— Упрек справедлив, — сказал Синяев. — Я сказал не подумав. Включай экран!

Гесьянь, очевидно, с кем-то говорил. Когда Широков назвал его имя, экран слегка потемнел.

— Рьиг Диегонь! — сказал Широков, вторично нажимая кнопку.

К экрану подошла Дьеньи.

— Отца и деда нет дома, — сказала она. — Я сейчас прилечу к вам. С большим удовольствием. Связь с Гесьянем не включалась долго.

— Держу пари, — сказал Синяев, — что он беседует о нас с Бьиньгом или другим каким-нибудь врачом. Ни о чем, кроме нашего здоровья, Гесьянь сейчас не думает.

— Принимаю пари, — ответил Широков. — На вечернее купание. Кто проиграет, ляжет спать без него. Синяев поморщился.

— Тебе будет трудно спать, — сказал он.

— Мне? Ничуть не бывало. Без купания ляжешь ты.

— Очень жесткое условие.

— Ага! — засмеялся Широков. — На попятный! Ну, так и быть. Если ты проиграешь, я прощу проигрыш из медицинских соображений.

Экран Гесьяня наконец освободился.

— Бьесьи нет, — сказал молодой врач. — Она улетела в Куссуди, к дочери. Я только что говорил с ней. Широков бросил на Синяева насмешливый взгляд.

— А вы?

— Ну, разумеется, прилечу к вам. Только, по-моему, надо пригласить инженера. Мне будет трудно давать объяснения по техническим вопросам.

— Потому мы и хотели Бьесьи, — сказал Синяев. — Кого же тогда?

— Позовите Линьга, — посоветовал Гесьянь. — Мьеньоня и Ньяньиньга нет в Атилли. Они отправились с Диегонем на остров — ракетодром, чтобы наблюдать за разгрузкой звездолета. Вы помните Линьга?

— Ну конечно! А разве он в Атилли?

— Должен быть здесь. Я сейчас узнаю. Подождите у экрана.

— Линьг! — сказал Широков. — Я рад, что с ним все благополучно. По-видимому, он не виновен в смерти Льети.

— Я спрашивал об этом Зивьеня, — сказал Синяев. — Они считают, что инженер Льети погиб вследствие своей собственной неосторожности. Самое интересное то, что этот вывод сделан на основании показаний самого Линьга, то есть лица, по нашим понятиям заинтересованного и, следовательно, не пригодного к роли судьи.

— Они не знают, что такое личная заинтересованность. Психология каллистян иная, чем у нас. Если бы Линьг был виноват, то сказал бы об этом.

— Удобно для следователей. Впрочем, у них нет никаких судебных органов.

— Когда-нибудь их не будет и у нас. Гудок вызова прервал разговор.

— Жаль, если Линьга нет в Атилли, — сказал Широков, нажимая нужную кнопку.

Но в «отверстии» исчезнувшего экрана они не увидели, как ожидали, Гесьяня, перед ними стоял сам Линьг.

— Приветствую вас, — сказал каллистянин. — Гесьянь передал мне, что вы хотите меня видеть.

— Да, — ответил Синяев. — Мы хотели попросить вас, если вы не очень заняты, приехать к нам. Мы хотим совершить путешествие по Каллисто, не выходя из дома. Врачи запретили нам…

— Я знаю. Все, что касается вас, известно всем каллистянам.

— Так вот, мы хотим познакомиться кое с чем по экрану. Но мы не все поймем без объяснений инженера.

— Благодарю, что вспомнили обо мне.

— Это не мы, — машинально ответил Широков, бессознательно подражая манере каллистян. — О вас вспомнил Гесьянь.

— Но вы согласились?

— И даже с радостью.

— Тогда я сейчас буду у вас.

— Как ты думаешь, он не обиделся на меня? — спросил Широков, когда экран был выключен.

— Конечно нет. Они всегда так говорят.

— Да, — вспомнил Широков. — Ты проиграл пари. Купаться будешь только с моего согласия.

— Ты же простил.

— Я могу передумать.

— Ну, это уже не по-каллистянски, — сказал Синяев, и оба рассмеялись.

Дьеньи, Гесьянь и Линьг не заставили себя ждать. Они явились почти одновременно.

После взаимных приветствий все пятеро удобно устроились перед экраном.

— С чего мы начнем наше путешествие по Каллисто? — спросил Гесьянь.

— С Куссуди, — ответила Дьеньи. — Я хочу показать вам мою мать, — прибавила она, обращаясь к Широкову.

— Мы будем очень рады.

— Показать ее тебе, — сказал Синяев по-русски, — но не мне. А самое правильное — показать тебя ей.

— Георгий! — сказал Широков. — Если будешь продолжать в этом роде, не пущу в бассейн. Она имела в виду нас обоих. Что такое Куссуди? — спросил он по-каллистянски. — Я уже слышал это название.

— Это детский город, — ответила Дьеньи. — Далеко отсюда. Я там выросла. Моя мать по специальности детский врач. Она постоянно живет в Куссуди.

— Это единственный детский город?

— О, нет! Их много.

— Дети обязательно живут в таких городах?

— Конечно не обязательно, но все дети живут там. Эти города построены специально для детей, и там есть все, что нужно ребенку. У меня остались чудные воспоминания об этом периоде моей жизни.

— А если родители не могут поселиться вместе с детьми?

— Обычно они этого не делают. Моя мать исключение. В детских городах много людей, посвятивших себя детям, любящих и умеющих работать с детьми. Разлука не тяготит никого. И мать и отец могут хотя бы ежедневно видеть своего ребенка и в любое время посетить его. Может быть, вам это непонятно, но мы привыкли к такому порядку вещей и находим его естественным. Ребенку нужно правильное воспитание.

— Нет, почему же? — сказал Широков, подумав, что немногие матери на Земле согласились бы на долголетнюю разлуку с детьми. — Понять можно.

Гесьянь нажал кнопку и произнес несколько слов. Экран «исчез», и перед ними появилась внутренность обширного зала. По размерам мебели было ясно, что она предназначена для маленьких каллистян. В зале никого не было.

— Сейчас время купания, — сказала Дьеньи. — Дети на берету океана.

— В ваших океанах нет опасных хищников? — спросил Широков.

— К сожалению, еще есть, и даже очень много, и очень опасных, — ответил Линьг. — Но места для купания надежно ограждены.

— Синьг говорил, что нельзя заглянуть внутрь дома, пока не нажата ответная кнопка, — сказал Синяев.

— Это не частный дом.

В зал кто-то вошел. Это была женщина в белом платье. Когда она приблизилась, Широков сразу понял, что это и есть мать Дьеньи. Сходство между ними не оставляло сомнений.

«Почему вошла именно она? — подумал он. — Почему она не на берегу? Неужели Дьеньи договорилась с ней?»

Женщина подошла вплотную к экрану. Казалось, стоило протянуть руку, чтобы дотронуться до нее. Ее волосы были такими же белыми, как и платье. Матово-черное лицо странно выглядело в этой рамке.

— Здравствуйте! — сказала она, приветливо улыбаясь. — Рада вас видеть. Благодарю, что согласились исполнить желание Дьеньи.

«Так и есть», — подумал Широков.

— Мы хотели бы увидеть детей, — сказал Синяев.

— Для этого вам придется заглянуть к нам немного позже. Дети на берегу. Вы же знаете порядок, Дьеньи, — обратилась она к дочери.

— Я думала, что в этом случае…

— Свидание с гостями планеты взволнует детей, и они не будут спать после купания. Кто из вас Широков? — неожиданно спросила она, с трудом произнося русскую фамилию.

Синяев указал на своего товарища. Петр Аркадьевич почувствовал себя неловко, когда узкие глаза матери Дьеньи с пристальным вниманием обратились на него.

«Георгий прав, — думал он, молча позволяя рассматривать себя. — Она говорила обо мне с дочерью».

Он не знал, что сказать. Все это было очень странно, с земной точки зрения.

— Ваше имя Пьетя?

— Петр, — ответил Широков. — У нас на Земле имена часто произносятся по-разному, в зависимости от отношений между людьми.

— Рьиг Диегонь называет вас Пьетя.

— Да, он мой друг и гораздо старше меня. Я ничего не имею против, чтобы и вы называли меня так.

— Хорошо. А меня зовут Мьеньо. Широков вспомнил, что слышал уже такое имя от Диегоня несколько лет тому назад, на Земле.

— Если не ошибаюсь, — сказал он, — так зовут одну из дочерей Рьига Диегоня.

— Да, это верно. На Каллисто имена часто повторяются. Фамилии — никогда. — Она еще раз осмотрела Широкова с ног до головы пристальным, словно оценивающим взглядом, потом повернулась к дочери: — Соединитесь со мной, когда будете одна. Надеюсь, — прибавила она, обращаясь уже ко всем, — что сегодня увижу вас еще раз. Дети будут рады поговорить с вами. Теперь мне пора на берег.