— А можно связаться с кем-нибудь из таких?

— Наверное, можно. Экраны есть в любом доме, где бы он ни находился. Я сейчас узнаю.

— Я могу предложить, — сказала Дьеньи, — соединиться с братом моего отца — Льинем Диегонем. Он живет в самом центре этого материка, среди большого леса.

— Очень хорошо, — сказал Широков. — Мы будем рады познакомиться с вашим родственником, Дьеньи. Он кто? Я имею в виду специальность.

— Художник и скульптор. Это человек, любящий одиночество, но он будет рад увидеть вас.

Она наклонилась к экрану, нажала кнопку и произнесла имя.

Экран оказался занят.

— Он скоро освободится, — сказала Дьеньи. — Мой дядя не любит долго разговаривать. К вам это не относится, — прибавила она. — Все каллистяне с удовольствием будут говорить с вами.

— Объясните мне одну вещь, — сказал Синяев. — Я помню, что на Каллисто не может быть двух человек, носящих одинаковые имена и фамилии. Но ваша мать, Дьеньи, носит то же имя и ту же фамилию, что и ваша тетка. Как это понять?

— Вы ошибаетесь. Фамилия моей матери — Ельянь.

— Но она сказала, что имена могут повторяться, а фамилии никогда. Но я вижу, что людей, носящих фамилию Диегонь, очень много.

— Она имела в виду совпадение имен и фамилий. Этого никогда не бывает, разве что после смерти кого-нибудь другой родственник получит то же имя.

— Женщины никогда не меняют фамилий?

— Ни женщины, ни мужчины. Зачем это? Какой в этом смысл?

— У нас дело обстоит иначе.

— Я знаю. Но пора повторить вызов.

Экран Льиня Диегоня был уже свободен. Перед ними появилась комната в доме каллистянского «отшельника». Перед экраном стоял человек, удивительно похожий на Рьига Диегоня. Тот же рост, те же черты лица. Если бы Широков и Синяев не знали, кто стоит перед ними, они легко могли ошибиться и принять его за своего старого друга.

— Извините нас, — сказал Широков, — за то, что мы нарушили ваш покой. Но Дьеньи сказала, что вы не будете сердиться на нас.

— И в этом она совершенно права, — ответил Льинь Диегонь. — Вы доставили мне огромное удовольствие. Думаю, что вас побудило к этому желание увидеть человека, живущего вдали от городов, и Дьеньи указала на меня.

— Вы угадали.

— У меня только один экран. Кроме этой комнаты, вы ничего не сможете увидеть. А эта комната, — он указал рукой вокруг, — ничем не примечательна. Это моя мастерская.

Он мог бы не говорить этого. Обстановка ясно показывала характер занятий ее владельца. Всюду стояли скульптуры — законченные и находящиеся еще в работе. На стенах висели маски, совсем как в мастерской земного ваятеля. Было много картин. По тому, что они могли видеть, Широков и Синяев поняли, что Льинь Диегонь художник-пейзажист.

— Впрочем, — прибавил хозяин, — дом не представляет для вас никакого интереса. Он мало чем отличается от домов Атилли. Меньше размеры.

— Вероятно, мы оторвали вас от работы? — спросил Широков, заметив, что руки Диегоня испачканы красками.

— Это не имеет значения. — Он подвинул к экрану кресло и сел. — Если у вас есть вопросы, я готов отвечать вам.

— Вы сказали, что дом ничем не отличается от домов Атилли. Но вы, вероятно, не имели в виду, например, доставки продуктов? — спросил Синяев.

— Каких продуктов?

— Питания. Завтраки, обеды, ужины.

— Почему же? Все это мне доставляется так же, как и вам.

— Откуда?

— Из ближайшего города. Только мне приходится ждать немного дольше.

— Какое расстояние до ближайшего города?

— Не знаю точно. Километров восемьсот.

— Доставка производится на олити?

— Нет. Так же, как вам, по обычной автоматической сети. Я вижу, вас смущает расстояние. Это не имеет значения. Когда я построил этот дом, мне провели все, что нужно для доставки питания, морской воды для бассейна и всего, что мне может понадобиться. Летать в город у меня нет времени. Доставляющие механизмы достаточно мощны, расстояние их не смущает.

— Нет, — сказал Синяев, — я думал о другом. Но это не важно. Чем вы занимаетесь в свободное время?

— У меня есть большой сад. Я работаю в нем. Физический труд — хороший отдых.

— С помощью машин?

— У меня их нет.

— Ваш сад велик?

Льинь Диегонь назвал цифру, соответствующую квадратному километру.

— Такая площадь должна отнимать много времени. Например, поливка…

— Этим мне незачем заниматься. Когда саду нужна поливка, я сообщаю на станцию, и мне дают дождь.

— Я забыл об этом, — сказал Синяев. — Но уход за деревьями?

— Справляюсь, — коротко ответил каллистянин.

— А уборка урожая?

— Ее производят другие. Фрукты увозят.

— Кто?

— Не знаю. Мое дело сообщить, что время уборки наступило, а кто прилетит за фруктами, — зачем мне это знать?

Диегонь говорил как будто недовольным тоном. Можно было подумать, что вопросы ему неприятны. Но ни Широкову, ни Синяеву такая мысль даже не пришла в голову. Они очень хорошо знали, что если бы Диегонь не хотел говорить с ними, то сказал бы об этом не задумываясь.

— Как вы работаете? — спросил Широков. — Я говорю о вашей основной работе.

Как по волшебству, выражение лица хозяина изменилось при этом вопросе. Он оживился, и в тоне ответа уже нельзя было заподозрить скуки.

— Вероятно, вы подразумеваете не как, а над чем я работаю? Вот смотрите!

Он подошел к чему-то, стоявшему посередине мастерской, и откинул темное покрывало.

— Обычно я не показываю свою работу до ее завершения. Но вам могу показать.

Это была огромная картина, но выполненная не кистью, а резцом по материалу, похожему на мрамор бледно-розового цвета. Скульптура изображала лес на берегу реки. Очевидно, Диегонь пользовался красками или чем-то другим, потому что вода в реке была окрашена в естественный цвет и так прозрачна, что можно было видеть камни на дне. Деревья были еще едва намечены. Мастерство исполнения было высоким.

— Куда предназначается эта скульптура? — спросил Синяев.

— Пока никуда. Но если она понравится, то ею украсят какое-нибудь здание или комнату в детском городе.

— Я думаю, что она не может не понравиться, — сказал Широков. — Это очень красиво.

— Благодарю вас, — сказал Диегонь. — Но судить еще рано.

Он снова закрыл свою работу и подошел к экрану.

— А вы занимаетесь скульптурными портретами?

— Иногда. Но это не моя специальность. Я люблю изображать природу. — Он обернулся, словно ища что-то. — Вот, например!

Перед экраном появился небольшой бюст из черного камня. Он изображал несомненно Дьеньи, но только в детском возрасте.

— Узнаете? — спросил Диегонь.

— Да, конечно. Очень хорошо выполнено.

Художник пренебрежительно махнул рукой.

— Это не искусство, — сказал он. — Подобный портрет можно изготовить за один час. Если хотите, я покажу вам, как это делается.

Разумеется, Широков и Синяев тотчас же выразили свое согласие.

Диегонь пододвинул к экрану небольшую машину. Она была на маленьких колесиках и легко передвигалась. По внешнему виду это был прямоугольный ящик.

Художник пристально всмотрелся в лицо гостей Каллисто.

— Ваша голова, — обратился он к Синяеву, — труднее, чем у вашего товарища. Поэтому, если не возражаете, я изготовлю ваш портрет.

— Конечно не возражаю, — ответил Синяев.

И вот меньше чем за час была создана из белого камня голова Синяева. Каллистянский скульптор действовал совсем не так, как обычно работают скульпторы. Вложив кусок камня в машину, он затем на плотных листах нарисовал голову Георгия Николаевича с трех сторон и вложил эти листы в ту же машину. Не прошло и десяти минут, как бюст был уже готов. Машина по рисункам выточила его из камня. Но первый оттиск не удовлетворил Диегоня. Он вложил камень обратно и принялся исправлять рисунки. Так повторилось несколько раз. В конце концов получился точный портрет, поражающий тонкостью работы.

— Подарите мне эту скульптуру, — попросил Синяев.

— Лучше приезжайте ко мне, и я создам настоящий портрет, — ответил Диегонь. — Мне надо узнать вас ближе. Этот бюст мертв. В нем нет выражения. Я не знаю вашего характера, вкусов. Вы для меня незнакомый человек. Сравните с портретом Дьеньи, он выполнен тем же способом.