист, на котором синей и красной краской изображена географическая карта. Она была очень похожа на земные карты, с такими же меридианами и параллелями.

— Это участок океана между островом Неба и Атилли, — сказал моряк. — А вот эта черная линия — проложенный курс. Без вмешательства командира корабль не уклонится от него.

— А подводные течения?

— Автомат учитывает их.

— Но если кораблем управляет автомат, то для чего этот сплошной экран?

— Кораблем можно управлять вручную. Вот смотрите!

Он нажал маленькую кнопку.

До сих пор Широкову и Синяеву казалось, что куб сделан из прозрачного материала, но вот он вдруг «потух», и они поняли, что он не прозрачный. Теперь он был темного цвета и походил на пластмассовый. Карты не стало видно.

Передняя стенка куба откинулась, и появилась панель с множеством кнопок.

— Это ручной пульт управления, — сказал моряк. Чувствовалось, что корабль замедляет ход. Это было видно и по экрану.

— Когда карта выключена, автомат не может работать. Двигатели остановились.

Моряк положил пальцы на кнопки.

— Совершим круг.

Кисти рук у каллистян обладали необычайной гибкостью. Их длинные тонкие пальцы могли совершать одновременные и совершенно различные движения, недоступные руке человека Земли. У них не было «левой» и «правой» руки, обе работали одинаково.

Движения пальцев командира корабля, перебегавших с кнопки на кнопку, напомнили Широкову игру на рояле.

Двигатели заработали снова. Слегка накренившись на левый борт, корабль описал по океану широкий круг.

— Следите за мной, — сказал моряк. — Я отвожу корабль в сторону от курса. Поворачиваю его носом в обратную сторону. А теперь снова включаю автомат. Смотрите, что будет дальше.

Говоря, он приводил свои слова в исполнение. Куб опять стал прозрачным. Появилась карта. Рядом с черной линией курса виднелась маленькая точка, которая медленно двигалась.

— Что это? — спросил Широков.

— Вероятно, место корабля, — сказал Синяев.

— Совершенно верно. Эта точка — наш корабль. Сейчас автомат выведет его на правильный путь.

Следя за движениями крохотной точки, Широков и Синяев увидели, как она повернулась, совершив полукруг, и слилась с черной линией.

— Спасибо! — сказал Широков. — Это очень интересно.

— Если не возражаете, пойдем дальше, — предложил моряк.

Среднее помещение было предназначено для жизни и работы экипажа. Здесь было много приборов и аппаратов непонятного назначения и неизвестной конструкции. Гости ни о чем не спрашивали; было ясно, что это оборудование для научных работ.

— Может быть, вы голодны? — спросил моряк. — Здесь есть все, что нужно.

Широков и Синяев отказались. Они действительно не чувствовали голода.

Осмотрев жилой отсек, они перешли в третье отделение. Здесь помещались двигатели корабля.

— Знаешь, что мне нравится больше всего? — спросил Синяев, когда, после осмотра машинного отделения, они снова поднялись на палубу. — Тишина. Все их машины работают бесшумно.

— Давно известно, что шум вреден, — ответил Широков. — Но, к сожалению, наша техника еще не может уничтожить его. В будущем это обязательно сделают. Машины на Земле будут работать беззвучно, как здесь. Но как ты мог? — прибавил он. — Когда ты выстрелил, у меня сердце замерло.

Синяев рассмеялся.

— Я нисколько не боялся, — сказал он. — Я верю каллистянам. Конечно, этого не следовало делать. Но когда Диегонь предложил испытать стену, я выстрелил почти что машинально.

— Зачем ты носишь пистолет?

— Забыл о нем. Он лежит в кармане с Сетито.

Выстрел, о котором они говорили, произошел несколько минут тому назад в отделении двигателей.

«Машинный зал» представлял собой небольшое помещение с металлическими стенами, полом и потолком. Вплотную друг к другу стояли четыре длинных и как будто стальных цилиндра. От них отходили гибкие трубки, исчезая под полом.

Командир корабля объяснил, что каждый цилиндр — двигатель. Трубки связывают их с агрегатами управления. Каждый заряжен на несколько лет непрерывной работы.

— Обслуживающий персонал не нужен, — сказал моряк. — Они не требуют никакого ухода за собой.

Объяснения каллистян всегда отличались ясностью, но на этот раз ни Широков, ни Синяев не поняли, на каком принципе работали двигатели. Это были не турбины и не реактивные моторы. Цилиндры приводило в движение что-то, находящееся за кормой. Им показали чертежи, но вопрос не стал яснее. На конце каждого цилиндра находились по три, словно вложенных друг в друга, удлиненных конуса.

Какое-то сложное чувство удержало Широкова и Синяева от дальнейших расспросов. Оба притворились, что хорошо поняли. Синяев неожиданно заявил (по-русски), что техника каллистян начинает раздражать его.

— Мы просто устали, — ответил ему Широков. — Слишком много впечатлений сразу.

Задняя стенка машинного отделения была не металлической. Прозрачная и очень тонкая пластинка размером два на три метра отделяла помещение от океана, представляя собой корму судна. За ней бурно клубилась белая пена. Временами в глубине этого «кипятка» мелькали сверкающие круги.

— Через эту стенку, — пояснил командир судна, — можно осматривать наружные концы двигателей, когда они не работают. Это делается во время каждой стоянки корабля.

— А она не может разбиться?

— Если бы такая опасность существовала хотя бы теоретически, — последовал ответ, — мы никогда не позволили бы вам войти сюда.

— Из чего сделана стенка?

— Из особого сорта стекла.

— Мне кажется очень рискованным применять стекло в таком месте.

— Оно более чем крепко. Практически его невозможно разбить без применения специальных методов.

— Попробуйте! — засмеялся Диегонь. — Даже пуля из вашего оружия бессильна против этого стекла.

Едва он успел это сказать, Синяев вынул пистолет и выстрелил в стенку, находившуюся от них в двух шагах. Среди металлических переборок машинного зала выстрел прозвучал оглушительно.

— Ты с ума сошел! — по-русски крикнул Широков. — А если бы она разбилась?

— Как видишь, все в порядке. На гладком стекле не было видно никакого следа от удара пули.

— Кого-нибудь мог задеть рикошет.

— Об этом я не подумал, — сказал Синяев. — Глупо! Мои нервы не в порядке.

— Георгий очень энергичен, — улыбнулся Диегонь. — Я почти оглох.

— Извините меня.

— Я виноват сам.

Теперь, стоя на палубе и вспоминая этот эпизод, Широков задумчиво провел рукой по стеклу футляра, закрывавшего палубу.

— Технология изготовления стекла, — сказал он, — достигла у них большой высоты.

— И все же они не знали стекла Эбралидзе.

— Тем лучше. Приятно сознавать, что и мы могли чему-то научить их.

Они стояли на носу судна вдвоем. Каллистяне, как и раньше на звездолете, не навязывали своего общества. Они всегда охотно разговаривали с людьми, но инициативу неизменно предоставляли гостям. Широков и Синяев давно привыкли к естественно непринужденной деликатности своих друзей. Поэтому, когда подошел Мьеньонь, очевидно желая вмешаться в разговор, они поняли, что им хотят сказать что-то важное.

— Мы приближаемся к месту, которое вот уже двести пятьдесят лет является священным для всех каллистян, — сказал инженер. — Мы выбрали переезд по морю именно для того, чтобы прежде всего побывать здесь. Если вы не возражаете, мы будем рады показать вам памятник прошлого.