Дик развел бурную деятельность по реабилитации своего приятеля. Он нанял самых дорогих и модных адвокатов. Снял иск предприятия к Смайлсу. Внес огромный залог, взяв его на поруки. В конце концов дело прикрыли, а вернее замяли, но работать здесь Рой уже не мог.

Через месяц, оставив квартиру невесте, он уехал в Египет в археологическую экспедицию знаменитого знатока древностей, профессора Эдвина.

Не прошло и года, как из Александрии прибыло скорбное сообщение: во время обвала свода одной из гробниц Рой Смайлс погиб, и указывалось место захоронения.

Минуло около двух лет.

Дик и Кристина объявили о своей помолвке в разделе светской хроники городской газеты — пожелтевшая вырезка прилагалась, — а ровно через год состоялось окончившееся таким невероятным конфузом бракосочетание.

Вот и все.

Материала было вроде бы и много, но никаких подходов или связей, зацепок или ниточек, ведущих к интересующему Грега делу, он пока не видел. Правда, оставался еще профессор Эдвин.

Том позвонил в бюро транспортного сервиса, заказал билет на ближайший самолет, заодно дал заявку забронировать одноместный номер с ванной в гостинице в Александрии и начал собираться в дорогу.

Грегу приходилось летать часто — в фирме незыблемо наблюдался девиз: самый большой капитал — время.

Реактивный лайнер плыл — или лучше висел — на высоте восьми тысяч метров.

Следовало торопиться, сегодня истекал уже пятый день расследования, а он прекрасно помнил: в активе осталось всего двое суток, поэтому, не заезжая в гостиницу, Грег направился к профессору домой. Ему было известно — ну как не вспомнить с благодарностью сервис-бюро! — Эдвин сейчас здесь и перед следующей экспедицией отдыхает.

— …Что же привело вас в такую даль? Уж не любовь ли к фараонам и археологии? Позволю также заметить: я не консультирую сыщиков, — мое амплуа Греция, Рим и Египет.

— Извините, профессор, но года три назад у вас в экспедиции работал некто по имени Роберт Смайлс.

— Никогда у меня не числилось такого сотрудника, — отрезал Эдвин.

— Этого не может быть — он погиб во время обвала при одной из раскопок. Припомните, пожалуйста.

— Если у меня не было такого субъекта, то, естественно, он не мог погибнуть.

— Одну минуточку. — Грег открыл портфель и вынул из, конверта фотографию. — Вам никогда не приходилось видеть раньше это лицо?

— Дайте взглянуть. — Эдвин взял снимок, пристально посмотрел на него и небрежно бросил на стол. — Не морочьте мне голову своим Робертом Смайлсом или как там его. Здесь изображен Чарльз Смит. Человек, которого к археологии нельзя подпускать на пушечный выстрел. Мы раскопали свод усыпальницы Рамзеса II, как предполагали, не разграбленной кочевниками. Его приставили на сортировку находок. Нашли тогда много интересного, представляющего исключительную научную ценность. И тут случилось: кто-то выломал алмазы из глаз статуэтки жены фараона.

— Вы говорите, у вас тоже пропали алмазы? — встрепенулся Грег.

— Почему «тоже»? Древние в глаза скульптур вставляли драгоценные камни. И мы обнаружили несколько таких изваяний. Правда, никто с точностью не мог сказать, украли алмазы или они вывалились сами. Но у четырех глаз не хватало, образно говоря — зрачков. Если вы намерены заподозрить в этом покойника, то зря. Его, насколько я знаю, интересовали в основном одежда и химия.

— Одежда? — Том даже подскочил.

— Да, именно она: одеяние мумий, материал пеленаний, покрывала и тому подобное. Над ними-то, мне думается, он и колдовал своими ядовитыми реактивами и склянками.

— А как же произошел обвал? — спросил профессора Грег. — Вы не можете рассказать поподробнее?

— Отчего же? Я это прекрасно помню. Меня разбудили под утро — всю ночь хлестал ливень — и сообщили: рухнул свод, ведущий в усыпальницу. Когда я пришел к месту обвала, там уже собрались все члены экспедиции, кроме Смита. Так мы впервые обнаружили, что его нет. Когда же убрали завал, нашли изуродованный труп человека, по одежде и цвету волос опознали в нем Чарльза. В его сумке лежало несколько писем с адресом какой-то женщины, ей-то мы и отправили извещение о его гибели.

— Вы не помните имя этой женщины?

— Нет.

— Не Кристина Хупер?

— Не берусь утверждать. У меня хорошая память только на лица…

— Вы не замечали за Смитом каких-нибудь отклонений от нормального поведения в людском, обывательском, что ли, понимании?

— Нет. К тому, что я уже сказал, добавить нечего. Всего доброго. — Эдвин пожал ему руку и проводил Тома до двери.

— Вы знаете, сейчас я припоминаю. — Он остановился на пороге и, прищурившись, покосился на Грега. — Год назад я приезжал в ваш город, и на 33-й улице мне показалось: в толпе мелькнул человек, исключительно похожий на Чарльза Смита. С уверенностью не скажу, был ли это сам покойник или его двойник, а может быть, и родственник.

В ушах все еще стоял надсадный гул турбин. Вероятно, от резкой перемены климата покалывало в висках, во рту сушило и горчило, словно он лизал пыльные полынные метелки.

Когда Том заявился в свою квартиру, он едва держался на ногах.

Том еле-еле добрел до кровати, непослушными, вялыми руками стянул одежду, не разбирая постели, свалился на покрывало и тотчас словно провалился в беспокойную глубину.

Однако когда он открыл глаза, то чувствовал себя почти бодрым. Было желание понежиться еще, но тотчас как током ударила мысль — время. Точно распрямившаяся пружина, он соскочил с кровати и побежал в ванную.

Грег прыгал под душем, когда услышал, как жалобно и тянуче заскрипела входная дверь. «Кто бы это мог быть? В такую рань. Хотя что я — уже полдень». Он быстро натянул трусы и, шлепая мокрыми ногами по полу, выскочил в коридор.

На пороге стояла улыбающаяся Джин. Увидев его, мокрого, с взлохмаченными волосами, небритого, с припухшими после сна глазами, она всплеснула руками.

— Да-а, — протянула она, вертя головой, — оставлять тебя одного нельзя — ты сразу дичаешь. Значит, ты так и не приступал к делам фирмы?

— Нет.

— А ведь еще до нашего отъезда накопилось много папок с цифрой 1. Ты не подумал, что клиенты могут поднять шум, а то и расторгнуть контракты?

— Нет, не подумал. Ты же понимаешь, дело идет о судьбе моего приемного отца.

— Понимаю. Но не следует забывать и о главном — о репутации конторы.

— Джин, дорогая, ну как ты не поймешь, мы можем потерять только часть доходов, а отец и его семья окажутся на грани нищеты, в безвыходном положении, они же и теперь по горло в долгах.

— Это, конечно, печально, ты поможешь им, но не забывай и о фирме, вот что я хотела сказать. Впрочем, хватит, завтра утром на свежую голову все обсудим.

Сквозь неплотно задернутые шторы, отбрасывая колеблющиеся тени через всю спальню, пробивалось солнце. Грег лежал, заложив руки за голову, и смотрел в потолок на люстру-фонарь.

В ванной комнате слышалось журчание воды и голос Джин, весело и фальшиво напевающей какой-то модный шлягер.

Закутанная в полосатую простыню, впорхнула Джин.

— Ты проснулся? Извини, родной, ты так хорошо спал, что я не хотела тебя будить. — Она присела на край кровати и, нагнувшись, поцеловала его в щеку.

Хлопнула дверь — Джин ушла. Грег поднялся и взглянул на телефон.

Том бросился к аппарату, сунул вилку в розетку и торопливо набрал номер квартиры Кребса. Ему ответил низкий мужской голос — он узнал комиссара Фокса.

— Мистер Фокс? — удивился Том.

В трубке помолчали, потом комиссар, чеканя слова, произнес:

— Сегодня ночью, мистер Грег, точнее в пять часов утра, инспектор Кребс покончил с собой…

В глазах Тома потемнело, горло перехватила спазма, трубка вывалилась из рук, ноги стали ватными, и он опустился на пол…

Грег сидел в машине, опустив голову на руль, и плакал, плакал горькими, безысходными слезами.

Затем поднял голову, достал из кармана платок и вытер глаза. Вместе с платком что-то, звякнув, упало на резиновый коврик. Том нагнулся и поднял серебряный доллар с тремя зарубками.