В маленькую группу офицеров и сержантов, собравшихся вокруг Толла, теперь входили представители второй роты. Когда третья рота совершала бросок к выступу, вторая рота по телефонному распоряжению Толла проводила третью за день атаку. Эта атака, как и другие, потерпела неудачу, и половина второй роты в замешательстве перепуталась с первым взводом третьей роты на левом фланге и застряла там. Остальные, отходя в беспорядке, тоже попадали на этот участок и оставались там, поэтому Толл послал за их командирами.
— Этот опорный пункт, очевидно, ключ к хребту, — сказал он собравшимся. — Се… гм… сержант Белл совершенно прав. — Он бросил резкий взгляд на Белла и продолжал: — Наши маленькие желтые братья со своего бугра могут простреливать всю отлого повышающуюся местность перед выступом от нашего правого фланга до второй роты на левом. Почему они оставили этот выступ без охраны, я не имею представления. Но мы должны воспользоваться их оплошностью, пока они не заметили своей ошибки. Если нам удастся уничтожить этот опорный пункт, я не вижу оснований, но чему мы не сможем захватить весь хребет до наступления темноты. Я вызываю добровольцев для того, чтобы пойти и уничтожить его.
Стейн, услышав сообщение о предстоящей атаке, ужаснулся. Несомненно, Толл должен знать, как все измучены и изнурены. Но желание спорить с Толлом пропало, особенно в присутствии более чем половины офицеров батальона.
Для Джона Белла, сидевшего на корточках рядом с другими, все происходящее опять напомнило сцену из кинофильма — очень плохого, шаблонного, третьесортного военного фильма. Едва ли это имело какое-то отношение к смерти. Подполковник по-прежнему прохаживался взад-вперед с бамбуковой тросточкой, однако Белл заметил, что он старательно держится достаточно низко на склоне, чтобы голова не высовывалась над выступом. Белл также заметил его колебание и подчеркнутую твердость, когда он назвал Белла сержантом. Белл впервые встретился с подполковником, но, надо полагать, тому была известна история Белла. Все ее знали. Пожалуй, именно это, больше чем что-либо другое, заставило Белла сказать то, что он сказал:
— Сэр, я буду рад повести группу.
Тотчас справа от Белла послышался тоненький голос. Сутулый, с цепкими руками и тупым лицом, исполняющий обязанности сержанта Дейл сделал заявку на будущую славу, будущие синекуры, будущее освобождение от армейских кухонь. Что его побудило, Белл не знал.
— Я пойду, подполковник, сэр! Я хочу участвовать! — Чарли Дейл встал, сделал положенные три шага вперед и опять присел на корточки. Словно Дейл, бывший повар, не верил, что его предложение будет иметь законную силу без положенных трех шагов вперед. Он огляделся вокруг, его маленькие, как бусинки, глазки сверкали. Для Белла его поведение было до противного нелепым, смехотворным.
Перед тем как Дейл присел на корточки, раздались еще два голоса. Из группы рядовых вышли вперед Долл и Уитт. Оба сели ближе к Беллу, чем к Дейлу. Белл подмигнул им.
Долл, все еще раздосадованный успехом группы Дейла по сравнению с его группой, удивился, почему Белл подмигивает. На кой черт подмигивать? Перед тем как заговорить и выйти вперед, Долл почувствовал, как душа опять ушла в пятки, в глазах поплыли круги. Шевелить языком во рту было все равно что тереть два куска влажной промокашки. У него во рту не было ни капли воды больше четырех часов, и жажда стала такой неотъемлемой частью его существа, что ему казалось: она была вечно. Но Долл понимал, что он так остро чувствовал жажду из-за охватившего его страха. Насмехается Белл над ним, что ли? Он холодно и сдержанно улыбнулся Беллу.
Уитт, сидевший в расслабленной позе слева от Долла и немного ближе к Беллу, ухмыльнулся и тоже подмигнул. Уитт был спокоен. Он твердо решил, когда добровольно вернулся в свою старую роту сегодня утром, что пройдет с ней весь путь. Раз он принял решение, то так и будет, вот и все. По его мнению, это добровольческое задание лишь очередная работенка, которую могут выполнить лишь несколько толковых солдат вроде него. Он достаточно уверен в себе как в солдате и способен позаботиться о себе в любой обстановке, требующей сноровки; а если не повезет и что-нибудь случится, так тому и быть, вот и все. Но он этому не верил и был убежден, что сумеет выручить, а может быть, и спасти многих старых дружков, кое-кто из которых, вроде этого молокососа Файфа, даже не захотел, чтобы он вернулся в роту. Однако Уитт хотел выручить или спасти как можно больше товарищей, даже Файфа, если придется.
Помимо всего этого, Уитт проникся уважением, даже восхищением, к Беллу, когда тот показал свою смелость, подвергаясь смертельной опасности. Уитт, который за время своей службы трижды был капралом и дважды сержантом, умел ценить в человеке смекалку и храбрость. И, несмотря на то, что был скуп на похвалы, теперь он полюбил Белла. Он считал, что Белл, как и он сам, обладает качествами настоящего командира. Вместе они могут много сделать, выручить или спасти многих ребят. Ему нравился Белл, хоть он и бывший офицер. Поэтому он улыбнулся и подмигнул ему в ответ, выражая родство душ, прежде чем обратить внимание на Толла, которого не любил, будь он хоть трижды подполковником.
Подполковнику не понадобилось много говорить — добровольцы находились быстро, и их было много. Сначала вызвались четверо, и не успел он что-нибудь им сказать, как один за другим явились еще трое. Сначала — немолодой второй лейтенант из второй роты, который вполне мог бы быть полковым священником. За ним последовал сержант из второй роты. Потом заместитель командира батальона молодой капитан Гэфф предложил свои услуги.
— Я хотел бы возглавить группу, подполковник, — сказал он.
Толл поднял руку:
— Достаточно, достаточно. Семеро — уже много. Я думаю, на местности, где вам придется действовать, лишние люди только помешают. Знаю, что многие из вас хотели бы пойти, но вам придется подождать другой возможности.
Капитан Стейн, слушая своего командира, внимательно смотрел на него через очки и с удивлением заметил, что он говорит совершенно серьезно и нисколько не шутит.
Обратившись к Гэффу, Толл сказал:
— Хорошо, Джон. Это ваше детище. Вы будете командовать. А теперь…
Коротко и ясно, не упуская ни малейшей детали или возможности, Толл наметил тактику действий группы. Нельзя было не восхищаться его способностями и умением их использовать. Стейн, например, — и он знал, что не только он, — вынужден был признать, что Толл обладает талантом и авторитетом, которых ему самому просто не хватает.
— Почти наверняка вы обнаружите, что бункер охраняют расположенные вокруг пулеметные точки. Но я считаю, что лучше не обращать на них внимания и наступать на сам опорный пункт, если будет возможность. Мелкие огневые точки падут сами по себе, если будет взят этот блиндаж. Запомните это. Все, господа, — закончил Толл и вдруг улыбнулся: — Сержантам вернуться на свои места, а офицеров прошу остаться. Сверим часы, Джон. Первый раз вызовете по радио четвертую роту через… двенадцать минут. Столько времени вам потребуется, чтобы дойти до места.
Когда маленькая штурмовая группа уползала вправо вдоль выступа, подполковник Толл уже был у телефона и вызывал свой штаб. Стейн, сидя на корточках с офицерами, которым приказали остаться, и глядя на своих изнуренных, лишенных воды людей за выступом, размышлял, как далеко они смогут продвинуться вверх по склону, даже если опорный пункт падет. Метров тридцать, может быть? Штурмовая группа скрылась за поворотом холма. Тогда Стейн опять переключил внимание на Толла и группу ротных офицеров, которых осталось только шесть из десяти. А когда штурмовая группа достигла того места, где Белл вылезал наверх, подполковник Толл уже объяснял офицерам свой вспомогательный план на случай, если атака блиндажа потерпит неудачу. Толл хотел провести внезапную ночную атаку. Разумеется, это значило, что сначала надо занять круговую оборону, чтобы приготовиться, потому что Толл не имел намерения отойти вечером, как вчера второй батальон. Вместе с тем, конечно, всегда остается возможность, сомнительная возможность, что штурмовая труппа добьется успеха.