Питер Уокер, назначенный в свое время министром по делам Уэльса, согласился остаться на своем посту при условии, что ему будет предоставлена полная свобода действий, чтобы поднять эту самую отстающую часть королевства. Карт-бланш он получил и в своем деле преуспел так, что несколько лет спустя Уэльс стали называть «маленькой Японией Великобритании». Что касается молодого поколения, то есть шести новых членов кабинета, возглавляемых Джоном Мейджором, ставшим внезапно, в 36 лет, министром финансов, то они были приверженцами тэтчеризма из оппортунистических соображений. Они оценили по достоинству проведенные реформы, получали удовольствие от того, что восседали на правительственных скамьях, но они не знали героического тэтчеризма времен борьбы с инфляцией, сражения с аргентинцами или эпохи искоренения профсоюзного всемогущества. Короче говоря, это поколение было в правительстве прежде всего ради того, чтобы делать карьеру. В некотором роде долгая жизнь Маргарет Тэтчер в политике была для этих молодых людей своеобразной помехой, мешающей их продвижению вперед. И они сидели как бы в засаде, готовые скорее предать Маргарет, как только она оступится, нежели протянуть ей руку помощи.
Наконец, кабинет министров постоянно сотрясали кризисы, более или менее серьезные. Независимо от двух очень важных отставок — Найджела Лоусона в 1989 году и Джеффри Хау в 1990-м, — ускоривших падение Маргарет, правительство постоянно подвергалось перестановкам, каковых до ноября 1990 года было целых десять, что свидетельствует о разногласиях и напряженности на вершине государственной пирамиды. В октябре 1987 года правительство покинул Уилли Уайтлоу. Состарившийся и одряхлевший, он устал от постоянных смен направлений, совершаемых премьер-министром, чей компас, казалось, сошел с ума. Маргарет хотела всего и сразу, причем часто вещей противоположных. Он всегда был преданным «мальчиком, подбирающим мячи на теннисной площадке», который после обостренных перепалок между премьер-министром и членами кабинета умел примирить противостоявшие лагеря и возродить дух команды. Однажды Маргарет Тэтчер написала: «Каждый премьер-министр нуждается в своем Уилли». Она была права. Уход верного Уилли в отставку обозначил начало конца.
Уход Уилли был для Маргарет невыгоден и даже вреден по той причине, что с экономикой дела обстояли не лучшим образом, а отношения между домами 10 и 11 по Даунинг-стрит стали просто отвратительными.
Конец «чуда Лоусона»
В 1987 году британская экономика, казалось, обрела все краски. Рост превосходил 5 процентов, инфляция сократилась до 4 процентов, бюджет был профицитным, государственные расходы составляли 43 процента ВВП, безработица опустилась до 7 процентов среди активного населения. В 1989 году всё, казалось, изменилось: инфляция вновь достигла 9 процентов в год, рост остановился, уровень безработицы стабилизировался около 6 процентов[203]. Означает ли это, что экономическая политика Маргарет Тэтчер провалилась, что Англия вернулась к инфляционным ошибкам конца 1970-х? Конечно же нет! «Основы», как говорят экономисты, оставались здоровыми, а успехи политики Джона Мейджора и в особенности Тони Блэра станут тому блестящим доказательством.
Однако совершенно ясно, что третий срок правления Маргарет — это неудача, вызревшая на фоне инфляции. Маргарет сама это признает в мемуарах: «Я никогда не думала, что мне вновь придется увидеть цифры, которые я видела в то время, когда только пришла на Даунинг-стрит».
Но стоит ли это вменять в вину Маргарет, считая это только ее ошибкой? Не совсем так! В мемуарах она частично возлагает вину на своего канцлера Казначейства, Найджела Лоусона, который «с марта 1987 года начал проводить другую политику, отличную от моей, отличную от той, которую одобрило правительство, отличную от той, которую правительство публично взялось проводить». Маргарет утверждает, что она обнаружила эти отклонения только в ноябре 1987 года в связи с интервью, данным «Файнэншл таймс». Учитывая, что обычно существуют «ножницы» примерно в полтора-два года между началом проведения ошибочной денежной политики и тем моментом, когда ее ошибочность скажется на инфляции, можно считать вполне нормальным, что ее последствия проявились в цифрах 1989 года. Можно ли верить тому, что Маргарет абсолютно ничего не знала о том, что происходило? Найджел Лоусон защищается в книге «Взгляд из дома № 11 по Даунинг-стрит»: «Говорить о том, что она могла не знать о происходящем, — это оскорблять и ее и меня в равной мере». Со своей стороны Вудро Уайет, один из членов личной канцелярии премьер-министра, пишет в дневнике следующее: «Маргарет подчинялась своему канцлеру Казначейства, который гораздо лучше разбирался в сфере финансов и в счетах, чем она <…>. Он никогда не сомневался в самом себе». Кроме того, он страдал манией секретности до такой степени, что запрещал высшим чиновникам министерства финансов напрямую общаться с обитателями дома 10 по Даунинг-стрит. Мэгги рассказывает в мемуарах, что вынуждена была направить в дом 11 по Даунинг-стрит настоящих шпионов, чтобы заранее узнать, каков будет проект бюджета, составленный в ее собственном министерстве финансов. Лоусон сообщил ей о проекте бюджета только в конце января на «ритуальном обеде», а до этого вся информация была закрыта, и это для премьер-министра! Легко себе представить, какова тогда была общая атмосфера: ложная информация, слухи, урезанные бюджеты, фальсифицированные цифры. Маргарет пишет: «Мы с Найджелом не разделяли общности взглядов, а также между нами не было доверия, которое должно существовать между министром финансов и премьер-министром». Это самое меньшее, что можно сказать…
В то же время Маргарет откровенно восхищалась достижениями Найджела в налоговой сфере, ведь в бюджете на 1987 год он сумел снизить с 60 до 40 процентов предельную ставку налогообложения физических лиц. По сему поводу Маргарет сказала в палате общин: «Это замечательный бюджет. Это — эпитафия социализма». Добавим, что Сити и Флит-стрит, а также и весь «экономический мир» безгранично восхищались этим «канцлером-чудотворцем». Возможно, истинное положение дел находится между версией Найджела и версией Мэгги. Маргарет знала, каковы главные направления движения, но не имела теоретических орудий, чтобы им противостоять, тем более что ее «экономические менторы» Кит Джозеф и Алан Уолтерс сохраняли дистанцию по отношению к политике повседневности. В чем можно быть совершенно уверенным, так это в том, что Маргарет ничего не знала о деталях ежедневной деятельности министерства финансов. Если бы она об этом знала, то, вполне вероятно, положила бы этому конец. Но она была премьер-министром и несла ответственность за всё правительство, а потому не могла переложить полностью на своего канцлера Казначейства ошибки и заблуждения монетаристской денежной политики.
Их расхождения сосредоточились на подходе к вопросу о европейской валюте, особенно на вопросе о вхождении фунта стерлингов в валютную систему Европы, систему достаточно жестких паритетов, которые по замыслу инициаторов этой системы, в частности Жака Делора, должны были привести к созданию Европейского экономического и валютного союза с единой европейской валютой. В 1985 году Маргарет Тэтчер, вопреки мнению Найджела Лоусона и Джеффри Хау, отказалась от того, чтобы фунт стерлингов вошел в эту систему, так как экономическое положение, по ее мнению, было не очень устойчивым. Если же говорить прямо, более всего она опасалась, как бы всё это не привело к созданию единой валюты, современного евро, чего она не хотела ни за что. Для нее фунт стерлингов был частью национального наследия, как королева, Вестминстер, статуя Нельсона на Трафальгарской площади… Джеффри Хау уговорил Маргарет, чтобы она не закрывала дверь полностью, она согласилась на это, объявив, что Великобритания присоединится к системе, «когда будут созданы соответствующие условия», то есть, по ее разумению, никогда. Очевидно, Найджел Лоусон хотел поторопить Маргарет и даже принудить ее к действиям, доказав ей, что твердые паритеты были вполне реальны. Для этого нужно было, чтобы фунт стерлингов «приклеился» к самой сильной валюте Европы, к немецкой марке. В 1986 году по валютному курсу за один фунт давали три марки. Найджел Лоусон тогда принял решение сделать все возможное, чтобы соотношение оставалось таким же, не позволяя рынку сыграть свою роль регулятора. Он обратился к Английскому банку с просьбой вмешиваться в процесс, покупая или продавая валюту, чтобы сохранить этот паритет. «Так, — по словам Маргарет, — курс обмена валюты стал сам по себе целью, а не просто индикатором денежной политики, одним из многих показателей, и потому вся монетаристская логика была предана забвению».
