— А почему не предположить, что информацию в камне инопланетяне оставили для нас? И она ждет прочтения?

— Предположений может быть много, — ответил Геннадий, — например, не обязательно им было посещать Землю самим. Они могли каким-то узконаправленным лучом вроде лазера «зарядить» камень прямо со своей планеты. Или… еще смелее: это и есть форма существования самой этой инопланетной материи. Почему не предположить, что какая-либо высокоразвитая цивилизация (или даже то, что осталось от нее после ее гибели) существует лишь в виде такого вот мощного магнитно-гравитационного поля, посылающего информационные сигналы во вселенную? Возможно? Конечно! Мы еще ничего не знаем.

Он замолчал.

В этот момент воздух разорвал оглушительный взрыв. Деревья на опушке леса склонились почти до земли, сверху градом посыпались шишки, сухие ветки, листья. Маргарита Васильевна и Блинов бросились к полигону. Со всех сторон к зданию лаборатории, где вылетели все стекла в окнах, бежали люди.

— Никого не пускайте, — громко крикнул Геннадий, вырвавшись вперед. Он всех обогнал, первый вошел в здание и закрыл дверь на засов. Взглянул на контрольные приборы у входа в операторскую, убедился, что никакого опасного излучения в помещении нет. С волнением распахнул дверь и замер: под прессом установки статических испытаний, куда он только полчаса тому назад своими собственными руками положил камень, было совершенно пусто. Не веря своим глазам, Блинов подошел к станине, потрогал ее руками. Камень исчез.

Опустошенный и разбитый, как после тяжелой болезни, Геннадий вышел на улицу. Небольшая толпа работников полигона потянулась к нему, ожидая объяснения. Он повернулся к Маргарите Васильевне, развел недоуменно руками и пошел в сторону леса.

Что он мог им объяснить?

Иногда я жалею, что их уронил. Не было б тогда ничего — часы по-прежнему исправно показывали бы время, а я был бы совершенно спокоен и ничего не знал. А потом перестаю жалеть: ведь только из-за этой неосторожности мне — именно мне — выпало на долю то, с чем сталкивались пока лишь очень немногие, считанные единицы… из всех людей на Земле. Вот сейчас я ни о чем не жалею и, замирая, смотрю на циферблат. Но он пуст, электронные часы безжизненны.

Так что же случилось? Все больше мне кажется, что этого теперь никогда не узнать. Остался всего один день. Зимняя ночь за окном густеет. Часы лежат передо мной на столе. Я вглядываюсь в темно-синий циферблат и вспоминаю, как все произошло.

Началось все просто. Дядя-ученый полгода назад подарил мне электронные часы. И, конечно, часы тут же вызвали зависть всех приятелей. Ведь ни у кого из них таких не было.

Слегка шероховатая поверхность корпуса рассыпала вокруг себя мириады искр. Овальный циферблат, семигранный корпус, на нем — маленькая кнопочка. Браслет, казалось, сам застегивался, стоило только надеть часы.

Я даже не успел поблагодарить, сразу же нажал на кнопку.

На циферблате зажглось — «27.5.1982. 21.31.47». Для небольшого циферблата информации было, пожалуй, слишком много: вверху — число, месяц и год, под ними — время. Но больше всего меня удивили сами цифры. Округлые, красивые, а ведь обычно на электронных часах они кажутся ломаными, угловатыми. И второе отличие — цвет. Не красный или зеленый, а темно-синий, слегка мерцающий. Долго еще, не отрываясь, я с восторгом смотрел на слабое мерцание быстро меняющихся цифр, показывающих секунды и минуты. И только потом догадался все-таки поблагодарить дядю, который смотрел на меня с улыбкой.

А вскоре, я настолько привык к своим новым часам, словно других у меня и не могло быть. Не снимал их даже, когда играл в волейбол. Привык-то привык, но иной раз меня так и подмывало разобрать подарок, посмотреть, что там внутри. Обычные часы мне случалось разбирать и даже ремонтировать. Но электронные часы легко испортить, дядя не простил бы легкомысленного отношения к своему подарку.

И все-таки настал день, когда пришлось их разобрать. Я разбил часы по нелепой случайности, уронив на пол в ванной. Звук удара был таким, что сердце у меня упало. Внешне, правда, часы нисколько не изменились, даже стекло не разбилось. Но, конечно, больше они не работали.

Дней десять я то и дело грустно доставал часы из стола, надеясь на чудо. Нет, часы не работали, и наконец я решил пойти в мастерскую.

Вы пробовали когда-нибудь найти мастерскую по ремонту электронных часов? Мне это удалось не сразу, а когда я ее наконец разыскал, первое, что бросилось в глаза, это большой плакат. «Часы с браслетом не принимаются» — гласил первый пункт. «За качество устанавливаемых батареек мастерская ответственности не несет» — не менее лаконично сообщил плакат дальше. Из третьего пункта можно было узнать, что «Правильность хода часов после обмена батареек мастерская не гарантирует». Но последний, четвертый пункт, поразил меня окончательно. Черным, а вернее, синим по белому там обозначалось: «Мастерская не несет ответственности, если в процессе смены батареек будет повреждена электронная схема часов». Да, электронные часы, судя по всему, чинить еще не научились, кроме того, и мастер, которому я все-таки показал часы, сокрушенно объявил, что впервые видит часы такой конструкции и что вряд ли вообще кто-нибудь починит. Я понял, что в мастерской мне больше делать нечего. И я ушел. Наверное, надо было все же где-то искать другого мастера, который взялся бы их починить, не сомневаясь в успехе. Но я уже перестал верить, что та кой существует.

А дома — даже не знаю, что именно меня подстегнуло, — я решительно вдруг стал снимать с часов крышку, чтобы своими глазами посмотреть, как они устроены и что случилось. Терять мне теперь было нечего.

Крышка сначала не поддавалась, потом с легким щелчком снялась. За ней оказалась еще одна блестящая металлическая крышка с небольшим, размером с маленькую таблетку, пазом для батарейки.

С трудом вынув батарейку — может быть, в ней все было дело? — я на всякий случай протер ее и снова поставил на место. Часы по-прежнему не работали. Тогда я снял и вторую крышку.

То, что было под ней, мне, конечно, ни о чем не говорило.

Какие-то маленькие незнакомые детали, кажется, их и называют интегральными схемами. Я долго всматривался в переплетение тончайших деталей, с отчаянием сознавая, что ничего не понимаю… Теперь трудно сказать, показалось мне тогда, или так и было на самом деле, один из крохотных проводков вроде бы немного отошел в сторону. Взяв тонкую иглу, осторожно, чтобы не задеть другие детали, я попытался вернуть его на место, и тут же рука вдруг дрогнула, и игла сорвалась, острие угодило прямо в хитросплетение деталей…, А дальше… дальше мне оставалось только убрать часы в стол.

Я понял, что теперь, должно быть, я испортил их совсем безнадежно. Быстро захлопнув крышки, я начал нажимать на кнопку и, конечно же, бесполезно. Вздохнув, я открыл ящик и засунул часы в самый дальний угол. И конечно, я даже не подозревал в тот момент, что уже стою на пороге невероятных событий.

Несколько дней я старался даже не вспоминать о часах. Но как-то вечером все-таки не выдержал и снова, надеясь на чудо, стал нажимать на кнопку. И вдруг чудо случилось — циферблат зажегся, и стало твориться что-то невероятное.

Сначала в бешеном темпе замелькали цифры — не только секунды, но даже цифры, показывающие годы. Потом ни с того ни с сего они сменились буквами. Затем опять пошли одни цифры. Чуть позже — какая-то совершенно непонятная смесь из букв и цифр. Потом появились почему-то одни семерки. Оторопев от неожиданности, в этот момент я отпустил кнопку, но семерки продолжали светиться и становились все ярче.

Так же неожиданно, как и появились, они исчезли. Потом циферблат вновь засветился. Сначала на циферблате по порядку промелькнули цифры от 0 до 9. Потом прошли буквы — весь алфавит, который завершился знаками препинания. Наконец циферблат снова погас, но я смотрел на него как завороженный: происходило то, чего быть не может.