«О Боже! Алексей – убийца…» – пронеслось в ее растерянной голове.
– Решив скрыться бегством, он все подготовил. Но ему было бы грустно бежать в одиночестве. Лишиться столь многих развлечений! Он должен был как-то утешить себя. И вот тут вы пришлись кстати…
Маша смотрела на князя. Лицо ее попеременно то краснело, то бледнело. Глаза ее расширились, и она не сводила их с Никиты.
– Я нашел ваши письма у него. Он даже не потрудился их уничтожить. Теперь же не волнуйтесь. Я уничтожил их. Вам ничто не грозит… Итак, он решил взять вас с собой. Но так просто вы бы не поехали. В вас живы представления о чести, и это представляло определенные затруднения. С вами надо было венчаться. Но связывать себя семьей, словом перед Богом из-за минутной прихоти? О нет! Это не в характере Ловича! Он решил разыграть для вас венчание!
– Разыграть? – прошептала Маша.
– Да, милая Мария Михайловна, разыграть. Он нанял актера, которому заплатил за то, чтоб тот сыграл роль священника. Настоящего священника он также подкупил для того, чтоб тот освободил церковь и дал место для этого подлого «венчания». Этого балагана, фарса, призванного обесчестить вас! Вы не стали бы его женой, о нет. И узнали бы об этом слишком поздно! Быть может, в тот момент, когда бы вы были далеко от дома, он бросил бы вас, бежал за границу, как и намеревался сделать. Оставил бы вас, обесчещенную, без гроша за душой, в чужом городе… Вы были бы навсегда потеряны для общества, жизнь ваша была бы погублена навек!
Маша потерянно смотрела на него. И он все это знал! Неужели правда?
– Неужели правда? – произнесла она вслух.
– Увы, да, – ответил князь.
«Какой позор! Смерть была бы ее удел, свершись все так, как говорил князь, как придумал Алексей… Алексей! Как же он смеялся над ней, должно быть, когда читал ее глупые письма!»
На глазах девушки заблистали слезы.
«Я отдала себя в руки негодяя. Я достойна презрения! Как может Никита Александрович смотреть на меня и не ужасаться мне? Я преступница! Жизнь моя погублена, никто и никогда не захочет знаться со мной… И он – он меня тоже презирает!»
Маша посмотрела на князя и увидела его гневное лицо, лицо, которое она так не желала видеть! Человек, которого она любила, оказался подлецом, а другой, которого не желала видеть… Он был настоящим другом, он любил… Да-да! Любил! Он был прекрасен и благороден во всем, он не был убийцей в отличие от того, другого…
– Но все же он жив… – вдруг пробормотала она.
Он жив, а это значило… Это значило, что сидящий перед ней человек честен и чист перед Богом и людьми!
– Жив?! – изумленно повторил князь. – Так вот вы о чем?
«Она может его любить? Господи! – пронеслось у него в голове. – Я ничего не понимаю!»
– Прощайте же, Мария Михайловна. Я не могу более оставаться с вами… Вы думаете о другом! О негодяе, который хотел обесчестить вас и радуетесь тому, что он все же жив! Я… Я не знаю, что и сказать на это… Я не понимаю, и никогда не пойму вас, простите же меня!
С этими словами князь выбежал из комнаты. Сердце его разрывалось от любви и горя. Нет! Никогда он больше не вернется в этот дом! Никогда, никогда! Она… Как она больно ранила его, как…
Но что? Разве она клялась ему? Нет. Она не предавала. Она просто, просто…
Он уж стоял на крыльце и оставался только шаг, чтобы навсегда ему бежать из этого дома и никогда не возвращаться к ней!
– Предательница! – вдруг воскликнул он. – Предательница, предательница… – только и знал он что твердить это слово.
«Чем же она предала меня? Да тем, что не любит!» – вот он ответ. Она не любит его! Странным, непостижимым образом она любит того негодяя, но не его. И никогда не полюбит.
– О Господи! Да что это со мной? – пробормотал он. – Я потерял разум, я обезумел…
Он потянул рукой тугой галстук, чтобы ослабить его. Ему нечем было дышать. Он задыхался, захлебывался от несчастья, посетившего его. Он… Он плакал?… Нет, нет! Этого удовольствия он ей не доставит!
Он ушел! Ушел и больше не вернется! Все кончено!
Отчаяние, темное и глухое, охватило Машу. Боже, какое страдание! Он не простит ее! Не простит ее глупости, ее предательства, этих безумных слов, что вырвались у нее под конец! Он не понял, совсем не понял, чему она радовалась. Не тому, что тот негодяй остался жив, а тому, что он, Никита, не убийца! Он, полный всяческих совершенств, так сильно и искренне любящий ее – не преступник, не хладнокровный душегуб! Не то что тот, другой…
Маша вскочила, кинулась к двери, но тут остановилась, задрожала, руки ее бессильно упали.
– Нет, нет! – воскликнула она. – Все пропало, все погибло!
Только теперь, только теперь поняла она, что любит! Да, любит, лишившись всяческой надежды, любит человека, которого отвергала! И любила его всегда! Только его! И не может без него жить! А он… Он ее ненавидит, презирает, он ушел и больше не вернется!
– О-ох! – Маша зажала рот руками.
Рыдание рвалось из груди, отчаянное, несдерживаемое.
Вот она, глупость-то! То, о чем папенька говорил! От дури своей куда скроешься? Как жить-то теперь?
Маша упала на колени перед креслом и зарыдала, бессильно и отчаянно, уткнувшись головой в обивку.
Никита постоял немного на улице, пока холодный ветер не привел его в чувство. Надо было вернуться, одеться, прийти окончательно в себя и, должно быть, что-то сказать ее отцу…
Никита нехотя повернулся и вошел назад в дом. О не мог говорить, нет, не мог!
– Не буду я ни с кем объясняться, – пробормотал он.
И тут до его слуха донеслись рыдания. Несчастные, отчаянные… Это плакала она!
– Боже, что же она плачет? – прошептал он. – Зачем рвет мне сердце? Она же была так рада, так счастлива…
Но он уже не мог не вернуться, не зайти в ту комнату, в которой плакало любимое им и такое несчастное создание. Сердце его разрывалось от сочувствия и любви. Сначала он шел совсем медленно, после прибавил шагу и вот уже, не в силах сдерживаться, ворвался в комнату, где оставил ее.
Она сидела на полу и рыдала, опустив лицо в ладони.
– Милая, дорогая моя… – бросился он к ней. – Ну не плачьте, не плачьте! Вы погубите себя, вы погубите меня…
Князь подхватил ее в объятия и прижал к себе.
– Ну скажите, скажите же мне: что мне сделать? Как утешить вас? Машенька… Любимая моя…
– Вы… вы… – прошептала она. – Я люблю вас…
Он едва услышал эти слова. В его голове все смешалось, он будто оглох.
– Что? Что вы сказали? – переспросил он.
– Люблю… – прокричала Маша сквозь слезы и, вцепившись в него руками, спрятала лицо в складках его одежды.
Он крепко-крепко, еще крепче прижал ее к себе, и оба они замерли. Никита почувствовал, как она перестала плакать, как затихла.
– И я люблю. Всегда любил и буду любить… – прошептал он ей в макушку. – Как же я счастлив…
– И я… – послышалось ему.
– Господи! Благослови этот день… – только и смог выговорить он.
Эпилог
Свадьба была пышная и радостная. После всех переживаний молодые люди не скрывали своего счастья. Даже суровый в проявлении своих чувств Михаил Федорович прослезился на радостях. Любимое, хотя и непутевое, дитя его было нынче счастливо. Князь Никита не мог наглядеться на его Машеньку! А она под его взглядом вся лучилась от любви и счастья…
Глебов вспомнил день их окончательного объяснения, как он застал их обнимающимися на полу и как растерялся, не зная, что теперь и думать. Настолько все это противоречило правилам и приличиям! Впрочем, вся эта история противоречила правилам и приличиям.
Маша его, заплаканная и красная от слез, была тогда совершенно нехороша собой. Он бы и не взглянул на такую, но Никита Александрович, глядя на Машино лицо в тот день, не мог отвести от него глаз. Он был влюблен и счастлив тогда. Князь тут же объявил Глебову, что они окончательно объяснились и поженятся немедля! Как можно скорее! Маша, всхлипывавшая и отвернувшаяся от отца, сгорая перед ним со стыда, пробормотала, что это истинно так. И ждать она более тоже не желает!
